Андреас Штайнхёфель - Рико, Оскар и тени темнее темного
— Ах, правда? — сказал Кизлинг. — Ну тогда добро пожаловать в клуб.
— Это ведь не так уж и плохо, правда?
— Я ничего такого и не говорил.
— Но зато память у меня просто исключительная!
— Ладно, ладно!
Он поднял обе руки, как будто я грозил ему пистолетом.
— Извини, если я тебя чем-то обидел. Короче, как называется эта школа?
Я откинулся назад на сиденье.
— Забыл.
Кизлинг нетерпеливо вздохнул.
— Послушай, малыш, так у нас ничего не выйдет! В Темпельхофе бог знает сколько начальных школ, я вряд ли смогу их все с тобой объехать.
Я только шмыгнул носом.
Кизлинг закатил глаза.
— Ну ладно, слушай сюда. Мимо одной школы я всегда проезжаю, она как раз по дороге. Там я тебя высажу. А уж дальше тебе придется справляться самому. Я не могу из-за тебя опаздывать на работу.
Я открыл рот, чтобы ответить.
— Не обсуждается!
Кизлинг вставил ключ в замок зажигания и пробормотал почти неслышно:
— В понедельник и так уже хватило стресса из-за отгула после обеда.
— Почему? — спросил я с интересом. Как раз в понедельник я видел Кизлинга вместе с Бюлем и Марраком на лестничной клетке.
— Это маленьких мальчиков не касается.
— Почему?
— Потому что это связано с большими мальчиками.
Ну, нет так нет! Пусть только не воображает, что я никогда не видел, как мужчины обнимаются и лижутся и все такое. Я обиженно вжался поглубже в сиденье.
— Мы сейчас поедем?
— Как только ты пристегнешься, шеф.
Кизлинг надвинул солнечные очки на глаза и повернул ключ зажигания.
— И обещай мне, ради бога, что по дороге ты не будешь непрерывно верещать.
* * *Мне страшно и ужасно повезло, что школа, перед которой Кизлинг меня высадил, оказалась той самой. Кто знает, как бы все обернулось, если бы поиски не удались с первой попытки. Я сразу узнал школьное здание из красного кирпича и разукрашенные окна, и даже лошадку-качалку на игровой площадке нашел.
Позади меня Кизлинг как следует газанул и уехал — только шины взвизгнули. Я глянул ему вслед. Поездка на «порше» — это просто улет! Такое ощущение, что не едешь, а паришь над землей. Мотор мурлыкал, как довольная кошка, и Кизлингу почти не надо было крутить руль. Ладно, это из-за того, что сначала мы довольно долго ехали прямо, только один раз повернули на перекрестке, а потом целую вечность снова ехали прямо. Но все равно было классно! У каждого светофора Кизлинг нетерпеливо нажимал на педаль газа. Тогда мотор взревывал, и все на нас смотрели. Здоровско!
Только под конец стало трудно: немного проехать по одной улице, потом немного по следующей, еще больше перекрестков, еще больше светофоров, а лотерейные шарики у меня в голове начали хором выстукивать: Ты никогда не найдешь дорогу домой, ты никогда не найдешь дорогу домой…
А вот посмотрим!
Я огляделся. Обсаженная зелеными кустами площадка для игр перед школой была пуста. В половине десятого утра на нее практически никто не приходит, но я был к этому готов. И приперся сюда не сдуру. Чем дольше я тут пробуду, тем больше вероятность встретить того, кто мог бы мне помочь: какого-нибудь ребенка, который тоже ходит в эту школу и знает Софию — знаменитую девочку, которую похитили.
Я походил немного по площадке. Сиденья качелей мокро поблескивали. Песок в песочницах был темно-серый и липкий. На перекладинах лестниц для лазания всюду висели толстые капли. Немного в стороне, у дорожки, ведущей к зданию школы, стояла скамейка. На ее спинке сидели два мальчика. У одного на голове был ежик белокурых волос, а ростом он был примерно как Оскар. У другого волосы были темные, непричесанные, ростом он был повыше меня. Он что-то убедительно внушал «ежику». Наверно, он привык общаться с детьми помладше, подумал я, и не двинет мне тут же в нос, если тот ему вдруг чем-то не понравится.
Я не спеша побрел к ним. Высокий был так увлечен своей речью, что заметил меня, только когда я уже подошел к ним на два метра. Малыш все это время наблюдал за мной. Лицо у него было неподвижно, и он не сделал ничего, чтобы обратить внимание высокого на меня.
— Что? — сказал высокий, когда я оказался перед ними. Он смотрел не зло и не враждебно. Скорее раздраженно, потому что мое появление его отвлекло.
— Вы тут живете? — спросил я его.
— Почему ты спрашиваешь?
— Я ищу кое-кого, кто живет здесь поблизости.
