Николай Киселев-Громов - С.Л.О.Н. Соловецкий лес особого назначения
У входа в 13-ю роту, справа и слева, стоят громадные деревянные ушаты высотою в метра полтора, заменяющие уборную. Заключенный, желающий оправиться, должен об этом заявить дневальному, тот доложит дежурному по роте, а дежурный по роте разрешит итти в «уборную» тогда, когда наберется целая партия желающих. Дневальный ведет их к ушатам и ставит в очередь. Чтобы оправиться, заключенный должен влесть на высокий ушат с положенной на него поперек доской, где он будет оправлять свою нужду на глазах у всех стоящих внизу, выслушивая: «А ну-ка ты, гнилой профессор! Защитник царя — батюшки! Слезай с кадушки пулей! Довольно! Засиделся!» и т. д.
Чтобы вынести такие ушаты, наполненные нечистотами, два человека продевают палку в ушки его и несут на плечах в «центроуборную». Несущие должны спускаться около 100 метров по ступеням собора. Чернявский заставлял (обязательно священников, монахов, ксендзов и наиболее чисто одетых или отличающихся своими манерами интеллигентов) выносить их по несколько раз в день. При этом, чтобы поиздеваться над «барами» и «длинногривыми», он заставлял уголовных преступников толкнуть наполненный до краев ушат, чтобы содержимое расплескалось и попало на впереди идущего; или же учил сбить с ног переднего или заднего из идущих, чтобы потом заставить интеллигентов и священников вытирать пролитое тряпками. Один из таких интеллигентов написал и ухитрился передать начальнику лагерей Эйхмонсу рапорт об этом. В результате, жаловавшийся был отправлен на штрафную командировку «Овсянка» на «загиб».
Словесно ИСО приказывало Чернявскому размещать всех священников, ксендзов, раввинов на нарах, устроенных в бывшем алтаре, — пусть они втихую Богу молятся, - хохотали чекисты. А вместе с духовными лицами ИСО приказывало Чернявскому помещать в алтаре десятка два отпетой «шпаны». Если в 13-й роте таких не оказывалось, то ИСО присылало их специально для этой цели из других рот. «Шпана» это ходила обыкновенно раздетой — в одних кальсонах, только рубашке, а иногда и буквально голыми. Чернявский подстрекал их «банить» по ночам, священников, красть у них вещи, ругаться при них в «Бога» и вообще всячески издеваться над ними. Если кто-нибудь из священников осмеливался жаловаться на них Чернявскому, последний отправлял жалобщика в карцер, а официально писал в рапорте, что такой-то «длинногривый» посажен в карцер за «стукачество» или за «будирование масс».
Беспрерывный в течении круглых суток гам и шум в огромном гулком здании, кощунственная отвратительная ругань, мордобитие, грязь, недоедание, непривычная и непосильная работа, а главное, невыносимые моральные условия, являются причиной многочисленных случаев сумасшествия и самоубийств в 13-й роте.
В 13-ой роте новые заключенные находятся месяца два—три. Затем опасные каэры переводятся в 14-ую роту и в ней находятся годы.
14 Рота. Она помещается в другом бывшем соборе, метрах в ста от 13-й роты, называется «запретной» и служит местом постоянного пребывания заключенных, способных по мнению ИСО к побегу. Главный контингент ее составляют интеллигенты и лица духовного звания; кроме того в ней, в течение нескольких лет, было много туркмен и киргизов. Командиром роты в мое время был некто Сахаров, Владимир Алексеевич, — сам из «каэров», бывший офицер.
Заключенные 14 роты находятся под непрерывным и неослабным надзором командира роты и командиров взводов. Даже в «центроуборную» их водят под конвоем. Они не имеют права выходить на работы вне стен Кремля и работают на самых тяжелых и грязных работах. Из наиболее интеллигентных заключенных 14 роты в 1929 году был организован ассенизационный обоз.
В мое время в этой роте находилось человек 250 туркмен, но думаю, что теперь уже ни одного из них в живых не осталось: туркмены не выносят соловецкого климата и за время моего пребывания в СЛОНе не было дня, чтобы не умирало двух-трех туркмен. Сосланы щи были по обвинению в басмачестве, или как «баи», т. е. богачи и «кулаки». Вспоминается еще один монах, очень старый, лет 85-ти (может быть и старше), весь седой и совершенно слепой. Другой, такой же старый, но зрячий монах водил его, под конвоем дневального, в «центроуборную». Сослан он был на 10 лет за «антисоветскую агитацию», выражавшуюся в том, что живя где-то в глухой провинции, он деятельно проповедывал учение Христа.
