Ханс Краузе - Тайна пишущей машинки
И учительница отправилась на улицу Петермана. Она дважды пыталась повернуть обратно, пока шла туда.
«Ты поступаешь глупо, — думала она, — не будь смешной, ты ведь взрослый человек! Не связывайся с этим делом!» Но каждый раз она вспоминала о бабушке Редлих. Как часто такие одинокие старые люди становятся жертвами мошенников, разыгрывающих из себя добропорядочных благодетелей.
Улица Петермана, 12. Четырехэтажный доходный дом. Шикеданц живет на последнем этаже, под самой крышей. У госпожи Хольведе сильно билось сердце, и это было вызвано не только тем, что ей пришлось преодолеть около шести десятков лестничных ступеней.
Энегльберт Шикеданц, мужчина пятидесяти четырех лет, с видной фигурой и моложавым круглым лицом, был галантен. Особенно в отношении приятных женщин моложе сорока, таких, как классная руководительница 5 — го «А». Он не предложил госпоже Хольведе обыкновенный скромный стул. Нет, он заставил ее сесть в роскошное кресло.
— Я рад, что вы посетили меня, — сказал Шикеданц медовым голосом проповедника. И на самом деле его радовала возможность продать в скором времени участок земли. Разумеется, за достойную цену. Ему срочно требовались деньги. Недавно он крупно проиграл на скачках. И задолжал сумму, превышавшую его месячное жалованье. Счастье, которое прежде улыбалось Шикеданцу, несколько месяцев назад оставило его. В итоге он поиздержался. И очень сильно. Пришлось занять деньги у коллег и знакомых.
Долги росли, как снежный ком, а заимодавцы теряли терпение, предупреждали, угрожали…
— Мой участок просто идеален для постройки дома, — цветисто расхваливал его Шикеданц. — Вы будете в восхищении. Ни намека на пустошь, без зарослей крапивы, ухоженная земля. И расположение прекрасное — прямо на городской окраине, рядом с лесом. Тишина, чистый воздух, нет автомобильного движения. Можно сказать, сельская идиллия в округе. Но дорога по Березовому проезду асфальтирована.
— О, Березовый проезд мне хорошо известен, — заметила госпожа Хольведе. Она вовремя спохватилась, чтобы не выдать своего удивления. Ведь земельные участки там только по одной стороне проезда. Кроме владения бабушки Редлих, на всех остальных были возведены добротные одно—двухэтажные коттеджи. И какого—либо пустыря там не было.
Учительница стала догадываться.
— Ваш участок совершенно пуст? — осведомилась она.
— Конечно, — дал волю своему хорошо подвешенному языку Шикеданц. — То есть сейчас там есть домик. Да что там домик — слишком громко сказано. Точнее — сколоченная из досок конура. До сих пор в ней жила старая женщина, которая в данный момент находится в больнице. После выздоровления она переедет в дом для престарелых. Я об этом побеспокоился и доказал в отделах здравоохранения и социального обеспечения, что такого старого человека ни дня нельзя оставлять одного в этой конуре. Власти в принципе согласны, но, как водится, бюрократы тянут время. Я их предупредил, что нужно торопиться, иначе я пожалуюсь бургомистру.
Чтобы не выдать своего волнения, госпожа Хольведе сильно сжала кулаки. Она призвала себя к спокойствию, и ей удалось сохранить маску дружелюбия на лице.
— Ваш участок — определенно то, что мне нужно, — заверила учительница. — Я должна обязательно посмотреть его. Скажите, пожалуйста, под каким номером он значится?
— Под восемнадцатым, — ответил Шикеданц. — Березовый проезд, 18. Калитка в изгороди не запирается. Вы можете побывать там в любое время. А сейчас я буду счастлив, если вы разрешите мне угостить вас рюмкой коньяка. Чтобы сделка была успешной, ее надо обмыть.
И не дожидаясь согласия госпожи Хольведе, он поспешил по коридору на кухню за бутылкой. Но рюмки, стоявшие в посудном шкафу, оказались плохо вымытыми. И Шикеданц задержался, чтобы привести их в порядок.
Госпожа Хольведе внимательно осмотрелась. И тут она увидела пишущую машинку, которая стояла на письменном столе у окна. Старая портативная модель, выпущенная в 1912 году. Под валиком торчал лист бумаги — начало какого—то письма.
Учительница вспомнила о пляшущей литере «е». Любопытство подняло ее из кресла и заставило на цыпочках потихоньку проскользнуть к столу. Достаточно было одного взгляда на текст — и она убедилась: буква «е» везде выпадала из строки.
