Дмитрий Щеглов - Добро пожаловать на дно
— Ты, Данилко, радуйся, узнала я, куда пропал ваш козленок Кешка.
— Куда? — встрепенулся мой дружок. Но бабка Левониха и не думала сразу раскрывать карты. Она собралась раскладывать долгий пасьянс. Присев на лавку, Левониха продолжала:
— Я всю ночь не спала и думала. Вся картина мне в первозданной наготе открылась. Кто бы только мог подумать…
— Что подумать?
— Что мне божественное видение открылось. Я увидела вашего козленка Кешку.
— Ну и… — мой приятель начал звереть.
— Я и говорю. Бегает он по лужку, маленький, хороший. Ну чистый агнец божий. А тут гляжу, у него за спиной крылья выросли. Взмахнул он ими и вознесся, невинная душа, на небеси. Оттуда, сверху, на нас грешных сейчас и смотрит. Там он!
За кого она нас считала? Данила жутко обиделся и наперевес с усовершенствованным крюком-копьем, угрожая и хищно скаля рот, двинулся на Левониху.
— На небе, говоришь, Кешка. А вот я тебя сейчас туда к нему отправлю. За что тебя цеплять?
Старуха не на шутку перепугалась. Кто его знает, что на уме у сумасбродного Данилы. Она закрестилась и отчаянно замахала руками.
— Да ты что, Данилко, окстись! Это же я, Левониха. Мене ишо рано туда, на небо. Я ишо пожить хочу. Ой!.. Гляди, нанароком проткнешь.
Старушка пулей вылетела со двора. Данила расхохотался. К нему возвращалось обычное хорошее настроение. Не век же горевать из-за козленка. Мы вышли на улицу. Наш городишко небольшой. Слух разлетается из одного конца города в другой со скоростью молнии и даже опережает ее. Я раньше никак не мог понять, откуда эта сверхзвуковая скорость, пока меня Данила не просветил:
— А телефон на что? Это бабки кривыми ногами со двора во двор таскают на хвосте звон, а такие, как Настя, трубку поднимут и обзвонят за десять минут всех подружек. Вот и считай, можно ей тайну какую-нибудь доверить?
Легкая на помине, навстречу нам летела наша подружка Настя. Мать у нее работала в прокуратуре, и иногда ей перепадала кое-какая закрытая информация. Вот и сейчас Настя светилась, как вывеска над казино. Ее прямо распирало от важных вестей.
— Вы слышали, монстр, который появился в озере, имеет ядовитую слюну?
— Плюется, что ли, как верблюд? — улыбнулся Данила.
— Характер неуживчивый?
Настя, не обращая внимания на колкость, стала рассказывать:
— Представляете, дракон-монстр вчера Фитиля сквозь шлем за ухо укусил, чуть-чуть, так, царапина маленькая. Ну, ему в больнице зашили мочку, смазали йодом и отпустили. Ничто не предвещало тяжелых последствий.
— И что с Фитилем случилось? — скептически улыбаясь, спросил Данила. — Помер?
Настя не поддержала его черный юмор.
— Почти. При смерти он! Нога вспухла, лицо разбито, бредит каким-то чудищем и орет, что в воду не полезет. У него сейчас следователь сидит в палате, хочет узнать, кто его так разукрасил, а Фитиль, как нарочно, сознание потерял.
— Со страху, наверно, — все также скептически улыбаясь, сказал Данила. — Мало ли кто мог ему физию разукрасить.
Настя замахала на нас руками.
— А нога? Нога вспухла у него до невозможности. Фитиль следователю говорил, что его сынок Монтри укусил. Что вы думаете об этом?
Я расхохотался. Наша подружка, как и бабка Левониха, называла чудище по имени.
— Тут и думать нечего. Как только Фитиль немного выздоровеет, его переведут в палату номер шесть, мозги долечивать. В мозги ему в первую очередь попала ядовитая слюна.
— За Кешку ему расплата! — подтвердил Данила.
Наш скептицизм не понравился Насте. Она, как старая бабка, верила во всякие заговоры, чудеса, восточную медицину и в загробную жизнь. Я призадумался. Если отметина на лице у Фитиля понятно откуда — после знакомства с моим биноклем, то вспухшая нога — это же ерунда на постном масле. Нарыв от пореза консервной банкой или ржавым гвоздем появляется на третий или четвертый день. А тут ночью наступил на стекло, а утром нога вспухла, да так, что он стал даже терять сознание. Что-то тут не то! Кто его мог укусить? Я ведь своими собственными глазами видел, как Сучок боролся с чудищем в воде. Никакого монстра на берегу в это время не было. И вдруг, убегая от озера, Фитиль схватился обеими руками за ногу и дико заорал. На что же он наступил, что его могло укусить? И тут я вспомнил реплику, которую бросил Хват-Барыга вчера ночью во время схватки в воде Сучка с чудищем. Хват-Барыга стоял у самой кромки воды и бормотал:
— Как я сразу не догадался?.. Как я сразу не догадался… Удавит ведь его голодная сволочь. И ничем не поможешь!
