Василий Аксенов - МОЙ ДЕДУШКА - ПАМЯТНИК
Доллис вскрикнула и влепила пощечину одному из громил.
- Как вы смеете, кроты? Кроты несчастные! Кто вам разрешил врываться в наш парк? Вон отсюда! Отпустите его немедленно!
Детина, сбитый Геннадием, кряхтя, поднялся. На тупом его лице застыла кривая хулиганская улыбка.
- Этот парень, молодая госпожа, задержан по приказу Совета. Он сбежал сегодня из Мушкетной башни. Люгер мой спер, молодая госпожа- Он обернулся к Геннадию и схватил его за грудки:- Где моя пушка, гаденыш?
Доллис и его огрела пощечиной.
- Ручка у вас тяжелая, молодая госпожа, - ухмыльнулся детина.
- У моей мамы рука потяжелее! - крикнула Доллис и вдруг заплакала в три ручья- Джин, Джин, что это такое?
- Я не знаю, что они от меня хотят, Доллис,- проговорил Геннадий,- Это какое-то дикое недоразумение…
- Наше дело маленькое,- ухмыльнулись битюги.- Приказ есть приказ.
Подталкивая Геннадия в спину автоматами, они повели его через парк. По дороге они шумно обсуждали подробности погони и схватки. Должно быть, они казались себе героями. Детина в майке с автографами хлопнул мальчика по плечу даже с некоторым добродушием:
- А здорово ты меня с катушек сбил, малец!
- Ай донт андерстенд,- сказал Геннадий.- Я не понимаю вашего языка.
- Ладно, ладно, топай!
Его вывели из парка и повели по покрытой щебенкой дороге, петляющей среди выветрившихся рыжих унылых скал. Шагая по этой раскаленной дороге, Геннадий лихорадочно обдумывал ситуацию.
Ясно одно: он в руках какой-то банды. Ясно также, что эта банда плетет заговор против эмпирейцев и против научного корабля. «Мясо надо отмочить в соусе, прежде чем нанизать на вертел…» «Советскому кораблю нечего делать возле архипелага…» «Нужно покончить с этим кумиром Серхо Филимоныч Страттофудо…» Ясно, что главари банды боятся, что он подслушал их секреты.
Если он откроется им и скажет, что он советский пионер, потребует, чтобы его отправили на «Алешу Поповича», если они еще догадаются, что он потомок эмпирейского памятника… Это может кончиться плохо. Может быть, он - единственный честный человек, прикоснувшийся к заговору? Кто знает, что грозит этим простодушным, веселым эмпирейцам и его товарищам, морякам и ученым?…
Надо попытаться обмануть их. Он англичанин Джин Стрейтфонд, он ни слова не понимает по-эмпирейски, он ничего не слышал. Ему нужно добраться до Оук-порта, чтобы…
- Эй, стой! - грубым голосом прервал размышления Геннадия один из конвоиров. Он взял Геннадия за плечо и залепил ему глаза широким пластырем.
После этого Геннадий двигался в полнейшей темноте. Он слышал, как скрипели какие-то двери, ему казалось, что его ведут по узкому сырому коридорчику, потом был долгий спуск по скользким ступенькам, толчок в спину… Пластырь содрали, и Геннадий увидел выбеленные стены, небольшое окно, забранное стальной решеткой, за которым виднелось только море и небо. В кресле сидел, развалясь, глыбоподобный господин Латтифудо. Солнце играло в массивных перстнях на его руке, тонкий лучик шел от уха, от золотой серьги.
- Кто ты такой, мальчишка? - спросил Латтифудо с некоторой томностью и усталостью.
- Ай донт андерстенд, сэр,- ответил Геннадий. Ай эм инглишмен, сэр, житель Лондона, турист…
- Вона-а,- вяло удивился Латтифудо, поморщился словно от головной боли и снял телефонную трубку.- Але, Фук, щенок-то англичанин, по-нашему ни бельмеса не понимает… Чего? Э-э… Так? - Он бросил трубку и вдруг заорал на Геннадия, наливаясь кровью: - Притворяешься, паразит? На архипелаге сейчас нет ни одного английского туриста!
Орал он по-английски с грубым акцентом.
- Видите ли, сэр, я с того самого несчастного теплохода «Ван-Дейк», нас спасли русские…
- Что-о? - Латтифудо даже приподнялся от изумления.- Ты, значит, с «Ван-Дейка»? Эге-ге…
- Я путешествовал со своей бабушкой леди Сьюзен Леконсфильд. Бабушка улетела на родину, а я остался. На русском судне, сэр, мой багаж…
- Эге-ге… ге-ге-ге…- проговорил Латтифудо и заглянул мальчику в глаза с веселостью, от которой повеяло какой-то жутью. Потом снял трубку.- Фук, малый-то с «Ван-Дейка». Ага. Так. Ну ясно! Грумло! - гаркнул он, и в дверях вырос детина в майке с автографами.- Кончай с этим пацаном.
Грумло поставил автомат на боевой взвод и кивнул Геннадию:
- Пошли.
«Неужели конец?» - подумал Геннадий. Страха не было, он словно одеревенел.
Зазвонил телефон. Латтифудо вяло снял трубку и вдруг вскочил, вытянулся во фрунт.
