Кристиан Биник - Суперсыщик Освальд и банда пакетоголовых
Фрау Питцке, между тем, устроилась на деревянной скамейке и есть свои бобы прямо из кастрюли. Тарелок здесь, судя по всему, нет и в помине, как и холодильника, телевизора или туалета. Эта ведьма наверняка бедна как церковная мышь. Поэтому и ее коты сами себе добывают пищу охотой.
Неожиданно раздается звук, которого я здесь никак не ожидал: телефонный звонок! Фрау Питцке достает из выдвижного ящика стола мобильный телефон, прикладывает его к левому уху и рычит:
— Да!
Я не верю своим глазам и ушам дорогой мобильный телефон в этой зачуханной развалюхе! Фантастика! Я весь обращаюсь в слух. Вначале фрау Питцке молча слушает, сжав свои тонкие губы. Потом вдруг орет в трубку:
— Что?.. Да вы в своем уме? Мне наплевать, сколько с вас содрал ваш стоматолог, понятно? Первого числа я приду за квартирной платой и, не дай Бог, я не досчитаюсь хотя бы одного цента! В моем доме жильцы вовремя вносят плату за проживание. Кого это не устраивает, тот вылетает на улицу!
На этом разговор заканчивается.
Я потрясен: это чудовище живет чуть ли не в собачьей будке, хотя ему принадлежит целый доходный дом! Нет, у этой фрау Питцке явно что-то с башкой не в порядке. Через пару минут я даже узнаю, какой именно болезнью страдает фрау Питцке: жадность!
Доев свои бобы, она встает со скамейки (оказавшейся крышкой сундука), поднимает ее вверх, и тут глазам моим предстает сногсшибательное зрелище: фрау Питцке достает из сундука деньги, одну толстую пачку за другой. Вот это номер!
Фрау Питцке невозмутимо выкладывает свои сбережения на стол, садится и пересчитывает деньги. На ее морщинистом лице играет восторженная улыбка. Клянусь вам, друзья мои, такой кучи денег я еще в жизни не видел! Не иначе она бабушка самого Дагоберта Дака.
Вскоре за дверью раздается какое-то царапанье. Похоже, вернулись эти два отморозка, Нерон и Калигула. Фрау Питцке не обращает никакого внимания на царапанье и продолжает считать капусту. Проходит целая вечность, пока она заканчивает свою ревизию. Она прячет деньги в сундук, и только после этого впускает котов.
Фффффу!.. Мне становится дурно! Эти две когтистые каракатицы притащили в вагончик молодого кролика. У Нерона в зуба одна половина, у Калигулы вторая. Они устраиваются рядом с моей клеткой и начинают его пожирать. Я с отвращением закрываю глаза. Я хоть и не член Союза вегетарианцев и люблю мясо, но неужели нужно обязательно лопать мертвых животных, которые выглядят как мертвые животные? Я бы в жизни не смог убить кролика — это такие шустрые зверьки, что я бы просто не смог их догнать.
— Чтобы потом слизали всю кровь, понятно? — лает фрау Питцке на своих хвостатых киллеров. — И не смейте приставать к собаке! Если с ней что-нибудь случится, девчонки мне этого не простят и я не получу от них больше ни цента.
Надеюсь, эти головорезы услышали, что им приказала их хозяйка. У меня нет желания закончить свою карьеру в качестве кошачьего корма.
Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем Тим сможет заплатить за меня выкуп? Пожалуй, лучше не дожидаться официального освобождения, а попробовать самому выбраться отсюда. Мне нужна идея. Но я слишком расстроен и слишком измотан всеми этими приключениями, чтобы придумать толковый план бегства.
Я тяжело вздыхаю, сворачиваюсь калачиком, трижды зеваю и — передо мной появляется… Сента. Прекрасная далматинка нежно прижимается ко мне и лижет меня в нос. К сожалению, это всего лишь сон…
ГЛАВА 18, в которой кипит ярость, пылает отвага и льется кровь
Проснувшись на следующее утро, я вспоминаю пантеру из одноименного стихотворения Райнера Марии Рильке.
И для нее весь мир сошелся клином
На этих прутьях, притупился взгляд, —
писал мой знаменитый собрат по перу. В настоящий момент я чувствую себя, как эта пантера: со всех сторон прутья решетки. Какое счастье, что мне не надо всю свою жизнь проводить в клетке! Бедные кролики! Им не позавидуешь.