У меня в ушах так и стоял голос Хвата. Просто за треволнениями вчерашнего дня его слова напрочь вылетели у меня из головы. Как он сказал? «Удавит ведь…» Вот и спрашивается теперь: кто это — «голодная сволочь»? Вопрос пока оставался открытым. Я боялся только, что Данила может проговориться и рассказать Насте, как мы сидели в засаде в окопе. А та сразу пристанет: а что мы там делали, куда смотрели, что видели? Не будешь же басенки рассказывать, что взяли бинокль для того, чтобы примерить на нос Фитилю.
Поэтому мы благоразумно помалкивали. Я решил про себя, что мы с Данилой еще успеем обменяться мнениями.
А нога у Фитиля, ежу понятно, вспухла потому, что его могла укусить гадюка. Не зря же это гиблое место называли Змеиное гнездо.
Глава XV
Ой вы слухи, мои слухи
Второй день слухи будоражат наш городишко. Путь наш, как всегда, лежит на озеро. Аквамариновая водная гладь почему-то магнитом притягивает людей. Казалось бы, что в озере такого особенного — вода она и есть вода. Ан, нет, человек может часами сидеть на берегу и впитывать бальзам покоя. Ведь жизнь на Земле зародилась в безбрежном океане.
Но сегодня покоя на берегу озера не было. Группки людей, здесь и там, тревожно переговаривались и пристально всматривались в воду. Хоть и было уже жарко, но никто, как обычно, не купался. Мы приблизились к самой большой толпе, внимающей рассказчику. То и дело оттуда доносился смех. Когда мы протиснулись в круг, то увидели, что рассказывает Брехунец. «Все ясно, — подумал я, — этот так закрутит сюжет, что потом не будешь знать, как отделить зерно правды от плевел лжи».
— Вот ты, Губошлеп, говоришь, что видел собственными глазами чудище, а скажи-ка мне сначала, кто ты? Почему ты выпячиваешь свое «я»? — крутил Брехунец пуговицу на сорочке у одного из любопытных зевак.
— Кто — я? — переспросил парень с простодушным, крестьянским лицом.
— Да, именно, ты! Что означает твое «я», ты хоть знаешь?
— Я и есть я!
— Э нет, браток, если подойти к твоему «я» с современной, научной точки зрения, то твое «я» — это фундаментальная категория философских концепций личности, выражающей рефлексивно осознанную самотождественность индивида…
— Не понял!
В толпе засмеялись и кто-то подал голос:
— Не пудри нам мозги, Брехунец, дай очевидцу пару слов сказать, сегодня не твой день.
Мне показалось, что здесь назревал скандал, и мы отошли в сторону. Отделившись от толпы, к нам подошел наш старый знакомый, Колька. Он и ввел нас в курс дела. Оказывается, Губошлеп рассказывал, как в утреннем тумане увидел в озере непонятное чудище со змеиной головой. Змей и он одновременно увидели друг друга. Чудище сразу скрылось под водой, а парень с тех пор никуда не уходит с этого места и рассказывает всем подряд одну и ту же историю, наверно, уже сотый раз. Тронулся головой или звездный момент для него наступил, не каждый день ведь тебя слушает такая толпа.
— А при чем здесь этот новоявленный философ, Брехунец?
Колька рассмеялся и пояснил:
— А сегодня его все одергивают, слушать не хотят, вот он и злится.
Данила решил уточнить:
— Так что, Губошлеп, говоришь, видел?
— Змею, рассказывает, видел, толстую, как телеграфный столб, и такую же длинную. А еще он говорит…
Но дальше пересказать Колька не успел. Неожиданно в воде раздался душераздирающий женский крик. Полная дама, плававшая у самого берега, с диким визгом сбрасывала с руки прицепившуюся рыбу. На пальце у нее висел приличный карась. Типичное рыбье округлое тело, тупая голова, вот только одно меня смутило: нижняя челюсть у этого необычного карася была выдвинута вперед. В наших водах таких агрессивных рыб не водилось. Да и ареалом обитания карася считается южная часть России. Откуда он мог появиться здесь, на Севере, да еще такой злой и голодный. Все, кто был на берегу, повернули головы в сторону визжащей дамы. Наконец она стряхнула с пальца рыбину и, несмотря на свою тучность, резво выскочила на берег. С указательного пальца сочилась кровь. Боже праведный — мне показалось: палец стал короче.
В этот жаркий час в воде и так почти никого не было, а теперь после ужасного нападения на даму последние купальщики повылезали на берег. Пострадавшая была сразу окружена сочувствующими. Посыпались обычные в таких случаях замечания и вопросы:
