Валерий Гусев - Враг из прошлого
Лодочник пересел на корму, дернул заводной шнур мотора и умчался к своему берегу.
– Класс! – сказал Алешка. – Вот это мы с тобой наловили! И на уху, и на жаренку, и на рыбий компот хватит. И тетушке отнесем. Только ты, Дим, не проговорись про Лодочника. Давай лучше похвалимся, что это мы сами наловили.
Не проговорюсь. Еще и потому, что мне эта широкополая шляпа на бородатом Лодочнике что-то напомнила. Что-то такое туманное. В тумане, точнее. Не его ли мы тогда видели ночью на озере? Он выплыл из тумана, стоя в лодке и подгребая одним веслом, а потом снова скрылся в тумане. И почему с веслом? Хотя в такой туман, да еще ночью, под мотором не больно-то поплаваешь. Да еще в такой шляпе, чем-то похожей на капюшон.
Когда мы вернулись, Матвеич был уже дома и пил чай с хлебом. Проголодался. После королевского блюда.
– Ай да ребята! – Он даже облизнулся машинально, когда увидел наш улов. – Вятские – хватские. А я-то, старый пенек, хлеба наелся.
– Ничего, – успокоил его Алешка. – Пока обед сготовится, вы опять проголодаетесь. Отдыхайте, Федор Матвеич, работайте. А я сейчас в самую большую кастрюлю воды наберу. А Димитрий рыбку ощиплет, картошечку почистит, лучок порежет – и мы с ним уху сварим.
– И рыбный компот на третье, – буркнул я.
Федор Матвеич сел отдыхать за письменным столом, а мы сходили к тетушке Тильде, отнесли ей рыбки.
– Это преле-е-е!.. – обрадовалась она. – Это сплошной фосфор. Я после этой рыбки-и-и буду светиться в темноте, как юная фея. Алекс, Димитрий, вы молодцы! А нам всем хватит этого улова? Клев был клевый?
– Клевее не бывает, – успокоил ее Алешка.
Вернувшись домой, мы пошли на камбуз. Алешка налил воды в кастрюльку и тоже сел отдыхать – уморился, бедняга, уху варить. А я занялся готовкой под Алешкину болтовню. И я не особенно к ней прислушивался. Алешка трещал, как воробей на ветке. И раскачивался на табуретке.
– …И я даже думаю, Дим, как бы он этот пистолет у Матвеича не скрал… – При этих словах он доигрался – табуретка грохнулась, Алешка ударился попой об пол.
– Не ушибся? – спросил я, пробуя кипящую уху.
– Какие-то табуретки у Матвеича кривые. Нестойкие.
Хозяин нестойких табуреток как раз зашел на камбуз.
– А чего ты на полу? – спросил он Алешку.
– Его табуретка сбросила, – объяснил я. – Горячая такая. Как конь-скакун.
– А я вас обрадую, – сказал Матвеич. – Сережа сейчас звонил, они завтра приезжают. На два дня.
Ни фига себе! Как время летит! Мы, оказывается, уже целую неделю здесь живем.
– А завтра какое число? – спросил Алешка. – Суббота, что ли?
– Четверг после дождичка. – Я снял кастрюлю с плитки и поставил на нее сковороду.
– Что ты нас все время рыбой кормишь? – выступил Алешка. – На мне уже чешуя растет. Чешется. Во всяких местах.
– После обеда купаться пойдем, – сказал я. – С мылом.
– После обеда про Окаянного Ганса будем рассказывать, – возразил Алешка. Для него мыло – страшнее понедельника. – Да, Федор Матвеич?
Он подумал и согласился:
– Ладно. Если только наш кок на третье порадует нас куриным компотом.
Алешка завял – куриный компот даже в сказках не бывает. Но он ошибся, я уже придумал. И когда они с Матвеичем ушли в комнату, чтобы поскорее сесть за стол, я быстренько этот компот соорудил. Это очень просто. Мама нас этим компотом баловала. Берешь несколько яиц, отделяешь белок от желтка, по отдельности взбиваешь, смешиваешь, добавляешь сахар – вот вам и куриный компот. Под названием гоголь-моголь.
Алешка, с ним расправившись, облизнулся и напомнил:
– А ты еще рыбный компот обещал.
– Он был на первое – уха с косточками.
Федор Матвеич кряхтел от удовольствия и поглаживал живот. От сытости. Если он сейчас задремлет, рассказа о Гансе нам не слыхать. И я пошел на камбуз, заварить покрепче чай.
Глава IX
Рыбалка в карьере
– Ну вот, – начал Матвеич. И напомнил: – Приехал наш Нюхач. На всякий случай доставили мы его в дом Ганса. Походил он по дому, заглянул в сарай, обошел весь участок и сказал: «Пустые хлопоты, ребята. Ничего здесь не прячется. Зря вы меня вытащили. Я ведь к вам прямо с рыбалки приехал – такой клев вы мне сорвали». «Ладно, – говорю, – исправимся. Поедем сейчас на речку, может, там тоже клев будет. И неплохой».
