Анелюс Маркявичюс - Призраки подземелья
Ромас в десятый раз перебирал мысленно всех знакомых, всех приятелей и не находил никого, кто бы мог написать такое письмо. В конце концов и мать обратила внимание на эту бумажку.
— Получил письмо, не знаю от кого, — объяснил Ромас.
Мама пробежала глазами аккуратный листок, потом прочла его еще раз вслух и пожала плечами.
— Действительно странное письмо. Что это за нелепые встречи в такой час! И нечего тебе ходить. Если ты кому-нибудь нужен, дома тебя найдет.
Вернувшись с работы, отец тоже прочел письмо. Он согласился с матерью и добавил:
— Если не подписано, не стоит и идти. Порядочные люди не встречаются с авторами анонимных писем.
— Кстати, — сказал вдруг отец через несколько минут, — я сейчас иду на собрание и думаю, что вернусь где-то около десяти. Если хочешь, то по дороге могу завернуть в этот скверик, погляжу, что это за птица желает тебя видеть.
Ромас не спорил с отцом. Пусть посмотрит. Охваченный любопытством, он весь вечер ожидал, когда отец вернется с собрания. Но ничего интересного Ромас не узнал. Отец был на скверике, даже несколько минут посидел на скамейке и покурил, но никого, хотя бы отдаленно похожего на человека, ожидающего свидания, не появлялось.
Ромас махнул рукой и вскоре забыл про письмо. Но через несколько дней он снова нашел такой же конверт. Только на этот раз письмо было надушено и внизу стояла подпись: «Твоя подруга». В письме кто-то упрекал мальчика, что он не пришел, и приглашал явиться в тот же час на то же место завтра. Ромас прочел письмо, поспешно спрятал в карман и огляделся, не видит ли кто-нибудь. Сейчас у него не было никакого желания делиться новостью с матерью. У него горели щеки. «Твоя подруга»… Кто же мог быть этой подругой? Снова ломал он голову, снова и снова не мог найти ни одного человека, который так жаждал бы встречи с ним, Ромасом.
Вечером следующего дня Ромас переоделся и вышел из дому задолго до десяти. С ним зачем-то хочет встретиться девочка! Кто она такая, почему, для чего хочет его видеть? Может быть, он ее совсем и не знает, а может быть, каждый день встречается и видится. Каждый день? Какое она имеет право писать ему письма, приглашать на свидание?
Он вдруг оскорбился и едва не повернул обратно. Но любопытство победило. «Ладно, схожу, посмотрю, может быть, даже и останавливаться не стану, только пройду через сквер. А все-таки кто же она?..»
До сквера оставалась еще добрая сотня метров, когда Ромас увидел единственного на свете человека, который мог прислать такое письмо. Это была Юсте, сестра Зигмаса, совсем молодая, веселая девушка, работавшая продавщицей в универмаге.
Встречая Ромаса на улице или у брата, она всегда веч село шутила с ним, поддразнивала и называла мальчика не иначе, как «моя симпатия». Но зачем это письмо и это свидание?
Ромас удивленно и растерянно смотрел на девушку, а она с улыбкой протягивала руку.
— Ромас, мальчик мой, давно не виделись! — смеялась она, здороваясь. — Что не заходишь?
— Некогда, — неловко оправдывался он, говоря явную глупость. Только вчера днем он был у Зигмаса. Но Юсте не было дома.
— Ну вам, мужчинам, всегда некогда. И наш тоже целыми вечерами где-то бродит. Ты, наверное, не спешишь, идем прогуляемся, — взяла она его за руку, как маленького мальчика, и потащила по улице. — Хорошо, а? Какой славный вечер. Кажется, бродила бы всю ночь и не устала. Хорошо бы теперь поехать куда-нибудь в деревню, всюду зелень… А воздух какой! Я еще помню, как маленькой жила в деревне. А ты жил в деревне, Ромас?
— Нет, — сказал он. — Только в прошлом году на каникулы ездил.
— И то хорошо.
Она болтала, ничуть не стесняясь, часто сама спрашивая, сама отвечая.
— Смотри, как дрожат листья на деревьях. Отчего они дрожат? И как асфальт сверкает!.. А куда ты шел? — неожиданно спросила она. — Может быть, я помешала?
— Куда? — удивился Ромас. — Туда, куда ты писала.
— Как это — я писала? — остановилась Юсте. — Я ничего не писала!
— Не писала? — вконец растерялся Ромас. — А это что? — Он вынул письмо.
Юсте взяла у него письмо, прочла и расхохоталась:
— Ромас, милый мальчик, так тебе уже и свидания назначают! Конечно, другие, не я. Правда, другие, честное слово. Но ты, Ромас, так легко не поддавайся. «Твоя подруга». А ты так-таки и не знаешь, кто эта подруга?
— Нет, — признался он.
— И нисколечко не догадываешься?
— Ни чуточки.
— Ну-ну, — усмехнулась она. — А ты хорошенько приглядись. У кого глаза всегда на тебя смотрят, кто на переменке хочет с тобой вместе побыть, та и есть «подруга».
