Сергей Иванов - Близнецы и Сгоревший Замок
Если вы не пробовали кататься на этой доске с загнутыми концами, так вы лучше и не пробуйте, честное слово. Можно очень не слабо навернуться.
Но Ольга сумела — у нее причем получилось сразу.
— Давай, гони! — кричала она.
Лида сидела за рулем, а Олег, держась за нее и обернувшись через плечо, смотрел, как Ольга, сперва робко, а потом все смелее закладывает виражи. Олег тоже попробовал покататься, но у него далее близко не получалось так. Про Лидку же и говорить нечего. Она шлепнулась подряд раза три-четыре:
— Не, ну его на фиг! Это без меня… Странствуя по озеру, они в одном месте увидели вдали множество каких-то черных точек на белом.
— Чего это?
— Рыбаки зимние, — ответила Лида. — Туда не поедем — рыбу чтобы им не пугать.
И еще в одном месте они увидели, как с крутой горы народ катается на санках и лыжах. Они стояли посреди озера и смотрели на летающие с горы фигурки.
— Рванем туда, а? — попросила Ольга.
Ей до ужаса хотелось съехать с горки на сноуборде.
— Нет! — В голосе Лиды опять послышалась словно бы забытая на эти счастливые часы тревога. — Туда не поедем!
И тут же Ольга вспомнила о том странном письме.
Тронула рукой куртку — хрустнула бумажка: верно, так и есть, она положила странное письмо в карман… совершенно машинально.
Ну, так пусть и лежит!
Глава XVIII
Поздним вечером и ночью
Вечером, уже лежа в постели, Ольга вспоминала этот… да на самом деле счастливый день. Ей хотелось поговорить с братом, однако она ясно слышала, как Олежка сопит в свои так называемые «две дырочки». И не только потому, что у Оли был отличный слух, но и потому еще, что братишка довольно-таки громко это делал!
Неожиданная сила подняла ее, а потом ноги сами собою пошли в Олегову комнату. Он спал на спине, широко раскинувшись, словно… ну словно какой-нибудь юный русский богатырь. И в то же время он сейчас удивительно был похож на дедушку Олаву. В темноте белая кожа становилась как бы черной, а дедовы, негритянские, черты лица проступали вдруг очень отчетливо.
Что делала сейчас Оля? Можно сказать, она любовалась своей второй половинкой.
И в то же время ей было тревожно.
Опять и опять Оля как бы просматривала кадры длинной кинопленки, которая называлась «Сегодняшний день». Но просматривала она не всю пленку.
Это были «фотопортреты» Берестовой Лиды.
Причем чаще всего одни глаза. А в них тревога! Словно бы Лида ожидала что-то плохое. Хотя внешне-то они трое почти все время веселились. Им в самом деле было очень хорошо — интересно, а потом уютно и вкусно.
Когда они после той потрясающей прогулки все-таки вернулись домой, их уже ждал обед. Да еще какой! Тут, впрочем, не стоит устраивать никаких восхищенных описаний… Только, может быть, скажем о соке! Ничего более свежего Оля просто не пила. Было такое впечатление, что его только что надавили. А, наверное, так оно и было… Причем из самого сладкого и самого ароматного винограда на свете!
Был там и еще один… «прикол».
Возвращались они чуть-чуть не той дорогой, и вот им пришлось проехать мимо трехэтажного каменного, тяжелого и в то же время красивого сооружения — просто язык не поворачивался назвать его домом. Это был скорее всего замок или тайный дворец волшебника…
— Здесь мой папка живет, когда сюда приезжает, — просто сказала Лида.
— А… а тот дом? — с трудом спросила Оля.
Они в это время ехали в санях, под полостью, а Олег все с тем же упоением вел снежный мотоцикл, не обращая внимания ни на какие замки вокруг.
— А тот мой, — ответила Лида. — Потому что, знаешь, у папки же могут быть свои дела, друзья приезжают. Или разные там переговоры. Да и мне надо к самостоятельности привыкать, к своему, личному, дому!
— Ну… да, — с трудом проговорила Оля.
С трудом — потому что у нее и своя комната бывала далеко не всегда. А случалось, что они, всей компанией Сильверов, жили в одном гостиничном номере. Что ж, как говорил великий Карлсон, дело житейское!
А тут собственный дом. У девочки!
После обеда Лида им предложила сыграть в бильярд… Но Оля вроде бы нигде бильярда не видела.
— Да он в подвале, — улыбнулась Лида
И они спустились в так называемый подвал… Ничего себе! Это было огромное помещение с действительно бильярдным столом и со столом для настольного тенниса. Но главным было не это. Вдоль стен тянулся сплошной диван, такое бесконечное круговое сиденье, обтянутое кожей. А над ним, в стенах, огромными таинственными фонарями, а может, окнами в иной мир, светились аквариумы. Их было тут штук двадцать, честное слово!
