Лилиан Браун - Кот, который нюхал клей
– Интересно, – сказал он, – знал ли Харли убийцу? Полагаю, это был кто-то, кто бывал в доме и знал, что у них есть. Кто-то, кому было известно расписание репетиций, кто ожидал, что к восемнадцати тридцати они уйдут, то есть если, конечно, убийство произошло между восемнадцатью тридцатью и девятнадцатью пятнадцатью. С другой стороны, если их убили до восемнадцати тридцати, тогда это был кто-то, кто выбрал время для грабежа и убийства наугад.
– Квилл, у меня от таких разговоров начинает болеть голова. Не могли бы мы обсудить обои и потом пойти пообедать? Иди сюда, и давай посмотрим образцы.
Они сели рядышком на диване, положив тяжёлый альбом образцов себе на колени. Тем временем сиамцы отказались от еды: им подали то же самое, что и на завтрак, а супообразная субстанция не входила в число их любимых блюд. Обе кошки уселись напротив дивана, уставившись в пространство.
– Мне действительно очень хотелось бы видеть твою спальню в оттенках баклажанного, авокадо и розовато-серо-коричневого, – сказала Фран.
– Мне она нравится такой, какая есть, – цвет загара, ржаво-коричневый, – возразил Квиллер.
– Ну, если ты настаиваешь… Как насчёт вот этого? Чудесная текстура, цвет ржавчины,
– Слишком невыразительный, – сказал он
– Вот ещё один, более живой, но текстура не так интересна.
– Слишком броский.
– А как насчёт этого?
– Слишком тёмный.
– Покрытие нужно только для верхней части стен, – напомнила она ему. – Нижнюю закроют панелями из узких деревянных реек, характерных для отделки железнодорожных станций в девятнадцатом веке. Другими словами, панели – просто фон для эстампов и акварелей, которые будут вставлены в хромированные рамки, чтобы связать всё с твоим хромированным спортивным инвентарем. Квилл, ты по-прежнему собираешься оставить тренажеры в спальне? Нельзя ли отправить их в кошачьи апартаменты?
Квиллер скорчил гримасу.
– Ладно, пусть остаются. Однако, – продолжала она, – я решительно против этих уродливых старомодных радиаторов. Ты должен установить совершенно новую обогревательную систему.
– Эти уродливые старомодные радиаторы дают хорошее ровное тепло, – не согласился Квиллер, – и они подходят к уродливым старомодным панелям. Водопроводчик говорит, что им больше семидесяти пяти лет и все они в отличном состоянии. Покажи мне какое-нибудь новое изобретение, которое проработает семьдесят пять лет.
– Ты рассуждаешь, как мой отец, – проронила Фран. – По крайней мере, позволь мне сконструировать для этих радиаторов экраны – просто полку сверху и решетку перед ними. Мой плотник может их сделать.
– Это не уменьшит их эффективности?
– Нисколько. Я также считаю, что, когда мы поедем в Чикаго, нам следует купить новую мебель для спальни. В моду входят новые гарнитуры, и у меня есть несколько отличных знакомых… Ой!.. Кошка цапнула меня за щиколотку.
– Извини, Фран. Чулок пострадал?
Она погладила ногу.
– Не думаю, но когти точно иголки. Который из них это сделал?
Квиллер увидел, как Юм-Юм виновато выскальзывает из комнаты.
– Пойдём обедать, – сказал он.
Он собрал принесённые Фран образцы обоев, она сунула сигареты в сумочку.
– Где моя зажигалка?
– А где ты её оставила?
– Мне казалось, я положила её на кофейный столик.
Она порылась в сумочке, а Квиллер поискал на полу и заглянул под подушки дивана.
– Она не могла далеко закатиться, – сказал он. – Найдётся, и я тебе её верну. А пока это может оказаться хорошим поводом для того, чтобы бросить курить.
– Ты опять рассуждаешь, как мой отец, – нахмурившись, проговорила она.
Они поехали в «Стефани», один из лучших ресторанов округа. Он располагался в старом каменном доме в жилой части Пикакса и хотя внешне выглядел неприметно, интерьер отличался гостеприимным уютом, который создавали мягкие тона, мягкие поверхности и мягкое освещение. Квиллеру всегда было приятно ходить в ресторан с Франческой. Вот и сейчас головы посетителей повернулись, чтобы полюбоваться молодой сероглазой женщиной в жемчужно-сером костюме, пёстро-серой блузке и серых туфлях на высоком каблуке.
Изучив меню, он предложил ей заказать форель с травами в винном соусе.
– Я лучше возьму свиные ребрышки, – сказала она.
– Форель тебе полезнее.
– Перестань говорить со мной, как мой отец, Квилл.
