Владимир Кузьмин - Конверт из Шанхая
– Может, проще попросить вашу маменьку нагадать ей то, о чем мы попросим?
– Да вы что? Маменька своим гаданиям верит и ни за что не скажет того, чего карты не говорят. Лучше уж привидение!
– Но привидение может быть только одно! Нас двое, и одна из нас должна будет следить, чтобы оно не попалось на глаза кому другому, а не Софье Яковлевне. Вы все это придумали, вам и быть привидением!
Я надеялась, что Маша пойдет на попятную, но не угадала.
– Пусть я буду привидением, – покорно согласилась моя приятельница и зябко дернула плечами. Ей уже становилось страшно.
Ирина Родионовна позвала Машу к обеду, мы условились встретиться позже, и я пошла к себе.
«О господи, – подумала я. – Если в этом поезде еще и привидение заведется, что же это получится?»
Мне стало жутко стыдно за предстоящую проказу, но еще больше захотелось довести ее до конца.
9
Дедушка также собирался обедать, и я пошла умываться. По возвращении я застала Ивана Порфирьевича возле нашего купе.
– Вот, сговорились с Афанасием Николаевичем вместе идти обедать, – сказал он. – Не возражаете?
– Конечно, нет, – сказала я, уступая дорогу проходящему мимо нас старшему проводнику.
– Любезный, – окликнул его Еренев. – Могу я задержать вас на два слова?
– За-ради бога!
– Попрошу не обижаться, у меня нет причин вам не верить, и вопрос я задам лишь для того, чтобы прояснить для себя некоторые детали. Вот вы сказали, что в поезде не было посторонних. Но выказали небольшую неуверенность в этом. Отчего?
– Понимаете, ваше высокоблагородие, не стану врать, на других поездах случалось, что пускали в них без билета и даже знали, для чего пускали! Но здесь такого не заведено. На экспрессе служить и почетно, и удобства разные, и заработок выше. Никому не хочется такое место терять. Это у нас первое будет.
Проводник загнул мизинец левой руки, но не пальцем правой, а ключом, который в правой руке держал. Необычный, надо сказать, был ключ у него. Иван Порфирьевич кивнул.
– Второе будет вот каким. Большая часть пассажиров едет из Иркутска до Москвы и Петербурга, так что подсаживались немногие. И пустых мест у нас раз-два и обчелся. Ваш вагон целиком и полностью занятый подцепили. Куда тут чужому пристроиться и как в поезд прошмыгнуть?
Проводник загнул второй палец.
– Чувствую, что есть у вас и третье, – подбодрил его товарищ прокурора.
– Ох, есть. Ваши сотоварищи с концертом – не могу ничего плохого сказать, всем понравилось, – но суету подняли невероятную. Никто на месте не сидел, все туда-сюда-обратно, из конца в конец бродили. Могу с уверенностью сказать, что до станции Обь к нам бы и мышь не проскользнула. А вот в Оби и далее одну станцию, пока все не угомонилось, дело посложнее было. Мог чужой проникнуть. Была такая крохотная щелочка! Но это проникнуть! А куда, скажите на милость, он бы делся, как все разошлись и спать стали? То-то и оно! Вот и вышло, что врать, будто в точности никого не было, не хотел и говорил, что, наверное, не было, а не в точности.
– Спасибо большое. А с кем за столом был убитый?
– Так с офицерами молодыми, а четвертым был кто-то из иноземцев. Коли надо, так я спрошу у официантов, они вернее должны помнить.
– Спросите, сделайте одолжение.
Проводник ушел, Иван Порфирьевич обернулся ко мне:
– А что, Дарья Владимировна, можете вы с вашей новой знакомой Марьей Петровной переговорить с теми офицерами? На предмет, не было ли чужих в поезде, не вертелся ли кто подле их стола? Вот и славно! А с четвертым игроком я поговорю о том же. Вдруг что любопытное откроется.
– Какие будут указания? – полушутя спросила я.
– Какие могут быть указания, Даша? – всерьез ответил Иван Порфирьевич. – Я уж давно считаю вас опытным сыщиком и уверен, что вы и сами справитесь.
А вот последняя фраза каплю иронии содержала! Но я ничуть не обиделась.
– Ну-с, все в сборе? – спросил дедушка, появляясь в коридоре. – Идемте кушать.
Одним из наших планов на дорогу был перевод присланной маменькой пьесы английского сочинителя мистера Бернарда Шоу. Оказавшись вновь за одним столом с английским журналистом, дедушка завел разговор об этой пьесе.
– О! – сказал мистер Фрейзер. – Не считаю себя человеком, глубоко понимающим театр, но выскажу уверенность в том, что этот ирландец мистер Шоу прославится наравне с Шекспиром.
