Андрей Нуйкин - Посвящение в рыцари
Площадь взорвалась гневным гулом:
«Смерть им! Казнить!.. В костер их!.. В реку…»
— Спасибо! Спасибо, дети Мои! — властным жестом восстановив тишину, продолжал Карлик. — Они, эти вот, лишь жалкие наемники… Главные враги — там, за рекой. Смертельные враги! Это апологеты индивидуализма — коммунисты… это кровожадные демократы… это человеконенавистники-гуманисты… Мы сорвем их зловещие планы… Я сам возьму топор в руки… Я буду питаться сухим хлебом, спать полчаса в сутки, носить рубище (Карлик потряс полой своей горностаевой мантии), но гордое знамя Вымрукинии взовьется над столицами врагов наших и на всей земле, которую завещали нам наши предки, воцарится окончательная справедливость… Вы будете питаться одними пирожными!.. Купаться в бассейнах с лимонадом!!! Целыми днями смотреть цветные телевизоры!.. А ЭТИ, ТАМ будут покорно подставлять спины под ваши плетки, когда вам захочется размять руку. На нашей улице будет вечный праздник. Я обещаю вам это, дети Мои. Я, ваш верный слуга, сильный только вашей силою, умный только вашим умом, движимый только вашей железной волею!..
Площадь вновь взорвалась ревом:
«Смерть… Гуманистов на виселицу!.. Веди!.. Умрем!»
Дождавшись тишины, Карлик Седьмой деловито закончил:
— А теперь все истинные патриоты добровольно пойдут на уколы и вольются в ряды непобедимой армии стражников. Все в амбулаторию! Да здравствую Я!
Полюбовавшись немного толпой, дружно строящейся в колонны под руководством коричневых вымруков, Карлик помахал ручкой и с лукавой улыбкой прошествовал обратно, к трону. Двери захлопнулись, стало тихо. Мы молчали, склонив головы.
— Какое неблагодарное это человечество, убиться можно! Ты их спасаешь, хочешь подарить свободу и счастье… Жизни, можно сказать, не щадишь, а они «смерть!», «на виселицу!»… Фу, как нехорошо!
Что ж, у Карлика были основания насмехаться над нами и нашими планами «всенародного восстания»!
— А признайтесь, вы не ожидали, что мои подданные окажутся столь преданными?
— Ваше Несравненство, — перебил высочайшую болтовню Научный Мальчик, — не логичнее ли было бы с точки зрения семантики и общепринятой грамматики называть преданными тех, КОГО предали. А тех, КТО предает, предающими или предавшими. Действительные причастия означают, как известно…
— Спасибо, милый, — остановил Научного Мальчика Карлик. — До чего же Я люблю ученых! Все-то они знают, все-то объяснят. Куда бы мы без них!.. Но и в Мое положение войди. Если бы Я начал жить по твоей грамматике, пришлось бы Мне казнить за преданность. Широкая тиранская общественность восстала бы против меня. К тому же вас, как преданных людей, пришлось бы награждать, в то время как народ — вы сами слышали — требует казни. Высшая же цель каждого справедливого монарха — верно служить народу, выполнять его волю… Впрочем, может быть, вам уже расхотелось, чтобы воля народа исполнялась? Не то пойдемте на балкон еще раз. Как народ решит, так и будет.
Что? Не хочется? То-то вот. Эх, молодость, молодость!.. А относительно грамматики Я как-нибудь с вами еще побеседую. Дело в том, что Я как раз обдумываю сейчас книгу по языкознанию. Всем, знаете ли, приходится заниматься самому, никому ничего нельзя доверить. Ну, ладно, Мои юные друзья, выше носы! Так и быть, проявлю неуважение к народу, не стану вас казнить. Люди вы здесь недавние, местных условий не знаете, книжек опять же романтических начитались. Ладно, ха-ха, возьму вас, так и быть, на поруки.
— Но, Ваше Величество, — не выдержал я, — ведь половина из того, что на нас донесли, вранье, клевета!
— Может быть, может быть. Но это несущественно. Главное, чтобы на вас был нужный материал. У Меня есть. А дальше уже Мое дело, захочу — признаю клеветой, захочу — признаю правдой. Так сказать, в зависимости от политической ситуации и Моего настроения. Я доходчиво объясняю?
— Очень, Ваше Несравненство. Но еще два вопроса, если позволите.
— Позволю.
— Почему они все без конца твердят вам про нашу дружбу. Это же полный кошмар — на друзей доносить.
— Так и быть, поделюсь еще несколькими секретами управления. На одном страхе, запомните это, прочность государства основывать нельзя. Слишком запуганный народ, учтите, ничего уже не боится. Во многих случаях продуктивнее энтузиазм. Разумеется, не стихийный.