Они поговорили о виртуозной игре её отца на волынке, привязанности Квиллера ко всему шотландскому, эзотерическом предприятии Эда Смита и будущем театрального клуба без Харли.
– Ты не знаешь, как реагирует Дэвид? – спросил Квиллер.
– Джилл по телефону мне сказала, он выбит из колеи. Найджел тоже. Не знаю, хватит ли им сил выдержать такое? Наверняка им потребуется помощь психолога. Потеря близкого человека из-за болезни или несчастного случая наносит значительную травму, но убийство просто ужасно!
– Вы с Джилл хорошие подруги?
Он заметил удивительное сходство двух молодых женщин – их фигур, манеры ходить и говорить, их жестикуляции и отношений в театральном клубе.
– В старших классах мы состояли в одних клубах, – сказала она. – Мы вместе ходили на свидания, играли в баскетбол, увлекались искусством. Она очень умная и умелая. Я сообразительная, мне кажется, но Джилл умная.
– Семья у неё состоятельная?
– Уже нет. Они всё потеряли в двадцать девятом году. Её прапрапрадед владел несколькими лесопилками. Её прапрадед – герой Гражданской войны. Её прадед двенадцать лет был мэром Пикакса. Её бабушка со стороны матери…
По мере того как Франческа рассказывала историю семьи Джилл, в голове Квиллера вырисовывался план. Он выждал время, после чего сказал:
– Я слышал, что мать Харли серьезно больна. Ты не знаешь, что с ней?
– Нет.
Сухость ответа подтверждала его мысли.
– Если миссис Фитч не выкарабкается, это будет большой потерей для общественности. Она так много делала для городской библиотеки, больницы, школы; так много занималась благотворительностью…
Внимание Франчески внезапно переключилось на содержимое тарелки.
– Я встречал миссис Фитч на заседаниях совета библиотеки, и она произвела на меня впечатление очень любезной женщины, не жалеющей времени и сил, чтобы помочь другим.
Франческа выразительно посмотрела на часы.
– Ты представляешь, который сейчас час? Я должна вернуться в студию и выполнить несколько заказов.
– А мне нужно включиться в работу над очерком об Эде Смите.
Позже, когда они попрощались и она одарила его театральным поцелуем, он преподнёс ей шёлковый шарф в подарочной упаковке, который покупал для Полли.
– Я знаю, что я трудный клиент, – извинился он. – Но вот это – в качестве благодарности за твоё терпение. И я хорошенько поищу твою зажигалку.
Поднявшись к себе, он обнаружил, что несколько остававшихся орехов были выужены из вазочки и валялись на полу.
– Это ваша работа, мадам? – спросил он Юм-Юм, которая облизывала свою правую лапу. – И может, вы знаете что-нибудь о пропавшей зажигалке?
Коко он сказал:
– Фран не стала ничего говорить ни о Маргарет Фитч, ни о своих отношениях с Дэвидом. Сложим два и два и что получим? Интриганку-мать, которая не дала сыну жениться на дочери полицейского?
– Йау! – ответил Коко.
СЦЕНА ДЕСЯТАЯ
Место действия: квартира Квиллера;
позже – редакция газеты.
Время действия: день похорон Фитчей.
В соответствии с пожеланиями семьи это были скромные похороны. Они прошли в Старой Каменной церкви, расположенной через сквер от владений Квиллера, полиция направляла движение транспорта в нужные стороны и препятствовала зевакам толпиться около церкви. На кладбище не было ни репортеров, ни фотографов с их объективами.
Райкер хотел осветить это событие в газете и отписать, что имя Фитча имело вес в округе, что убийство ввело всех в шок и поэтому похороны заслуживали большего внимания.
– В таком городе, как наш, всё по-другому, – возражал Джуниор Гудвинтер. – Мы уважаем чувства близких.
Райкер настаивал, спор затягивался, и в результате Квиллера попросили рассудить оппонентов.
Он согласился с Джуниором:
– Любопытствующие не пострадают. За час все детали похорон станут общеизвестными. Телефоны будут заняты, в кафе и барах будут болтать об этом. Сплетни в Пикаксе распространяются быстро, и газетам, которые выходят дважды в неделю, за ними просто не угнаться. Так что публиковать репортаж о похоронах не имеет никакого смысла.
В утро похорон, когда Квиллер печатал последний абзац истории Эддингтона Смита, а сиамские кошки сидели на его столе, зазвонил телефон. Юм-Юм тотчас исчезла в неизвестном направлении, Коко прыгнул к телефонному столику и зарычал на аппарат.
– Квилл, это Коки, – сказал голос в трубке. Голос Элкокови Райт, молодого архитектора, звучал строже, чем во время их краткого флирта в Центре. – Я звоню из строительного вагончика перед твоим домом.