Это было только предположение, но большинство детей живет недалеко от школы. София наверняка сидела сейчас у себя в комнате, только одним кварталом дальше, и разбирала свои пестрые футболки.
Высокий не ответил.
— Ее зовут София, и она ходит в эту школу, — продолжал я настойчиво. — Я не знаю ее фамилию. Она — девочка, которую похищал АЛЬДИ-похититель.
Он только кивнул, как будто его каждый день спрашивали о Софии.
— А если я знаю, где она живет?
— Тогда ты можешь мне сказать.
— Ты даже не представился.
— Меня зовут Рико.
— Феликс.
— Нет, Рико.
Он что, плохо слышит?
— Я — Феликс. В общем, чего ты хочешь от Софии?
— Она — моя подруга.
— Ты не знаешь ее фамилию и не знаешь, где она живет? — Он тихонько рассмеялся. — Странная подруга. Странный друг.
— Я не могу запоминать адреса и всякое такое. Я необычно одаренный.
Феликс прищурил глаза. Это слово он не понял. Через секунду борьба с самим собой завершилась, и я выговорил ненавистное другое слово:
— Неполноценный. Но только в голове и только иногда, — быстро добавил я.
Белокурый ежик рассматривал меня, не отводя глаз и не издавая ни единого звука. Возможно, он даже не дышал. У него были голубые, немного водянистые глаза, похожие на ванну для купания божьих коровок. От него веяло чем-то жутковатым.
— Ладно, предположим, ты действительно немножко чокнутый, — сказал Феликс. — Тогда с чего это я должен вести тебя к Софии?
— Так ты знаешь, где она живет?
— Я хожу с ее братом в один класс. Полный идиот.
Он немножко подумал.
— Наверно, полным идиотом становишься автоматически, если приходится жить в одной комнате с младшей сестрой. Я бы точно свихнулся. Но, может, Тобиас просто необычно одаренный.
— Кто это — Тобиас?
— Брат Софии, тормоз несчастный!
Нет, ну вообще! Сначала Кизлинг, а теперь еще и Феликс. Во второй раз за это утро мне пришлось проглотить обиду, чтобы дело двигалось вперед. Если я когда-нибудь снова увижу Оскара, он будет мне должен много больше, чем одну прогулку вдоль Ландверканала с последующим поеданием мороженого, это уж точно.
— Пришел бы ты на пять минут раньше — как раз пересекся бы с Тобиасом. Мать послала его за покупками.
Феликс тихо хихикнул и махнул рукой через плечо.
— Туда, в АЛЬДИ.
— Просто я хочу Софию кое о чем спросить, — сказал я.
— О чем?
Феликс не поведет меня к ней, если я ему не расскажу. Он так не сказал, но это можно было понять по его лицу.
Я глубоко вдохнул.
— Мальчик, которого похитили вчера…
— Что с ним?
— София его знает. И я подумал, я спрошу ее…
— Не пустила ли она его по следу Мистера 2000? Ну ты даешь, парень!
Феликс громко засмеялся, в восторге от своей дурацкой идеи. Потом снова стал серьезным.
— И что ты хочешь от нее услышать? Про то, о чем она умолчала в полиции?
— Что-то в этом роде, — пробормотал я.
— Потому что ребенку она доверится скорее, чем взрослому?
Я кивнул. Мне пришло это в голову, и то же самое должно было прийти в голову и Оскару.
— Ну ладно.
Феликс неожиданно спрыгнул со скамейки. Ежик сделал то же самое.
— Ты, конечно, понимаешь, с кем хочешь померяться силами, а? — сказал Феликс, когда мы уходили с игровой площадки. — С Мистером 2000 лично, самым ловким похитителем всех времен! Если он тебя поймает, то сначала отрежет тебе уши.
— Кто это сказал?
— Я сказал. Сначала всегда отрезают уши.
— Я этого не знал.
— Потом пальцы! А потом, если он все еще не получит бабки, — и всю руку. Другую он на время оставит, чтоб тебе было чем написать жалобное письмо родителям, соображаешь? Так что следующее, за что он примется, — это ноги.
— Тебе не кажется, что это уже чересчур?
Феликс помотал головой, и его темные волосы перепутались еще больше.
— Я хочу стать писателем. Писатели всегда преувеличивают, ты что, не знаешь?
— Я читаю только комиксы.
— А уж в них-то как преувеличивают — будь здоров!
Поспевать за Феликсом было трудно. Он делал ужасно большие шаги.
— А что ты уже написал?
— Много всего.
— Хорошо получается?
— Спроси об этом Свена.
— Кто это — Свен?
— Ну кто-кто?
Ежик так и не издал ни единого звука. Ему приходилось делать вдвое больше шагов, чем Феликсу, но он трусил рядом с ним, будто привязанный невидимым канатом.