— Какие переменки, — пробормотал Ромас, — сейчас ведь каникулы…
— А почему ты на меня подумал?
— Я не думал… Просто встретил.
— Смешной ты мальчик, Ромас. Ну, да мне пора. — И она протянула руку.
Домой Ромас шел, скрипя зубами. И главное — он знал теперь, кто мог написать это дурацкое письмо.
«Погоди, будет тебе «подруга»! — обещал он. — Я тебе пропишу. Да как ей только в голову пришло — сочинить эту записку?»
Назавтра Ромас, придя в школу, увидел во дворе Ниёле и отвел ее в сторону.
— Можешь больше не писать всякие бумажонки! — небрежно посоветовал он, сунул письмо ей в руку и, круто повернувшись, пошел прочь. Он представлял, как Ниёле смутится, получив обратно свое письмо. И хорошо, не будет лезть!
Но каково же было его удивление, когда через несколько минут та самая Ниёле, вместо того чтобы хлюпать носом где-нибудь в углу, как это водится у девчонок, подошла к нему, ни чуточки не стесняясь. А поскольку Ромас стоял в группе мальчиков, она тихонько шепнула:
— Ромас, Ромас, это совсем не мое письмо. Я не писала тебе!
Он отошел немножко в сторонку и сурово сказал:
— Не выкручивайся! Писала, а теперь стыдно признаться в своей глупости. Впрочем, все это меня совершенно не интересует.
— Не писала я, Ромас, правда не писала, честное слово, не писала, — оправдывалась Ниёле. — Зачем мне писать, я мальчикам не пишу. Это и почерк на мой совсем не похож. Такой косой. Это еще кто-нибудь написал. А я должна отвечать! — Она уже обидчиво надула губы: — Забирай свое послание. Оно мне ни к чему! — Ниёле сунула ему письмо и отвернулась.
Ромас стоял с письмом в руке, не понимая, что происходит.
— Так кто же его написал?
Ниёле не ответила.
— Может быть, еще какая-нибудь девчонка?
— Откуда я могу знать? — уже несколько мягче сказала Ниёле. — Такого почерка я ни у кого в нашем классе не видела.
— Что там почерк! — махнул рукой Ромас. — Почерк при желании можно до полной неузнаваемости изменить, Йонас мне книжку давал. Там три профессора определить не могли, кто написал…
— Для чего же изменять почерк? — ехидно спросила Ниёле. — Ведь на свидании ты все равно ее увидел бы.
Больше Ромас не получал записок, но зато стали твориться еще более странные вещи. В один прекрасный день, когда он с товарищами выходил из школьного парка, они заметили бродившего неподалеку мужчину с фотоаппаратом на шее. Ромасу показалось, что он где-то уже видел этого человека. Но ломать голову было ни к чему. Мало ли встречается на улице людей, которые кажутся тебе знакомыми. Не удивился он также, увидев его возле парка. Стояла хорошая погода, сюда приходили художники, которые, установив свои этюдники, рисовали; фотографы увековечивали виды города, снимали парк и школу. Однако когда ребята немного отошли в сторону, Ромас увидел, как какая-то девочка показывала незнакомцу в их с Костасом сторону. Мужчина быстро зашагал к ним. Ромас с Костасом на всякий случай свернули в переулок и исчезли в ближайшей подворотне. Ромас быстро забыл об этом происшествии. Но вскоре ему пришлось вспомнить этот случай.
Через несколько дней, под вечер, Ромас, Симас и Зигмас договорились пойти в тир. Они любили стрелять и часто заглядывали туда. Тир — небольшое четырехугольное помещение, очевидно какой-то бывший склад, дальняя стена которого была увешана зайцами, медведями, кабанами, всевозможными птицами, мельницами, смешными человечками, — находился неподалеку от школы.
Когда они пришли, все места оказались занятыми. В любителях пострелять недостатка не было. Пришлось подождать. Но вот девочка с толстыми белыми косами то ли настрелялась вдоволь, то ли у нее кончились деньги — она расплатилась и вышла. Зигмас тут же занял ее место. Вскоре рядом с ним встал Симас, а через несколько минут взял в руки ружье и Ромас. Они купили пули и начали было стрелять, однако Зигмас сказал:
— Чего там попусту, давайте соревноваться.
— Давай! — согласились Ромас и Симас.
Зигмас вытащил лист бумаги, поделил его на три части и, надписав: Симас Баубли́с, Ромас Жейба, Зигмас Ли́пикас, — положил рядом.
Вначале ребята никак не могли приноровиться к ружьям, и очень редко раздавался сухой щелчок и какая-нибудь жестяная зверушка падала вниз головой. Но через несколько выстрелов результаты стали улучшаться. Ромас сшиб зайца, а Симас — красного петуха. Зигмас целился в косматого кабана с белым клыком. Все с нетерпением ожидали выстрела. Кабан рухнул носом в землю. И тут же кто-то сказал:
