Моя безупречная жизнь - Вун Ивонн

– Видимо, поэтому она корчит такие странные рожи, когда удивляется? – спросила Сесиль.

– Наверняка она использует его в лечебных целях, – сказала я. – В нашем возрасте не бывает морщин.

Они словно не слышали.

– Кстати, о волосах. Вроде бы Нина начала высветлять волосы на руках после того, как услышала, что Люк назвал ее мохнатой, – сказала Рут.

– Жестко, – заметила Сесиль. – Но у нее и правда волосатые руки.

Втайне я ненавидела такие разговоры. По идее, их целью было высмеять недостатки других и самоутвердиться за чужой счет, но я после подобных обсуждений чувствовала себя еще более неуверенно. Неужели за моей спиной говорили то же самое обо мне?

Пока они обсуждали плюсы и минусы восковой эпиляции, я заглянула в телефон. По-прежнему не было ответа ни от родителей, ни от Люс.

– У тебя все в порядке? – спросила Мэриан, пока остальные продолжали разговор. – Ты какая-то непривычно молчаливая сегодня.

– Все нормально. – Я слабо улыбнулась. – Так, с мамой повздорили.

Это была железобетонная отмазка, не требующая никаких дальнейших объяснений, поскольку с мамами ругались все.

– Тебе надо искупаться, – посоветовала Мэриан, вставая с шезлонга. – Сразу повеселеешь.

Я и глазом моргнуть не успела, как она уже прыгнула в бассейн. Через несколько секунд Мэриан вынырнула из воды, ее длинные белокурые пряди покачивались у нее за спиной.

– Залезай. – Она поманила меня пальцем. – Дай мозгам отдохнуть.

Наверное, она была права. Я заставила себя улыбнуться и плюхнулась в бассейн следом за ней, наслаждаясь прикосновением холодной воды к коже. Мэриан уже оседлала надувного лебедя и отжимала волосы. Я немного проплыла, затем перевернулась на спину и позволила воде качать меня. Тихий плеск заглушал голоса подруг – они были рядом и в то же время где-то далеко. Я лежала на воде, любуясь проплывающими надо мной облаками, и на мгновение мне показалось, что все будет хорошо.

Не знаю, сколько я так дрейфовала. Какое-то время. Потом на меня упала тень, закрывая солнце. Послышался встревоженный голос. Прозвучало мое имя.

Вынырнув, я увидела стоящую на краю бассейна домработницу Сесиль.

– Мисс Хана, – сказала она, – к вам пришли.

Все вдруг замолчали. Не было слышно завывания сирен, никто не кричал, но атмосфера резко изменилась, в воздухе повисло напряжение. Я растерянно огляделась, но никто ничего не говорил.

Все пристально следили за каждым моим движением: как я вылезла из бассейна, схватила полотенце и прошла за работницей в дом. Мои мокрые следы мгновенно испарялись на горячем полу, как будто меня тут никогда не было.

На кухне меня ожидала мамина помощница Клаудия, она что-то быстро печатала в телефоне. При виде меня лицо у нее исказилось.

– Что случилось? – спросила я.

Клаудия была хорошенькой и деловитой девушкой, с волосами, схваченными в конский хвост, который весело покачивался при каждом ее движении. Казалось, на каждый вопрос у нее заранее заготовлен ответ. Сегодня она впервые выглядела так, словно не знала, что сказать.

Клаудия убрала телефон в сумочку:

– Давай для начала я отвезу тебя домой.

Поездка прошла словно в тумане. Помню, как за нами закрылись ворота, когда мы покинули подъездную дорогу перед домом Сесиль. Как я снова спросила Клаудию, что случилось. Она замялась, но ответила:

– Это из-за твоего папы.

Папа? Я растерялась, и у меня упало сердце.

– Что с ним? Несчастный случай?

– Нет, ничего такого.

Время тянулось медленно, короткая дорога казалась вечностью. Мы проехали по моей улице, перед глазами мелькали знакомые с детства дома, стоящие на своих местах, на их крышах развевались американские флаги. А потом я увидела репортеров.

Они заполонили улицу перед нашим домом, так что мы с трудом повернули на подъездную дорожку. Репортеры были в фургонах и автомобилях, толпились и напирали, прижимали кинокамеры и фотоаппараты к окнам машины, пока мы ждали, когда откроются ворота, которые обычно вообще не закрывались.