Оле не хотелось играть ни в настольный теннис, ни в бильярд. Она ведь здорово накаталась на сноуборде. Да еще обед убойный… Села на диван, стала смотреть на рыб. Скоро, как ни странно, и Лида подошла к ней, села рядом. Показала рукой на один из аквариумов, сказала вдруг:
— Бедные вы, бедные рыбы! Плаваете тут и ничего не знаете. Вот, думаете, какая у нас родина — прекрасная, огромная, а на самом деле это всего только два ведра воды! Эх вы, глупые…
Это Лида сказала с такой тоской, словно сама была рыбой.
Но ведь она рыбой не была. Значит, и грусть ее о чем-то другом, верно?.. Именно в тот момент Оля увидела у Лиды жуткую печаль в глазах. Даже не печаль, а как будто испуг.
Заметив, что Ольга смотрит на нее, Лида сейчас же улыбнулась, подмигнула ей:
— Хорошо, что мы не рыбы, точно?
Но с ней что-то творилось, это факт! И потом Оля уже нет-нет да и кидала на Лиду взгляд исподтишка. Она бы, вернее всего, не обратила внимание на состояние Лиды, но ведь в кармане ее продолжала лежать та непонятная записка. По идее ее надо было бы выдуть и аккуратно положить на место.
Оля так и собиралась сделать. Да остановилась — сообразила, что в кармане бумажка порядком успела поистрепаться и Лида бы сразу все поняла… Хотя, может, и не сразу, хотя, может, и ничего она не поняла бы!
Сейчас, уже поздним вечером, у себя в комнате Оля включила свет, вынула записку из кармана спортивных штанов, положила ее перед собой: «Запомни, я ждать больше не намерен. С тебя 1000 $! И ни грамма меньше! Иначе сама знаешь что будет! Ответить должна в понедельник. С.» Понедельник вообще-то послезавтра, вернее, уже «послесегодня», потому что часы показывали четверть первого ночи.
В принципе это не мое дело, но можно в понедельник немного последить за Лидой и…
А с какой стати я могу разрешать себе такие вещи? Меня Лида Берестова ни о чем таком не просила!
Однако была причина, по которой Оля имела право узнать, в чем там дело. Ведь ее брат, родимейший и любимейший, ее брат… Оля, по правде говоря, не знала, каким словом назвать их «отношения». Но, так или иначе, Олег к этой девочке именно что «относился». А значит, Оля имела право знать, что такое с Лидой происходит. И имела право ее защищать!
Под конец, между прочим, в Лидином доме появился папа Берестов. Оля в жизни своей не видела миллиардеров, и вот теперь он появился перед ней. Александр Валентинович был неуловимо похож на какого-то актера. Однако на какого — Оля вспомнить никак не могла. Смотрела, смотрела… И вдруг чуть не взорвалась от смеха: нет, не актер, а тот дядька, который ест конфеты «Рондо» и говорит на разные лады, что свежее дыхание якобы облегчает понимание.
То есть папа-миллиардер оказался не очень высоким, полноватым, улыбчивым… вообще симпатичным, вовсе не страшным. Только разговаривал он, как разговаривают люди, которые сильно спешат по своим очень важным делам, — излишне любезно и равнодушно, излишне энергично улыбался, излишне и заранее был со всем согласен, как «взрослые» бывают согласны с «детьми», на сто процентов уверенные, что все равно поступят по-своему.
У Сильверов в семье ничего подобного не было. Может, потому, что все они были равноправными актерами одной труппы. А может, и потому в основном, что просто Сильверы были другие люди!
Лида относилась к своему отцу… тут даже трудно найти слово. В общем — как он скажет, так все и было! Хотя у Лиды вон и дом свой собственный, и свой «личный» джип с охранниками, и, наверное, много чего еще такого же прекрасного. Но это все он ей предоставил. Так сказать, с барского плеча. Сам решил и сам дал. Поэтому в каком-то смысле можно было сказать, что папа-Берестов дочь свою не баловал, а, напротив, держал в довольно-таки черном теле и ни малейшего своеволия не позволял!
Странноватые такие отношения… А вот мамы, как поняла Оля, у них не было. А почему, отчего — спрашивать такие вещи неудобно.
Выключила настольную лампу, еще немного послушала, как сопит Олежка. Этот звук ей совершенно не мешал, как, например, не мешает шум ветра или волн.
Они прошлым летом жили у самого берега, собственно говоря, просто в сарае, потому что животных девать было некуда. Дед с бабушкой вообще спали на чердаке сарая, в соломе, а мать с отцом и Олег с Олей — в пристроечке к сараю. И буквально в пятидесяти метрах было Каспийское море. Так вот, оно часто шумело — то тихо, то очень громко. Но это ни разу не мешало Оле спать.