В свое время по рекомендации Совета Мудрейших (есть такая группа особо отягощенных годами и мудростью специалистов) Мы отменили семью, ибо любовь к родителям, всяким там братьям, теткам сильно отвлекает от любви ко Мне. Любовь ко Мне начала быстро крепнуть, но возникли трудности в путях ее выражения. Я люблю, ты любишь, он, она любят… А КТО ЛЮБИТ СИЛЬНЕЕ? Вот в чем закавыка. Тогда ученые предложили поставить во главу угла не любовь, а дружбу. Друга предать трудно, почти невозможно. Тем большей похвалы достоин тот, кто совершает это ради своего государя. Тот, кто доносит на друга, награждается у нас красивым коричневым бантиком. Но… возникли новые трудности. Доносить рвутся многие, а дружить никто не хочет. Вы же, ха-ха, как дошли до Меня слухи, весьма легко предлагали свою дружбу направо и налево.
— Последний вопрос, Ваше Несравненство. Чего это они на наши карманы ополчились?.. Ничего такого у нас там нет. Вот смотрите, платок, ножичек, но тупой совсем, гвоздик, веревочка, карандаш… Ну, и дальше такое же.
— Тут не в веревочках и гвоздиках секрет. Тут… ну да ладно, раскрою еще одну государственную тайну. По неофициальным, так сказать, каналам дошло до нас, что некоторые из подданных встали на скользкий путь двойной жизни. На виду они вроде бы, как и все, полны энтузиазма, все, что надо, поддерживают, за всех, за кого велено, голосуют, а сунув руки в карманы, складывают там пальцы в фигу. Мелочь, казалось бы. Но в искусстве государственного управления, запомните это, мелочей не бывает.
Пришлось особым декретом запретить карманы. Жаловались вначале, дескать, платки носовые положить некуда. Ничего, чистота помыслов важнее чистоты носа, ха-ха…
Но к делу. Все у Меня тут в стране хорошо, сами видите. Однако… ощущаю в последнее время: свежести не хватает! Свежих людей, свежих идей… Короче предлагаю вам государственную службу. Условиями не обижу. Есть, к примеру, вакансия заместителя управляющего левой императорской чернильницей. Писать Я не любитель, левая чернильница вообще всегда пустая стоит, но… порядок есть порядок! С девяти пятнадцати до восемнадцати двадцати пяти придется состоять каждый день при чернильнице. Главное в этой службе — почитать управляющего всем чернильным прибором. В служебные часы — в обязательном порядке, в неслужебные — на добровольных началах. Учтите, должность очень престижная, дает льготы, надбавки, привилегии. Ну, и другие вакансии ничуть не хуже. Пока Я не тороплю вас с ответом. Даю три дня — поразмышляйте, посоветуйтесь…
С тем и отпустил нас Карлик Великий, чуть не сказал «на волю». Какая уж «воля», когда в окна круглые сутки смотрят тупые хари стражников.
Как спасти ушастиков?
Измена сереньких настолько ошеломила нас, что все вдруг стало противным и неинтересным. Я ушел в свою комнату и сидел там в злой тоске. К черту рыцарство, если даже на друзей нельзя положиться! Пусть эти идиоты получают свои уколы в хребет, пусть с детства превращаются в старичков и угодничают перед жалкими карликами! Мне до них нет больше никакого дела — займу «престижную» доходную должность, заведу в соответствии со здешней модой два лица и буду спокойно состоять с девяти пятнадцати до восемнадцати двадцати пяти при левой императорской чернильнице, в которой ничего, кроме дохлых мух, не наблюдается.
Задира бродил из комнаты в комнату такой мрачный, что к нему лучше было не приближаться. Даже Научный Мальчик, кажется, наконец растерял свою непробиваемую невозмутимость. Не обращая на нас внимания, он шагал по комнате взад-вперед, и в голове его вместо обычного мелодичного позвякивания раздавались напряженное гудение и потрескивание.
— Гады, ну что за гады! — не выдержал молчания Задира. — А такая революция намечалась! Не революция, а конфетка!.. Ну, погодите, я еще вырвусь. Наберу за рекой ватагу надежных ребят — мы от этого змеятника камня на камне не оставим! ЭТИХ будем за каждый донос на площади пороть. А кто своего друга предаст — за ухо и в реку — к спиралям. Все музеи мира скелетами обеспечим, но людей из них сделаем!
— Из скелетов?
— Смейся, смейся!
Я разделял раздражение Задиры, но как командир не имел права позволить, чтобы наш гнев завел нас слишком далеко. Поэтому я начал возражать.
— Не знаю, есть ли смысл нам сердиться? Такими уж этих ушастиков растят. И потом… Вымруки их порют, мы начнем пороть, что они от этого поумнеют или более смелыми станут?
— Ах, ах, я уже рыдаю от жалости! Какие они бедные, у них даже друзей нет — доносить не на кого! «Такими их растят»… А у самих у них в головах мозги или макароны по-флотски?