В 1929 году всем священникам 14-й роты через командира роты Сахарова было предложено остричься и снять рясы. Многие отказались сделать это и они были отправлены на штрафные командировки. Там чекисты с мордобитием и кощунственной бранью остригли их насильно и наголо, — сняли с них рясы, одели в самую грязную и рваную одежду и отправили на лесные работы. Польских ксендзов тоже переодели в такую одежду и отправили в лес. Вообще, надо сказать, что польским гражданам в СЛОНе достается больше, чем лицам других национальностей. При малейшем политическом осложнении с Польшей, их сейчас же начинают всячески прижимать: они идут в карцеры или на штрафные командировки, где надзиратели быстро доводят их до «загиба».
Карцер и глиномялка. Соловецкий карцер находится в Кремле, рядом с южными кремлевскими воротами. Он причислен к 11 роте, именующейся «ротой отрицательного поведения». Ее командиром был одно время Воинов и он, как никто до и после него, издевался над сидящими в карцере,
По СЛОНовским порядкам, как только заведующий карцером появлялся на пороге, полагается подавать команду». «Карцер, смирно! Встать!» Заключенные, раздетые до белья и ослабевшие (они получают в карцере только 300 грамм хлеба в сутки, а горячую пищу только два раза в неделю) лежат на цементном полу. Если кто-либо из них не сразу проснулся или просто не успел достаточно быстро вскочить и стать в строй, Воинов поднимал их яростными пинками ноги, а потом в наказание обязательно отправлял в глиномялку или вонючую уборную. О глиномялке скажем ниже, а в уборной Воинов заставлял его нагнуться, засунуть голову в дыру над ямой и так стоять несколько часов. Бывали случаи, что заключенные при этом лишались сознания с застрявшей в дыре головой. Помню случай: в карцере сидел заключенный Корнеенко, украинец. Посажен был за неоднократное невыполнение урока. Корнеенко настолько изголодался (и до карцера и в карцере), что решил из карцера бежать, чтобы достать у своих знакомых «хоть кусочек», как он говорил, хлеба. Когда из карцера выпустили его оправиться, он спрыгнул в яму, очутился по пояс в нечистотах, но все таки из ямы выбрался благополучно. Кое-как очистив себя, он пошел по темным местам доставать хлеб. Но не успел дойти до своих знакомых, как выводной чекист Брук задержал его и доставил обратно в карцер. Воинов велел ему раздеться до нага и поставил его в глиномялку. В глиномялке оказалось ведро для доставания воды для глины из Святого озера (теперь оно называется «Трудовое» озеро); Корниенко снял с него веревку и повесился на крюке в стене. Так его и нашли — висящего над глиной, совершенно голым, с приставшей к худым ногам глиной.
Я пришел однажды в соловецкий карцер, желая лично видеть условия, в которых там содержатся заключенные. Чтобы не всполошить заключенных зычной командой дежурного: «Карцер, смирно. Встать.» я вызвал дежурного по карцеру наружу и сказал ему, чтобы он никаких команд не подавал. Войдя затем в коридор карцера я открыл потихоньку «волчек» в двери и начал наблюдать.
В карцере, рассчитанном максимум на 30 человек, их находилось не менее 80. Все они лежали вповалку на холодном цементном полу, тесно прижавшись друг к другу. Там лежали крестьяне, каэры, беспризорные и два старых священника. Все они были полуголые — одежда с сажаемых в карцер всегда снимается; собственная возвращается по выходе из карцера, а казенная отнимается совсем и заключенный, не имеющий собственной одежды, выходит из карцера в одном белье даже на мороз.
Как раз в это время им принесли обед — пшенную кашу в грязном деревянном ушате. Староста камеры велел всем стать в очередь и начал раздавать ее. У большей части заключенных не во что было ее брать и они получали ее в пригоршни, в подолы грязных и вшивых рубашек, в засаленные шапки. Когда «обед» был роздан, вокруг ушата на полу образовалось кольцо просыпанной каши и, когда ушат вынесли, заключенные — поистине как шакалы! — бросились собирать ее руками с пола и вместе с грязью быстро запихивать себе в рот. Староста камеры, сам заключенный, принялся «наводить порядок», разгоняя коленкой, кулаком, ногой. Поднялся шум. Его услышал Воинов, открыл дверь карцера, влетел тогда и начал избивать всех, виновных и невиновных, плетью, висевшею у него всегда у пояса. Потом, по указанию старосты камеры, выделил пять «особенно виновных» и поставил их в глиномялку.
Глиномялка является как бы отделением карцера. Она представляет собой абсолютно темный и сырой подвал, вырытый под южной стеной Кремля. На дне ее лежит полуметровый слой глины, которую заключенные месят ногами для строительных работ. Зимой глина замерзает; тогда на нее ставят маленькие железные печки, оттаивают и заставляют заключенных месить... С попадающих в глиномялку снимают буквально все и совершенно голые — зимой и летом — они по несколько часов стоят в мокрой глине по колени... Глиномялка законно пользуется широкой и страшной славой в Соловках. С ней конкурирует только «Овсянка», а превосходит ее только слава «Секирки».