Я отпрянула от окна, испуганная их свирепым напором, приглушенным шумом их голосов: репортеры выкрикивали вопросы, пытаясь разглядеть что-либо сквозь тонированные стекла. Клаудия взяла меня за руку:

– Все будет хорошо.

Футболка и шорты намокли от купальника, и мне стало зябко в охлажденном салоне, руки тряслись. Я сунула ладони под себя, чтобы согреть, и кивнула, благодарная за ложь, которая должна была меня успокоить.

Мама металась по кухне перед телевизором, о чем-то лихорадочно говорила по сотовому, а Руби, громко лая, путалась у нее под ногами. Второй телефон, стоящий на столе, надрывался от звона. Клаудия кинулась к нему, и я, замерев на месте, попыталась сложить картину происходящего из обрывков двух параллельных разговоров.

– Я не знаю, где он был той ночью, – отвечала мама.

– Джини говорит, они попросили разрешения заглянуть в гараж, – сказала Клаудия.

– Мы можем получить это предполагаемое видео? – спросила мама.

– Они оба здесь. Мы им еще не сказали, – сообщила Клаудия.

– Репортеры говорят, его могут обвинить в непредумышленном убийстве, если она умрет, – сказала мама.

Я взяла Руби на руки, пытаясь ее успокоить, и тут по телевизору произнесли папино имя.

На экране появилось изображение – полицейские вели папу вниз по ступеням офисного здания Сената. Вокруг роились репортеры, трещали вспышки фотокамер, словно выстрелы. Он жмурился и закрывал лицо рукой.

На фоне ведущая рассказывала, что четыре дня назад местную жительницу сбила машина и сейчас женщина находится в критическом состоянии. Водитель скрылся с места происшествия, и дело не могли раскрыть, пока не обнаружили видеозапись момента ДТП, на которую попал черный «лендровер». Папин черный «лендровер».

Его арестовали, но на сегодняшний момент было неясно, что ему может грозить. Он готовился сделать официальное заявление.

Я вдруг ощутила странную легкость в голове и с трудом удержалась на ногах, ухватившись за подлокотник дивана.

– Выключи это, – сказала мама, прикрыв ладонью динамик телефона.

Я медлила и не брала пульт в руки. Мне хотелось выключить телевизор, но в то же время я не могла оторваться от экрана. Камера переместилась на тротуар, по которому шел папа в окружении репортеров. Он отказывался давать комментарии и заметно нервничал, и от этого мне стало страшно. Один из полицейских пригнул рукой папину голову, заталкивая его на заднее сиденье машины.

– Живо! – одними губами произнесла мама.

Руби затявкала. Я выключила телевизор, но было слишком поздно: папино лицо, растерянное и испуганное, уже навсегда врезалось в мою память.

В это было невозможно поверить. И в то же время все доказательства были налицо. Насколько я поняла из маминого телефонного разговора, они обнаружили в гараже папин «лендровер», которым мы почти не пользовались. У него была разбита передняя фара и на боку виднелась отвратительная вмятина. По телевизору показали и видеозапись с камеры, закрепленной на соседнем доме: папина машина резко сворачивает и сталкивается с расплывчатой фигурой на самом краю экрана. Если закрыть глаза на правду, можно было убедить себя, что это дорожный указатель. Или почтовый ящик. Или статуя.

Мне не хотелось в это верить. Они, должно быть, ошиблись. Только, к сожалению, не ошиблись.

Глава 9

За то время, пока мы ехали к дому Мэрион Гудджой, я постаралась взять себя в руки. Участок выглядел в точности как в ту ночь, когда мы обнаружили Логана: подстриженная живая изгородь, мерцающие керосиновые лампы, задернутые занавески.

Хотя Катастрофа случилась два года назад, я не переставала постоянно думать о ней. Воспоминания вспыхивали в голове, когда я меньше всего этого ожидала, и каждый раз заставали меня врасплох. Чтобы отбросить меня в прошлое, достаточно было щелчка фотоаппарата, вида полицейской нашивки, далекого воя сирены. Ну или, как сегодня, – случайного взгляда на статую, стоящую в центре круговой развязки.