«Вот оно, — подумала госпожа Хольведе, — вот оно…»
Шикеданц вошел с подносом, на котором стояли бутылка и две рюмки. Официант из него был, конечно, никудышный, и ему пришлось медленно балансировать по коридору, прежде чем он добрался до комнаты. Госпожа Хольведе устремилась к креслу, она спешила и, когда садилась, задела низкий журнальный столик, на котором стояла ваза с цветами. Та опрокинулась, пролилась вода. Какой конфуз!
— Ой, извините меня, пожалуйста! Я только хотела поудобнее вытянуть ноги.
Госпожа Хольведе покраснела, как напроказившая маленькая школьница.
— Ничего, ничего, несколько пролитых капель воды не стоят такого внимания, — успокоил ее Шикеданц. Он принес из кухни сухую тряпку — светло—коричневый лоскут искусственного шелка в красную и зеленую клетку.
— Видите, кусок старой занавески как нельзя лучше подходит для этой цели, — болтал он, протирая полированную крышку столика.
Госпожа Хольведе встала и распрощалась. Она решила покинуть Шикеданца совершенно неожиданно. Это был какой—то порыв души. Распивать с подлецом коньяк и при этом желать ему здоровья было выше ее сил. Актерского мастерства у нее на это явно не хватило бы.
— Мне нужно идти, я опаздываю, — сказала учительница. — Я дам о себе знать.
С этими словами она быстро прошла к двери и сбежала по лестнице.
«Что—то должно случиться, — стучало у нее в голове, — черт бы побрал этого мошенника…»
Но на черта трудно полагаться. Госпожа Хольведе знала человека, в компетенцию которого входили подобные случаи. И она решила сегодня же рассказать ему об истории с Шикеданцем. Со всеми подробностями. Историю отъявленного мошенника, который решил обманом обобрать у старой женщины ее земельное владение, пообещав ей часть дома, который он построит на этом месте. В действительности он собрался отправить ее на богадельню, а участок продать за хорошую цену и положить деньги в карман. Хитрая бестия, но на этот раз у него ничего не выйдет, она выведет этого господина на чистую воду!
И надо отдать должное ребятам из 5 — го «А». Ведь это они фактически докопались до сути дела и разоблачили мошенника. А она, признаться, приняла поначалу все, что они ей рассказывали о Шикеданце, за детские фантазии.
С такими мыслями госпожа Хольведе отыскала дом, где жил знакомый прокурор. Однажды он сказал ей, что в случае чего она может обращаться к нему в любое время. Как говорится, даже ночью. Сейчас именно такой случай: нельзя терять ни минуты.
Учительница застала прокурора за ужином. Он встретил ее приветливо.
— Дело, несомненно, представляет для нас интерес, — сказал страж закона, выслушав госпожу Хольведе.
— Теперь я жду от вас все подробности, которые узнали вы и ваши ученики. Любая деталь может оказаться очень важной.
Отрывной календарь, висевший в простенке между классной доской и шкафом в 5 — м «А», стал тоньше на несколько листков, пока в один прекрасный день не поступило известие: «Сегодня бабушка Редлих возвращается из больницы домой».
Прокуратура приостановила намеченное Шикеданцем водворение госпожи Редлих в дом для престарелых. Все ребята хотели, чтобы их освободили от занятий для участия в торжественной встрече бабушки Редлих, когда ты выйдет у своего участка из машины. Наверное, она и не узнает его: настолько прилежно потрудились тут ребята, прихорашивая домик и буквально каждый метр владения. Но только Хеди Зивальд и Лутц Хартвиг удостоились такой чести. И то лишь потому, что им госпожа Редлих, уезжая в больницу, доверила ключи от дома.
Анналуиза Редлих, хозяйка участка, прибыла домой около полудня. В больнице ее кожа стала еще бледнее, но держалась старушка гораздо бодрее, чем прежде. И нога, спасибо врачам и сестрам, почти не болела. Водитель, который помогал бабушке Редлих выйти из автомобиля, хотел было взять ее под руку и довести до домика. Но получил решительный отказ.
— Нет, нет, — выпрямилась старая женщина, — я дойду сама. В больнице мне стало лучше.
Она сердечно поздоровалась с детьми и медленно вошла в сад. Глаза ее уже были не так остры, чтобы она смогла сразу заметить, какие изменения произошли на подворье. Лишь постепенно, так сказать, шаг за шагом осваивала она окружающее. Она восхищалась и восклицала — для бабушки Редлих путь от ворот до домика стал буквально дорогой открытий. Везде, пока она отсутствовала, потрудились прилежные и старательные руки.
— Дети, дети, чем я вам смогу отплатить, как я отвечу на это добро? — шептала бабушка Редлих. — Чем я заслужила такую помощь и заботу?
