Валерий Роньшин - Кошмары станции «Мартышкино»
Уразумели, — ответил Тимыч, макая блин в сметану.
Ну а мы с Любашей подскочим к метровскому начальству.
Короче, все наелись, напились и разъехались кто куда: капитан Кипятков помчался в Большой дом, [4] Тимыч с Димычем отправились домам, а майор Гвоздь и Любка Крутая погнали в Главное управление метрополитена.
…На дверях кабинета висела табличка:
НАЧАЛЬНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО
МЕТРОПОЛИТЕНА
БОРЗУНОВА.Я.
Сегодня у Александра Яковлевича неприемный день, — прощебетала секретарша.
Думаю, нас он примет. — Гвоздь показал свой затрепанные корочки.
Секретарша щелкнула тумблером селектора. [5]
— Александр Яковлевич, к вам из ФСБ.
— Пусть проходят, — распорядился мужской голос.
Гвоздь и Любка прошли. В просторном кабинете сидел начальник метрополитена.
— Здравия желаю! — козырнул ему майор.
— Здрасте, — сказала Крутая.
Начальник молча кивнул.
Разрешите задать вам несколько вопросов? — спросил Гвоздь.
Разрешаю, — важно ответил начальник.
Вы знаете о вентиляционной шахте на Мартышкином кладбище?
Нет, — коротко сказал начальник.
А может, да?! — остро взглянул на него Гвоздь.
Начальник вздрогнул, будто укололся об острый взгляд майора.
— Я же сказал вам — нет! — с легкой нервозностью произнес он.
Гвоздь сразу уловил: эту нервозность. И продолжил как ни в чем не бывало:
А откуда там могла взяться шахта?
Понятия не имею.
Значит, вы утверждаете, что у метрополитена на Мартышкином кладбище вентиляционной шахты нет.
— Я ничего не утверждаю. Я там не был.
Но вы же начальник метрополитена. И должны знать, где у вас шахты расположены.
Я стал начальником всего месяц назад.
А где сейчас прежний начальник?
По лицу начальника скользнуло брезгливое выражение.
— Он спился и был уволен. Хек фабуладоцет: надо меньше пить.
Майор Гвоздь не понял предпоследней фразы начальника, но уточнять не стал.
— Извините, у меня неотложные дела, — холодно бросил начальник Гвоздю. — Я должен подписать срочные бумаги.
— Пожалуйста, пожалуйста, — сказал майор. — Подписывайте. Мы подождем.
Начальник демонстративно начал подписывать бумаги.
— Любаша, — шепнул Гвоздь, — дай жвачку.
Крутая полезла было в карман.
Не ту, не ту, — остановил ее майор, искоса поглядывая на начальника метрополитена.
А какую? — тоже невольно переходя на шепот, спросила Любка.
Майор молча постучал указательным пальцем себе по губам.
Крутая вынула изо рта жвачку и с легким недоумением отдала майору. Гвоздь молниеносно что-то прилепил к жвачке, а саму жвачку, столь же молниеносно, прилепил снизу к стулу, на котором сидел.
Все это произошло в считанные секунды.
Начальник закончил подписывать бумаги и поднял глаза на майора.
Ну так какие у вас еще ко мне вопросы?
Да, пожалуй, больше никаких, — широко улыбнулся майор Гвоздь. — Спасибо большое. Было очень приятно с вами побеседовать.
Любка с Гвоздем вышли из управление, сели в машину и поехали.
Хорошо, что у тебя жвачка во рту оказалась, — сказал Гвоздь, крутя-вертя баранку.
У меня там всегда жвачка, — ответила Крутая, чмокнув очередной жвачкой. И спросила: — А что это вы к стулу прилепили?
Жучок, [6] — пояснил майор и вставил в правое ухо крохотный наушничек. — Хочу этого Борзунова поподслушивать. Он явно темнит. Ты заметила, как он нервничал, когда отвечал на мои вопросы?
Ага, — сказала Любка. — А классно вы ему жучок втюхали.
Да что толку! Все равно мы пока что пролетели, как фанера над Парижем.
Сейчас уже так не говорят, Петр Трофимыч.
А как говорят?
Реально в отстой задвинуть.
Да-а? Интересно… А чего это он там про рыбку-то упоминал? — вспомнил вдруг Гвоздь.
Про какую рыбку?
Про хека.
— «Хек фабула доцет», — повторила Любка слова начальника. — По-латыни это означает: «Мораль сей басни такова».
Майор уважительно покосился на Крутую.
— Я смотрю, Любаша, ты и по-современному рубишь, и по-латыни шпаришь.
— Так я ж крутая, Петр Трофимыч, — выдула Любка изо рта пузырь жвачки.
…В Большом доме их ждал Кипятков.
— Ни одна из негритянок, проживающих Питере, никогда не слыхала ни о каком профессоре Федякине, — доложил капитан.
