Валерий Гусев - Наследник собаки Баскервилей
Получается, что мы случайно вышли на след Зайцевых. Они продали дом и поехали в свой родной Курск. Но получается и то, что до Курска они так и не доехали. А когда Федя Зайцев вернулся от бабушки, "лиса его из дома и выгнала".
Что-то стало известно. Но это известие породило новые загадки. Почему Зайцевы продали дом, если они этого делать не собирались? Где они теперь? И почему не ищут своего сына?
Ответ на этот вопрос, к сожалению, плохой: они не могут этого сделать! И самые страшные подозрения закрались в мою душу.
– Внучек, – вдруг сказала бабушка Надя, – а вот что это такое? Какой такой предмет, не скажешь?
И она, выдвинув ящик старинного комода, достала из-под стопки белья и протянула мне… магазин от всемирно известного автомата Калашникова!
Я заглянул в него – он был набит патронами.
– Это деталь от автомата, – сказал я. – А где вы ее взяли?
Я начал догадываться, что добрая бабушка пригласила меня неспроста. Не только обогреть и чаем напоить. Она многое видела и многое заметила. И я тоже кое-что заметил. Не сразу, конечно, но заметил, что в этот раз бабушка слышит меня прекрасно и не переспрашивает со всякими "ась?". Непростая бабушка, словом.
Хитро улыбнувшись, она ответила:
– А эту штуковину сосед мой обронил. Кислый этот…
Прежде чем сменить место работы, Пеньков сумел провернуть еще одно выгодное дельце. Оформить безвозмездную передачу жилища от домовладельцев Зайцевых гражданину Лисовскому. Зачем этому Лисовскому понадобилось это жалкое жилище, Пеньков понять не мог. Но то, что за этой сделкой скрывалась афера, конечно, догадался. Впрочем, какое ему до этого дело? Он положил в карман денежки и через два дня приступил к исполнению новых служебных обязанностей в ювелирном магазине «Топаз».
Бывшего офицера приняли в дружный коллектив, и он стал старшим продавцом. Уважаемым человеком. Иникто уже не называл его Пеньком (даже если кому-нибудь очень хотелось).
Внешне он очень изменился, а внутри остался тем же: хапнуть чего-нибудь, да побольше. Но хапнуть долго не решался. Хотя и мог сделать это без особого труда – у него были все ключи от сейфов, куда он складывал драгоценности после окончания рабочего дня.
Но Пеньков не спешил, он прекрасно понимал, что подозрение падет в первую очередь на него самого. Значит, нужно кого-нибудь подставить, совсем постороннего человека. Итакой человек нашелся. Слесарь-сантехник. Он долго лазил по подвалам и все сокрушался – в каком аварийном состоянии находится система канализации. Но Пеньков его быстро раскусил. Ведь это был тот самый Лисовский, который зачем-то незаконно приобрел старый дом. А вот зачем – теперь ясно. И вместо того, чтобы предупредить дирекцию магазина и милицию, Пеньков вступил с Лисовским, как говорят юристы, в преступный сговор.
План Лисовского очень Пенькову глянулся. Правда, он попробовал внести в него свои коррективы. Вкакой-то степени тоже достаточно подлые.
–Я думаю, Лиса-Алиса, эту дырку надо сделать для отвода глаз. Пускай менты по ложному следу пойдут. Адобычу в старом сейфе сложим.
–В каком сейфе? – насторожился Лисовский.
–А вот в том, в рекламном. Который у нас в торговом зале стоит. Он ведь и не сейф, в натуре. Крысоловка. Аключи от него только у меня. Пока менты будут розыск вести, пускай добыча в сейфе отлежится. Как все успокоится, я ее вытащу, и мы честно поделимся. Годится?
–Не очень, – усмехнулся Лисовский. Он сразу понял, что замыслил Пеньков. – Мало ли что может случиться за это время? Вдруг твоему директору этот сейф понадобится? Вдруг пожар начнется? Или с тобой что-нибудь произойдет. Нет, рисковать не будем. Сложим все в чемоданы, я накануне билеты на поезд возьму. Впоезде и поделимся. По-честному, – и он опять усмехнулся.
–Ну зря, сейф надежный. Стенки двойные, между ними мелкий песок засыпан – ему никакой пожар не страшен. Хоть сам в нем прячься.
И вот этими словами Пеньков натолкнул Лисовского еще на одну мысль. Тоже подлую.
Глава XII
Господин Вась-Вась
Сказать, что я просто прибалдел, – это неправда. А правда то, что я здорово струхнул. Вот, значит, с кем мы боремся! Настоящая банда. И, видно, здорово вооруженная, если они запросто разбрасывают снаряженные патронами автоматные рожки. И первое, что я спросил спотыкающимся языком, было:
– А что ж вы, бабушка, эту штуковину в милицию не сдали?
Она махнула ладошкой:
– Она меня не любит, я ведь ее все время ругаю. Заявления на нее пишу. Принеси я такую страсть – враз меня же и посодят. Ты уж сам снеси, ладно?