– Даже так?
– Несомненно! Этот драматург умеет уловить суть жизни, а не это ли главное в театре? Кстати, он большой острослов, что может подтвердить мои слова. Да вот один из его афоризмов, подходящий к нашему случаю: больше всего люди интересуются тем, что их совершенно не касается.
– Афоризм хорош и по-английски тонок, – похвалил дедушка. – И подходит к любому случаю.
– Я имел в виду то бурное обсуждение трагического происшествия в нашем поезде, что сейчас происходит за каждым столом здесь и в каждом купе, – понял намек англичанин. – А ведь оно никого из пассажиров не касается напрямую.
– И что же говорят? – не удержалась я.
– Строят догадки и рассказывают небылицы, – вежливо ответил мистер Фрейзер. – Говоря по правде, я не прислушивался.
– Получается, что именно журналист проявляет странное для него безразличие к такой популярной теме?
– Отчего вы так решили? Факты меня интересовали. Я постарался увидеть все, что возможно было увидеть своими глазами, задал несколько вопросов очевидцам. Но досужие рассуждения мне действительно неинтересны.
– А свое суждение у вас сложилось? Быть может, возникла какая параллель со схожими случаями? – не отставала я.
– Я, мисс Дарья, на криминальные темы не писал. Почти не писал. Так что из личного опыта ничего почерпнуть не смог. Но вы правы, возникла у меня параллель.
– Расскажите, будьте любезны.
– Тогда слушайте, – легко согласился мистер Фрейзер. – Речь пойдет о преступлении, совершенном в вагоне знаменитого поезда Orient-Express[30]. Не сомневаюсь, вы о нем слышали. Ездить не доводилось? Тогда чуть отступлю и скажу, что наш с вами Сибирский экспресс почти во всем его превосходит!
– Надеюсь, что этот комплимент не проистекает от исторической нелюбви англичан ко всему французскому? – засмеялся дедушка.
– Ни в коей мере! – уверил журналист. – Но вернемся к происшествию. Тогда также был убит банкир, так же, как здесь, все указывало на обыденное ограбление… Как я понял, вы более моего в курсе дел? Я прав, ничего не путаю? Тогда пойдем дальше. Следов взлома также не было, более того, купе было заперто изнутри! Естественно, газеты просто смаковали это дело. Но то, что я расскажу вам далее, взято мной не из газет, но из более достоверных источников. Подробности следствия мне неизвестны, а результаты его таковы: убийцей оказался не грабитель или вор, а любовник жены банкира. Он переоделся в униформу служащего поезда, заранее раздобыл универсальный ключ, которым можно было открыть любой из замков поезда даже в том случае, если дверь заперта изнутри. Сел незамеченным на станции, после которой поезд шел на очень малой скорости из-за крутизны поворотов, открыл нужное купе, нанес удар ножом в сердце, создал видимость ограбления и благополучно спрыгнул с поезда. Позже он намеревался вступить в брак с вдовой покойного и таким способом завладеть немалым капиталом.
Я слушала и пыталась представить нечто подобное применительно к нашему случаю. Могло такое быть? В принципе, да! Более того, подобный или схожий мотив мог объяснить и некоторые непонятные мне вещи. К примеру, пропажу бумаг. Ведь в этом случае преступнику не было важно, имеют они ценность или нет, нужно было хоть что-то забрать. Да и мне самой, не знаю отчего, но казалось, что это были обычные документы, имеющие значимость лишь для самого узкого круга людей. Да нет же, я знаю, отчего мне так казалось! Я уж вспоминала, как Михаил Наумович, перед тем как предоставить в наше с Машей распоряжение свое купе, взял из него нечто. И это нечто было небольшим, легко умещавшимся в заднем кармане брюк. Была бы важна папка, взял бы и ее. Кстати, а что он брал? Да, скорее всего, бумажник. Стоит подумать над тем, что убийство это было спланировано заранее. Стоит! Хотя Михаил Наумович и не был женат, но мог же кто-то из родственников желать его наследства.
– Получается, что у того преступника был двойной мотив для совершения злодеяния, – сказала я вслух, когда англичанин закончил свой рассказ. – Ревность и наследство.
– В суде он напирал на первое, полагая, что правосудие отнесется к нему не столь жестоко. Но помогло это мало.
Интересно, а могло быть так, что наш банкир не знал своих наследников? Едет такой наследник сейчас в поезде, сидит где-нибудь в ресторане невдалеке от нас, а мы и не знаем этого! Не знаем, что обедаем вместе с преступником. Я машинально стала вглядываться в лица пассажиров за соседними столами. Мистер Фрейзер неожиданно засмеялся.
