Вячеслав Имшенецкий - Секрет лабиринта Гаусса
— Ребята, там внизу вода. Послушайте.
Тимка, Шурка и Таня легли пластами, плотно прижались щеками к горячим плитам: буль-буль-буль.
Сомнений не было, внутри скалы журчал ручеёк.
Мальчики ползали на животах, выслушивали. Яснее слышалось в ямке под глыбой, куда ложился Шурка. Ударили по этому месту камнем, подземная пещера ответила гулким эхом.
Петька,Тимкается щель, через которую можно черпать котелком воду.
Яму под глыбой ребята вычистили до последнего камешка, но щели не оказалось. Лежали там толстые, скальные плиты. Расстроенный, Шурка отполз подальше и сел, и даже не стал смотреть в сторону глыбы. Тимка с Петькой колотили вдвоём тяжёлым булыжники по плитам. Потом Петьку сменила Таня.
Встал на помощь Шурка. Втроём они подняли самый большой камень и ударили по плите. Камень раскололся надвое. Но и от плиты отлетел острый угол. Появилась небольшая щёлка. Таня смогла втолкнуть туда только ладонь.
— Мальчишки, оттуда холодом несёт. — Тимка лёг на живот, но в щели было темно, и он рассмотрел всего лишь неровные стенки. Они шли в темноту, почти касаясь, друг друга.
Это была гранитная скала, лопнувшая тысячи лет назад. Потом, наверное, были ещё землетрясения. Со временем трещину затянуло, покрыло щебнем и пылью.
Тимка отполз от щели. Сел. Опустил голову и сказал, еле ворочая распухшим языком: — Воды здесь не добудем. И не шевелился, как будто приготовился в такой позе умереть. Шурка и Таня тоже сидели оцепеневшие и безразлично смотрели на маленькую трещину.
Из пропасти, как из духовки, несло жаром. Копчёное сало размякло и на мешке появились жирные пятна.
Петька, наконец, встал. Закачался. Но устоял. Опираясь рукой о глыбу, подошёл к Тимке:
— Нельзя сидеть, Тимка! Давайте искать! Может, щель где-нибудь расширяется.
Тимка поднялся на колени. Растормошили Шурку. И поползли, часто прижимаясь щеками к камням.
Подземный ключ словно издевался над слабеющими ребятами. Он то журчал у самой поверхности, то пропадал совсем. Мальчики ползли, удаляясь все дальше и дальше от Тани.
У Петьки пошла из носу кровь. Тимка хотел встать, чтобы помочь Петьке, и не смог, подкосились ноги. И он упал навзничь. Шурка развернулся головой назад и лёжа, как высушенный маленький краб, стал звать Таню. Хриплый голос звучал все слабее и слабее…
Он пришёл в сознание от того, что кто-то обтирал ему лицо холодной тряпкой.
— Шурка, открывай глаза. Шурка, это я — Таня, я воды достала. Шурка, где Петька с Тимкой?
— Там, за камнями.
Таня побежала туда.
Петька с Тимкой в сознание пришли сразу, как только Таня коснулась их мокрой тряпкой. Шурку пришлось тащить к трещине волоком.
Здесь, у камня, лежала мокрая верёвка, стоял котелок, полный воды. И лёгкий мотылёк, поднятый сюда горячим воздухом, сидел на проволочной душке и хлопал синими крылышками. Таня напоила Шурку, передала котелок Тимке.
— Пейте всю, я не очень хочу.
Утолив жажду, легли в тени. Таня стала рассказывать, как ей удалось достать воду.
— К верёвке я привязала, мальчишки, Тимкино огниво и стала опускать в трещину. Хотела посмотреть, далеко ли до воды. Опускаю, опускаю и чувствую, что верёвка тяжелеет. Вытащила её, а она мокрая, вода с неё течёт. Выжала её в котелок, выпила, а потом давай опускать да выжимать, косынку намочила и за вами пошла.
Слушая Таню, мальчишки блаженно улыбались.
Откуда-то появился шмель. Дал в воздухе несколько кругов и спикировал на мокрую верёвку. Зашевелил усиками. И тут же прожужжало ещё шесть шмелей. Сходу они впились в верёвку и сидели на ней, как жёлтые пулемётные пули крупного калибра.
— Оклемались малость, теперь водички и сами добудем, — Шурка встал, бесцеремонно разогнал шмелей и стал опускать верёвку в щель. У него набралось полкотелка. Он уже хотел её выпить, но подскочил Тимка.
— Хватит тебе, сдохнуть хочешь, что ли?
— Я самую малость. Я опять хочу. Сильно хочу пить. Шурке действительно делалось плохо. Руки у него задрожали, на лбу выступил пот. Его стало тошнить. Он лёг на живот, застонал. На руках и шее кожа покрылась пупырышками… Тимка испугался и стал совать ему котелок:
— Пей, Шурка!
— Не давай! — закричал Петька. — Помереть он может. Голову мочить надо.
Облили Шурке голову, мокрую косынку положили на лицо.
— Где больно? — спросила Таня.
Шурка не ответил. Заплакал. Затряслись худенькие плечи.
