Миклош Ронасеги - Сорванцы
Терчи погладила Кроху по голове, шепнула ему что-то ласковое, поднялась, взялась за ручку коляски и тут услышала тихое рычание.
В дверях стояла собака и глухо ворчала.
— Ах, это ты, злюка! Значит, дружбе конец? — покачала головой девочка.
Теперь она ни капельки не боялась пса. Только не знала, как с ним расстаться. След не выпустит ребенка из квартиры, это ясно. А почему? Может, он все-таки знает Кроху? И эта квартира — дом мальчика?
Терчи заволновалась: слишком много загадок. Еще несколько секунд назад все казалось таким очевидным, а теперь опять запуталось.
В этот момент дядюшка Хайду вдруг громко забормотал во сне:
— Ну, хорошо, хорошо, сейчас пойдем гулять!
Еще одно волшебное слово для собаки. Здесь уж ничто ее не удержит. Самые умные псы забывают обо всем на свете, услышав заветное слово «гулять»!
Собака стрелой метнулась в прихожую и вернулась с поводком в зубах. Терчи пожала плечами: ну и денек выдался! То пришлось заботиться о малыше, теперь, видно, настал черед для прогулки с собакой.
Девочка застегнула ошейник на Следе, одной рукой взяла поводок, другой ухватилась за коляску и направилась к двери. Бросив последний взгляд на спящего старика, девочка повернулась к Крохе:
— Неужели это твой отец? Малыш весело смеялся.
След с весьма серьезным видом шагал впереди, за ним спешила Терчи с ребенком.
Выйдя из квартиры, Терчи остановилась. «Надо бы позвонить соседям», — подумала она. В этот момент на лестничной площадке появилась женщина. Выйдя из лифта, она хотела было захлопнуть дверь, но, заметив Терчи с ребенком и собакой, придержала дверь и спросила добродушно:
— Ты, милая?
Терчи не сдержалась, слишком уж много волнений довелось ей пережить за один день:
— Думаю, я, если, конечно, не ошибаюсь.
— Ты выгуливаешь собаку дядюшки Хайду?
— Она сама себя выгуливает.
— О, что за глупое существо! След, стоять! Пес еще молодой.
— Он действительно принадлежит дядюшке Хайду?
— Да. Не будь у несчастного старика собаки…
— Так он один живет?
— Конечно, один. Ни жены, ни детей. Только собака. — И женщина сокрушенно покачала головой. — Бедный, одинокий, больной холостяк. Не надо его бояться, он и мухи не обидит, такой тихий. — Женщина смущенно улыбнулась, потому что в этот момент из-за двери донеслось бормотание старика. — И вполне приятный сосед. Иной раз, правда, чего-нибудь и учудит у себя в квартире.
Терчи кивнула. Женщина помогла ей втиснуться в лифт вместе с коляской и собакой.
Терчи нажала кнопку, лифт пошел вниз, тихонько позвякивая. Собака обнюхала малыша и трижды лизнула его прямо в лицо.
Кроха, гугукая, весело смеялся в ответ.
«Ну, что это за собака?!» — возмутилась Терчи, вспомнив, что малышам не следует так близко общаться с животными, чтобы не подхватить случайно какую-либо инфекцию. С другой стороны, говорят, что слюна у собак обладает целебными свойствами. Ничего не поймешь.
Терчи и не заметила, как оказалась на улице. Собака тут же вырвалась из рук и направилась к фонарному столбу.
У Терчи болела голова, в горле пересохло, на глаза навернулись слезы. Что же делать?
Берци и Карчи ждут ее на площади Героев. А малыш здесь. Чей он?
Вокруг гудел, шумел, звенел Будапешт. Чей же это ребенок все-таки?
Из соседнего дома вышел толстый седой мужчина.
— Добрый день! — пробормотала Терчи тоненьким, дрожащим голоском и оперлась на ручку коляски, словно боясь упасть. — Скажите, пожалуйста, вы слышали о несчастном случае с женщиной?
Мужчина остановился, улыбнулся малышу, задумчиво вытащил из кармана серебряный портсигар и извлек из него сигарету. Сунул сигарету в рот, зажег спичку, но внезапно задул ее, а сигарету отбросил в сторону.
— Не буду больше курить! — сердито буркнул он. — Что за глупость! Раз сын не курит, и я не стану! — На мгновение лицо его стало неприятным, но вскоре он опять заулыбался. — Несчастный случай? — серьезно кивнул он. — К сожалению, сегодня тетушку Хайтоне сбила машина.
— Вы ее знаете?
— Разумеется, это моя соседка.
— А ребенок у нее есть?
— Есть. Сын. Но он давным-давно в Америке. Тетушка Хайтоне живет одна. Только бы все обошлось. А что такое, дочка?
Терчи смертельно побледнела, она едва держалась на ногах. Собака ткнула носом девочку: когда пойдем гулять?
— А внука у тетушки Хайтоне нет?