— Вот так номер, чтоб я помер, — с досадой крякнул майор.
В эту минуту появились Димыч с Тимычем. По их унылым физиономиям Гвоздь разу понял, что и ребятам ничего выяснить не удалось. Но все же для проформы спросил:
— Ну, чего хорошего скажете, орлы?
— Ничего хорошего, Петр Трофимыч, — о вздохом ответил Тимыч.
Полный голяк, — добавил Димыч, тоже со вздохом. — Никто не знает, что это за штуковина на кладбище.
Выходит, нас всех реально в отстой задвинули, — сделал вывод майор Гвоздь, подкрутив усы.
Глава XX
«ТЕЛЯЧЬИ» НЕЖНОСТИ
В общем, все как один упали духом. Кроме майора Гвоздя, разумеется.
— А ну, не падать духом! — приказал он. — Знаете правило из семи слов?
Никто не знал.
Никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда не сдаваться! Уразумели?!
Уразумели! — сразу приободрились все.
Вот и отлично!.. Жора!
Я!
— Слетай, старина, в адресный отдел, пусть выяснят фамилию и адрес бывшего начальника метрополитена.
— Слушаюсь!
Кипятков «улетел». И сию минуту «прилетел».
— Разрешите доложить, товарищ майор!
— Докладывай!
Блямблямчиков Гарик Иванович! — доложил Кипятков. — Проживает по адресу: лица Фельдмаршала Фимфимчикова, дом десять, квартира тоже десять. Уволен из управления метрополитена месяц назад за пьянство. Жены нет. Детей нет. Телефон есть.
Блямблямчиков с улицы Фимфимчикова, — захихикали ребята.
Тихо, ребятишки! — цыкнул на них Гвоздь, приложив руку к правому уху, в который у него был вставлен наушничек. — Борзунов кому-то обо мне по телефону рассказывает… Жора!
— Я!
— Сгоняй, дружище, в отдел пеленгации, пусть запеленгуют, с кем сейчас разговаривает начальник метрополитена.
— Есть!
Кипятков погнал.
В кабинете воцарилась тишина. Ребята молча смотрели на майора. А майор молча подслушивал телефонный разговор начальника метрополитена.
Наконец Гвоздь вынул наушник из уха:
Вот так номер, чтоб я помер! Знаете, что сказал этот Борзунов?
Что?
Он сказал: «Ко мне приходили из ФСБ, интересовались объектом на Мартышкином кладбище». И далее пересказал весь наш разговор… О чем это говорит, орлы?!
А о чем?
Да о том, что мы на верном пути!.. Эхма! — молодцевато подкрутил усы бравый майор. — Сейчас для полного счастья еще б и негритяночку найти.
Не успел он это произнести, как дверь отворилась и в кабинет вошла… негритянка.
Потря-а-сно! — ахнула Любка.
Уле-е-тно! — ахнул Тимыч.
Отпа-а-дно! — ахнул Димыч.
А негритянка на чистом русском языке сказала:
Здравствуйте. Могу я поговорить с капитаном Кипятковым?
Можете, — галантно ответил ей Гвоздь. — Он на минутку отлучился. Прошу… — предложил майор негритянке стул.
Но та садиться не стала.
— Дело в том, — с волнением продолжила она, — что этот капитан ищет чернокожую знакомую профессора Федякина.
— Совершенно верно, — подтвердил Гвоздь, — мы ее ищем, но никак не можем найти.
Так вот, я знакомая Федора Петровича.
Очень приятно. А как вас зовут?
Соня Мармеладова.
Где-то я уже слышал вашу фамилию, — стал припоминать Гвоздь. — Вы у нас ни по какому делу не проходили?
Нет, не проходила. Просто у моего отца фамилия Мармеладов, и он назвал меня Соней в честь героини романа Достоевского.
Ну конечно же! — хлопнул себя по лбу майор. — Сонечка Мармеладова из «Преступления и наказания». А у вас что, отец — русский?
Русский. И мать тоже русская. Но с африканскими корнями. Поэтому, наверное, ваш Кипятков меня и не нашел, когда наводил справки о негритянках, проживающих в Петербурге… Но дело не в этом! — горячо добавила девушка. — Я пришла вам сообщить, что Федор Петрович ни в чем не виноват! Это честнейший человек!.. Честнейший!..
А никто и не сомневается в его честности, — сказал майор.
Как?.. — растерялась негритянка. — Но вы же им интересуетесь?
Интересуемся. Но совсем по другому поводу.
Уф, — отлегло у девушки от сердца. — А я почему-то решила, что раз ФСБ наводит справки о Федоре Петровиче, значит, его подозревают в чем-то нехорошем.
Ну что вы, Сонечка, — заливался соловьем майор Гвоздь, — как мы можем подозревать такого замечательного ученого!