Задрали Шурке рубаху и, обмакивая ладони в котелок, обтёрли спину. Сначала Шурка лежал, как мёртвый, потом стал вырываться. И, наконец, вяло заулыбался. Его перевернули на спину и остатки воды выплеснули на живот.
Лечение помогло. Через несколько минут Шурка уже сидел и даже пытался поймать мотылька.
Таня, Тимка и Петька, по очереди доставая воду, ещё раз обтёрли Шурку с ног до головы. Дали ему кусок сала и стали обливаться сами. Прямо в одежде. Возле глыбы появилась лужа. Её тут же облепили шмели и синие мотыльки.
— Идти можешь? — спросил Тимка.
— Куда же денусь, — ответил Шурка, — конечно, пойду.
— Понесёшь только лук и стрелы.
По каменистому гребню вдоль ущелья Петькин отряд двигался вперёд.
А немного погодя, озираясь по сторонам, из-за гранитной скалы вышел высокий толстый человек с большими вислыми ушами. В правой руке он держал нож, в левой камень. По узенькому карнизу он побежал к трещине. Перед самой лужей споткнулся, пополз на четвереньках. Дотянулся до воды, стал жадно пить. Остатки лужи вычерпал себе на голову. Поднялся на ноги. Осмотрел место стоянки. Увидел шкурку от копчёного сала, схватил её и стал жевать. Вислоухий где-то повредил себе руку, в которой держал нож. Она была перевязана Петькиным шёлковым галстуком.
ЦЕНТРУ (ИЗ ТОКИО)
Здесь ожидают прилёта специального «юнкерса». Для принятия его японцы расширяют старый аэродром в двенадцати километрах от города Эпсилон. Диверсионная группа»Феникс» готовится к переброске в район этого аэродрома.
АвдеевТимка шёл далеко впереди, внимательно осматривая местность. Шагалось легко, чувствовалось, что гребень хребта резко идёт вниз. Тимка проскочил между двумя круглыми скалами, торчащими, как осыпавшиеся колонны, и исчез из глаз. Потом появился снова. Встал между колоннами в торжественную позу и, дождавшись ребят, громко сказал:
— Вот вам парадная дверь. Пожалуйте спускаться со своего чертового гребня.
Сразу за колоннами был широкий пролом. Его склоны большими ступенями уходили вниз. Как солдаты в зелёных накидках, стояли на каждом уступе маленькие коренастые сосны. Ущелье казалось светлым и приветливым, оттого что и ступени, и стены струили нежный голубой свет. Солнце заходило, отражаясь на всех уступах малиновыми, неровными кругами.
Петькин отряд легко спустился на дно голубого ущелья. Сказочный коридор привёл их к пологому склону. Вдоль и поперёк по нему шли овраги, заросшие травой и диким луком. Повсюду лежали голубые булыжники. В дальнем овраге, среди кустов, обнаружили небольшое болотце. Вода была ржавая, с привкусом железа, но Тимка первым выпил почти котелок.
— Пейте, не бойтесь, она еше пользительнее.
Таня улыбнулась, потому что Тимка в тайге все считал «пользительным». И воду, и траву, и всякие корешки, и дудки, и молодые побеги пихты, и сосновую кору.
Утолив жажду, выбрались из оврага и на сухих каменистых россыпях остановились на ночлег. Наелись досыта сочного лука и копчёного сала. Легли на тёплый песок отдохнуть, а потом уж развести костёр, насторожить капкан. Но усталость одолела ребят. Скрючившись под телогрейкой, мгновенно заснули все четверо.
Первой проснулась Таня. Внезапно. Видимо, что-то её разбудило. Она открыла глаза. Брезжила заря, и в зыбком утреннем свете она осмотрелась. Мальчишки ещё посапывают, валяются лук и стрелы… Таня вдруг вскочила. Затрясла за плечо Петьку, зашептала:
— Проснись, Петька, проснись! Мешка с салом нет!
Тимка тоже проснулся. И тихо, чтобы не разбудить Шурку, вылез из-под телогрейки:
— Росомаха, видать, балуется. — Он схватил камень: — Надо догонять, далеко не унесёт.
Какие-то вмятины, похожие на следы, шли к оврагу. Тимка пошёл туда, Петька держал лук наготове и крался сзади. И увидел, как сбоку от них, за валуном, качнулась тень. Петька обогнул кусты и бросился туда. Но там никого не оказалось.
— Странно, — сказал вслух Петька.
В овраге они тоже ничего не обнаружили. Тимка вернулся к стоянке, но здесь следов не было. Как будто мешок с салом улетел по воздуху.
Проснулся Шурка. Минуту сидел молча, потом стал ругаться.
— Проспали сало, разини! Опять будем траву жрать. По кусочку делили, жадничали, а теперь зверям на съедение отдали. Таких дураков больше нигде не сыщешь. Заготовили, закоптили, — Шурка глотнул слюну, — и принесли, — Шурка скорчил рожу, — отдали: нате, звери, росомахи, жрите на здоровьице. Он снова лёг, накрылся телогрейкой: — Я никуда не пойду, потому что есть хочу, а есть нечего!