- Слушаюсь! Так! Так точно, здесь! Грумло, отставить! Так, все понятно. Немедленно приступаю.
Он подошел к мальчику, развязал ему руки, посадил в кресло, погладил по голове и ласково прожурчал:
- Хлопот с тобой полон рот, малыш…
После этого, что-то шепнув Грумло, он вышел из комнаты. Теперь все тело казалось Геннадию ватным. Страшная усталость и апатия охватили его.
Грумло поставил автомат на предохранитель, подмигнул Геннадию и глупо заржал.
- Ну, ты меня здорово сбил с катушек, парень! Как прием называется?
- Пошел к черту, ублюдок,- сказал Геннадий этому получеловеку, который несколько минут назад мог влепить ему пулю в затылок.
Усталость брала свое. Геннадий начал было уже дремать, когда открылась дверь и вежливый голос позвал ею:
- Мистер Стрейтфонд, пожалуйте сюда!
Несколько маршей узкой сырой лестницы, все глубже и глубже, два еле освещенных перехода. Открылась кованая дверь, и Геннадий оказался в обширном помещении, освещенном мягким светом неоновых трубок. В помещении стояли мягкие кожаные кресла, стены украшали дубовые панели. Это было бы похоже на салон пассажирского судна, если бы не пульты радиостанции, за которыми сидели двое мужчин.
Навстречу Геннадию шел с протянутой рукой любезно улыбающийся мистер Кингсли Брейнвен Мамис.
- Ах, дорогой мистер Стрейтфонд, какая получилась чепуха, какое недоразумение! - сказал он,- Ну просто скандал…
- Я сам ничего не понимаю, сэр,- сказал Геннадий,- Я гулял по зданию сената, открыл какую-то дверь, запутался в драпировке, и вдруг меня схватили за горло, сэр…
- Эта дурацкая охрана, мистер Стрейтфонд,- прожурчал Мамис.- Вы должны нас извинить. Нравы этой страны, понимаете ли… Засунули вас в средневековую башню, эти неотесанные чурбаны…
- Да-да,- кивнул Геннадий.
- Но зачем вам понадобилось бежать, мой друг? Объяснили бы все и…
- Я ничего не понимал, сэр,-пробормотал Геннадий.- Я не понимаю этого языка. Я не знал, в чьих я руках, сэр.
- Да, да… А автоматик, мистер Стрейтфонд?
- Выкинул его куда-то в кусты, сэр…
Вошел запыхавшийся Латтифудо и доложил Мамису:
- Все в точку. На «Ван-Дейке» была зарегистрирована леди Сьюзен Леконсфильд с внуком.
- Хорошо,- кивнул Мамис, пытливо вглядываясь в лицо Геннадия, видимо пытаясь понять, понимает ли он по-эмпирейскя.
Усилием воли Геннадию удалось сохранить безучастное выражение лица, хотя он был поражен: леди Леконсфильд была зарегистрирована на «Ван-Дейке» с внуком? В следующий момент Геннадий догадался: старая чудачка называла своим внуком мопса Винстона, его она и внесла в списки пассажиров. Какая удача!
- Мне показалось, сэр, что джентльмен назвал имя моей бабушки,- вежливо обратился он к Мамису.
- Наведены справки, мистер Стрейтфонд.- Кингсли Брейнвен Мамис лучезарно улыбался.- Ваша бабушка благополучно прибыла в Лондон. Вы можете сейчас поговорить с ней по телефону.
- Как? Прямо отсюда? - удивился Геннадий.
- Да, наши радисты мигом соединят вас с вашей лондонской бабушкой. Не забыли телефончик, мистер Стрейтфонд?
Геннадий понял, что его подвергают последней проверке. К счастью, он помнил номер леди Леконсфильд, но старуха, сама того не зная, могла его запросто выдать.
- Благодарю вас, сэр, но в этом нет нужды,- небрежно махнул он рукой. Ничего, мол, с бабкой не случится.
- В этом есть нужда, мистер Стрейтфонд,- сказал Мамис, глубоко заглянув в глаза мальчику, словно пытаясь по-змеиному проползти в его сущность.- Это просто необходимо, юный мистер Стрейтфонд.
Да, в чем нельзя отказать моему герою - это в присутствии волевых качеств.
- Ну, если вы настаиваете…- улыбнулся он.- Наш телефон Виктория 3-27-38.
Прошло несколько минут, прежде чем один из радистов протянул Геннадию трубку. В трубке очень отчетливо слышался дребезжащий голосок.
- Сьюзен Леконсфильд у телефона…
- Бабушка! - закричал Геннадий.- Это говорит твой внук Джин. Твой… хрустальный дельфинчик. Не волнуйся, я звоню тебе с Эмпирейских островов… Как себя чувствуешь, милая бабушка?
Последовала пауза, потом в трубке послышались хлюпающие звуки, перерастающие в рыдание, сквозь которые едва можно было разобрать отдельные слова:
- Джинни, мой мальчик!… Внучек!… Да, я, твоя бабушка, слушаю тебя… рыдаю вместе с Винстоном… дитя мое… хрустальный мой дельфинчик…
Геннадий заорал изо всех сил:
- Бабушка, не волнуйся за меня! Я попал здесь в какую-то странную историю…