– Снесу, – не очень уверенно пообещал я. – А у вас пакетика нет?
– Кулек потиленный сгодится?
– Сгодится. – И я аккуратненько уложил в пакет магазин, взяв его за ребрышки двумя пальцами, чтобы не смазать возможные отпечатки. И не оставить свои.
Остальное время дежурства я провел как-то странно – машинально наблюдая в окошко и одновременно пытаясь объяснить необъяснимое, собрать в единое целое разные факты. Будто разбитую чашку. Но все у меня как-то не склеивалось.
"Дело-то как было, – вспоминал я рассказ бабушки Нади, – а дело было так. Значит, собрались Зайцевы в отъезд, я на крыльцо вышла, попрощалась с ними. Они грустные были и тревожные. Торопились очень, будто за ними гнались. И только они скрылись, к станции пошли, из ихнего дома выходит длинный такой, в шляпе, а за ним еще один, наоборот – коренастый. Приличный такой на вид, ничего не скажу. Меня-то они не видели, я за своим углом вместе с Зинкой схоронилась, где мне все-все слышно. Вот длинный и говорит: "Вот это зайцу в сумку, а это – зайчихе. Не перепутай. А потом проводнику стукни". И сует ему два свертка – один подлиньше, а другой – вовсе будто кулек с яблоками. Ничего я с этих слов не поняла, но проводника жалко стало. Что же его-то стукать? Ну, энтот, коренастый, шасть в калитку, сумкой зацепился за вертушку, стал сумку отцеплять, ругается. Тут уж Зинка моя не стерпела, да от меня и вырвалась. Да как пошла на него галопом. Да как под зад его саданет! Он за калитку так и вылетел. А я и гляжу – из свертка что-то упало. Вот эта самая штуковина".
Думал я, думал – так ничего и не надумал. Сидел у окошка, как дед-пенсионер, попивал чаек и без всякого интереса смотрел на дом Зайцевых. Вот вылез из конуры наш знакомый ротвейлер. Вот вышел из дома худосочный Кислов и поставил перед ним миску с едой. Вот нахальная ворона стала таскать из миски лакомые, на ее взгляд, кусочки. Вот запорхали в воздухе холодные снежинки. Они падали все быстрее, их становилось все больше. Они оседали на деревьях, на крыше дома и собачьей будки, покрывали пушистым влажным слоем лежащий на земле ковер из листьев. Все кругом подернулось белесой мглой. Как-то затуманилось. Как и вся эта загадочная история. Которая стала мне надоедать. А точнее – утомлять.
За окном все шустрее падал снег. Бабушка Надя подкладывала в печку дрова. Меня охватила приятная истома. Я подпер тяжелую голову ладонями…
Но проснулся я вовремя. Словно что-то шибко толкнуло меня в бок.
Как выяснилось – бабушка Надя.
– Приехал, – шепнула она. – Не прогляди.
Прямо напротив ее окон остановилась старенькая чихающая иномарка. Из нее вышел высокий худой джентльмен в шляпе. Он запер машину и, оглядевшись, зашагал к дому Зайцевых. На крыльце он постучал ногами, сбивая с ботинок липкий снег, еще раз оглянулся и скрылся за дверью.
– Вот он и купил энтот дом, – снова шепотом доложила мне бабушка Надя. – А после и собаку завел. Злющая! Но Зинку боится.
И некоторых собак тоже, подумал я, с радостью различив в конце улицы до боли знакомую маленькую решительную фигурку. Эта фигурка приближалась в ярком свете фар какой-то машины, которая остановилась в дальнем конце улицы.
Я от души поблагодарил бабушку Надю за приют и ласку, пообещал, что передам ее находку в надежные руки, и выскочил на улицу.
– Что нового? – деловито спросил Алешка. – Какие улики?
Я начал докладывать не с самого главного.
– Хозяин приехал, – шепнул я и кивнул на иномарку.
– На этом драндулете? – уточнил Алешка. – А зачем?
– Он мне не докладывал, – съязвил я.
На что Алешка совершенно не обратил внимания.
– А ты сам, конечно, догадаться не мог? – ответил он. И, показывая на четкие отпечатки подошв, спросил: – Это его следы? Так… – Алешка присел на корточки, пристально осмотрел следы, даже потрогал пальцем рубчики на свежем снегу. Нахмурился, задумался. Артист. – Так… И что вам говорят эти следы, Ватсон?
Я усмехнулся на эти игры. Помнил о том, что лежало в моей сумке, кроме двух запасных бутербродов.
– Эти следы, Холмс, говорят, что высокий худой человек в шляпе вышел вот из этого драндулета и вошел вот в тот сарай, именуемый по ошибке домом.
– И это все? – усмехнулся "Холмс". – Это все, что вы сумели определить по таким четким и красноречивым следам? Стыдитесь, сэр!