Толстяк опять улыбнулся, потрепал Терчи по щеке и осторожно погладил малыша по головке:
— И не может быть. Ведь сын у нее — католический священник.
— Тогда я срочно еду на площадь Героев.
— Поезжай, дочка, поезжай, — кивнул толстяк и медленно двинулся дальше, бормоча себе под нос.
Скоро он опять вытащил из кармана портсигар, и опять повторилась недавняя сценка: едва удержавшись от соблазна, мужчина решительно швырнул сигарету и спичку в сторону. В следующий раз он, вероятно, выбросит портсигар.
Терчи осталась одна, точнее, с малышом в коляске, ребенок снова оказался без отца и без матери. Ой-ей-ей! А что же Берци с Карчи натворили в больнице?! Страшно подумать!
Одного Кроху по-прежнему ничего не интересовало, он совсем сомлел и, закрыв глаза, посасывал палец — еще несколько минут и заснет. Но пока, так, по крайней мере, показалось Терчи, малыш лукаво улыбнулся.
Перед Терчи открылась ужасная истина. Они привезли ребенка не по адресу. Разве мог этот больной старик быть отцом такого очаровательного малыша? А женщина, которая попала под машину? Она ведь тоже была весьма немолода. Правда, трудно определить возраст смертельно раненного человека, лежащего на асфальте.
Что теперь будет, что будет?
Девочка бросила взгляд на Кроху, который враз перестал быть Эгоном. Малыш опять сонно заулыбался, через несколько минут он наверняка уснет. И опять Терчи показалось, что карапуз лукаво улыбнулся.
— Да ты настоящий сорванец! А что же собака?
— След, домой! Иди домой! Где твой хозяин? Где? Действительно, где хозяин?
Большой черный пес бешено завертелся на месте и заскулил.
— Иди домой! Иди, глупыш! Где хозяин, где? Домой! Перестань мне руку лизать!
Но След уже успел подружиться с Терчи. Он восторженно лизал ее руку и оскалился, как будто рассмеялся.
— У меня и с малышом забот по горло. След, миленький, или как там тебя зовут, отправляйся домой.
Но След лишь вилял обрубком хвоста и ставил уши торчком. Терчи сунула руку в карман. На обеденные деньги можно рвануть на такси до площади Героев. Ну конечно.
На стоянке как раз была свободная машина.
Девочка быстро огляделась. По той стороне проспекта Ракоци к остановке шли двое парней.
— Помогите, пожалуйста, — обратилась Терчи к шоферу. Таксист вылез из машины, осторожно вынул Кроху из коляски и посадил на заднее сиденье — рядом с девочкой. Потом сложил коляску и сунул ее в машину.
Собака в отчаянии прыгала рядом и громко лаяла. Парни быстро приближались, один из них удивительно напоминал Терчи кого-то. Таксист засмеялся.
— Это ты, След? Ты ведь След? След! Я тебя знаю.
Пес довольно завизжал и вспрыгнул на переднее сиденье, словно всю свою жизнь только тем и занимался, что катался на такси.
— Пожалуйста, на площадь Героев, — всхлипнула Терчи. — Вот деньги.
— Расплатишься, когда приедем, дочка. Но почему ты плачешь?
— Сама не знаю.
Машина двинулась с места.
Глава четырнадцатая, в которой наступают немыслимые огорчения, сумятица и хаос. Опять появляется, а затем исчезает папа-турист с рюкзаком
Утреннее предчувствие не обмануло Берци: денек выдался будь здоров. Жаль только, что поблизости нет ни кровати, ни одеяла. Неплохо бы сейчас провалиться в сон и забыть обо всем на свете.
Подъехавшее такси было схоже с дьявольской табакеркой, которая изрыгала из себя одно огорчение за другим.
Первой из машины вылезла Терчи. Она пыталась улыбнуться, но улыбка получилась какая-то кривая, чувствовалось, еще минута — и девочка разрыдается.
Затем из машины вылез водитель, здоровенный круглолицый мужчина, который заботливо оглядел своих пассажиров, желая помочь им.
Наконец выскочила большая глупая собака. Ей, разумеется, не требовалась никакая помощь — черным лохматым клубком вывалилась она из машины, подскочила к мальчикам, облизала их и вихрем помчалась по кругу, приветствуя туристов.
Кому нужна была помощь, так это Крохе, упорно старавшемуся самостоятельно сползти с сиденья. Он, видно, испугался, что его оставят одного в машине, и ревел во все горло.
Короче, стоял сплошной хаос: малыш орал, Терчи плакала, собака лаяла.
— Хватит! Тише! — гаркнул Берци.
В конце концов, кто, как не он, вождь сорванцов! Впрочем, его слова не возымели никакого действия. Справедливости ради нужно сказать, что под открытым небом человеческий голос звучит значительно глуше, теряется. Берци понимал, что кричит, однако сам себя едва слышал.