Сели в «уазик», приехали на берег реки. Нюхач вышел из машины, вдохнул речной воздух полной грудью, потянулся и как заорет:
– Чую! Чую, братцы! Есть! И судачок есть, и плотвица, и ерш колючий!
А нам разве это от него надо? Нам совсем другой клев нужен.
Матвеич налил себе еще чаю, сделал глоток.
– Но тут, смотрю, он зажмурился, стал головой вертеть и говорит: «Кое-что еще чую. Золотишко, камешки красивые, платина». Тут мы, конечно, заволновались, стали его теребить: «Где?» Он глаза открыл и показывает: «Вот от той отдельно стоящей сосны вдоль по реке до того отдельно стоящего дуба. Ищите!»
– Да… Ищите. А от сосны до дуба с километр, не меньше. Впору водолазов вызывать. Но речка неглубокая, где-то до колен, где-то по пояс. Ну что? Взял я сапоги у Гансова соседа и пошел бродить по реке. Вот Алешка сказал, что он скоро чешуей обрастет, – и у меня так же было. Вы, ребятки, не поверите, а бродил я по реке от сосны до дуба и обратно почти месяц. До конца сентября.
– И так ничего не нашли. – Алешка грустно, с сочувствием покачал головой.
– Ну как ничего? Нашел старинное пушечное ядро, самоварную трубу, кочергу, ухват без ручки, чугунок расколотый, две подковы, воспаление легких…
– Свое, что ли? – спросил Алешка.
– Конечно, не чужое. А когда уже температура моя зашкаливала, под крутым берегом, в промоине нащупал что-то мягкое.
– Это был утопленник? – испугался Алешка.
– В какой-то степени. Это был толстый прорезиненный мешок. Я вытащил его на берег. Развязал туго завязанную, в два сгиба, горловину…
– И что?
– И то. Там были два булыжника для веса, каминные часы, уникальные шахматы, два подсвечника и много чего еще. Но я снова полез в воду. И вытащил еще один мешок. Вызвал опергруппу и потерял сознание. Очнулся в больнице. Живой и отчасти здоровый. И сразу же взялся за дело. Нужно было скорее получить признание Окаянного Ганса и отправлять его в Москву на следствие и суд.
– Он, наверное, расстроился, – предположил Алешка.
– Не то слово, Леш. Он озверел. Привели его на допрос. Сняли наручники. На столе лежат развернутые газеты – что-то ими прикрыто.
А дальше Матвеич стал нам читать, что у него было написано в книге. На этот раз у него получилось гораздо лучше.
«Я с ним поздоровался и сказал, что продолжаю допрос.
– Я с фашистами не разговариваю.
Тут я не выдержал, сорвался:
– Если ты еще раз назовешь меня фашистом, я устрою тебе побег и застрелю при попытке к бегству.
Конечно, я бы никогда так не сделал, но после такой угрозы Ганс немного присмирел. И я приступил к допросу.
– Вы утверждаете, гражданин Гансовский, что никогда не были в квартире гражданина О. и не похищали из этой квартиры вещи, так?
– Так точно. Не посещал, не крал и не похищал. – А сам все время посматривает на газеты.
Я задаю еще несколько не опасных для него вопросов, а потом говорю:
– Взгляните сюда, нет ли среди этих предметов знакомых вам? – и поднимаю газету, под которой лежали вещи из мешков со дна реки.
Сначала он остолбенел и выпучил глаза. А потом завыл, как зверь в капкане. И вдруг бросился к столу, стал хватать все, что подворачивалось под руку, и распихивать по карманам: золотой портсигар, карманные часы, бриллиантовые запонки.
Затем он упал на пол и забился в истерике. Я вызвал конвой и врача. Гансовскому сделали успокаивающий укол и привели его в чувство. Вещи со стола убрали.
– Продолжим, – сказал я. – Вы утверждаете, что не произвели незаконного вторжения в квартиру гражданина О. Не вскрывали дверь и не отключали сигнализацию.
Гансовский упрямо ответил:
– Я даже не знаю, кто такой О. и где его хата.
Достаю из ящика стола воровские инструменты, которые были упакованы во втором мешке.
– Это ваше?
– Впервые вижу.
Кладу перед ним акт экспертизы, разъясняю:
– На этих инструментах обнаружены отпечатки ваших пальцев.
В ответ молчание. Потом неохотно:
– Ну мой инструмент, и что с того? Новую жизнь начал, избавился от них, в речку выкинул. Чтоб соблазна не было.
Кладу перед ним другой акт, разъясняю:
– Специалисты уверенно утверждают, что именно этими инструментами вскрыты замки входной двери квартиры гражданина О. Что скажете?
Молчание.
Достаю из ящика стола небольшой приборчик:
– Ваше?
– Что за штуковина?
– Прибор, которым вы сканировали электронную защиту квартиры гражданина О.
Сначала молчание, потом неохотно:
– Что, и пальчики мои на нем есть?
– Есть. – Кладу третий акт. – Сознаетесь, Гансовский?
– Нет. Ничего не знаю, нигде не был, никого не грабил. А на суде скажу, что тупые менты захотели на меня свалить нераскрытую кражу. И еще скажу, что вы меня били и грозились расстрелом.