Я изучаю обстановку. Дверь вагончика стоит нараспашку — хозяйка проветривает свой клоповник. Ни Нерона, ни Калигулы не видать. Наверное уже гоняют по лесу свой завтрак. Фрау Питцке сидит за столом и лопает давно засохшую старую булочку. При этом она издает такие звуки, как будто грызет булыжник. Дура несчастная! У нее под задницей — десятки тысяч евро, а она жалеет для себя нормального завтрака!
Собственно говоря, мне должно было бы быть жалко эту чокнутую жадину-говядину. Но мне ее не жалко! Если бы я мог, я бы вонзил свои клыки в ее алчные, загребущие грабли. А потом превратил бы ее сбережения в конфетти.
Мой желудок урчит. Я просто не слушаю его и думаю… сначала о Сенте, потом о своем хозяине. Интересно, Тим скучает по мне? Надеюсь, что скучает! А мой приятель Леонардо? Он, конечно, злится на меня за то, что я вчера вечером смылся без него. И все равно он наверняка расстроился из-за моего исчезновения. Спорим, что он давно уже взял мой след? Эх, жаль только, что этот след простыл у пруда, где я, идиот, добровольно сел в эту переносную каталажку! Пройдоха Леонардо мгновенно раскусил бы этот дешевый трюк с гамбургером и просто удрал.
Интересно, он бы придумал какой-нибудь фокус, чтобы выбраться из клетки? Думаю, еще как! За ним, как говорится, не заржавеет! Этот гном — мастер на такие штуки. До сих пор не могу забыть, как он прикинулся мертвым, а потом заскочил в мою будку…
Хм… Мертвым… Я напряженно думаю. Мертвым… Ну конечно! Вот оно спасение! Как же я сразу до этого не додумался? Однако нужно все провернуть до того, как вернутся Нерон с Калигулой. Давай, Освальд! Покажи этой жалкой комедиантке, что и среди четвероногих бывают прекрасные актеры.
Я валюсь на спину, раскрываю глаза так широко, что зрачки чуть ли не вываливаются наружу, и задерживаю дыхание. И что происходит? Ничего. Фрау Питцке преспокойно ломает себе зубы о свою «булочку» и не обращает на меня никакого внимания. Но я все равно не шевелюсь и не дышу. Пока я действительно чуть не помираю. Не выдержав, я судорожно хватаю воздух ртом.
Смотри-ка! Фрау Питцке, наконец-то, смотрит в мою сторону и удивляется этим астматическим судорогам.
— Ты чего это? — спрашивает она с едва заметной тревогой в голосе.
Мое дыхание становится еще судорожней и постепенно переходит в жуткое хрипение. Я бьюсь в конвульсиях, закатываю глаза и вывешиваю язык. Потом вдруг замираю, умолкаю и неподвижно лежу несколько секунд.
— Что за черт? — удивляется фрау Питцке. — У тебя что, брюхо, что ли, подвело от голода? Или… или ты… того?.. — Она подходит ближе. — Нет! Только не это!
Она возится с дверью клетки. Сейчас откроет — и путь свободен!
— Нет, вы только посмотрите! — визжит она. — Эта шавка сдохла!
Зззарразза! Нерон и Калигула вернулись! Что же теперь будет? Как только я вылезу из клетки, эти две ходячие мясорубки превратят меня собачий фарш. А может, все-таки рискнуть и вступить с ними в бой? Их двое, а я один. Четыре кошачьих лапы против одной собачьей челюсти — разве это справедливо?
«Прояви мужество, Освальд! — шепчет мне мой внутренний голос в левое ухо. — Покажи этим игрушечным тиграм свои клыки!»
«Не будь идиотом, Освальд! — шепчет мне другой мой внутренний голос в правое ухо. — Против этих двух дурдомовцев у тебя нет ни единого шанса!»
Пока мои внутренние голоса спорят между собой, фрау Питцке причитает:
— Что же я теперь скажу девчонкам? Если они поймут, что я заморила их пса голодом, я не получу от них…!
Она вдруг умолкает и начинает хихикать.
— Эй вы, бездельники! Вы уже позавтракали? — спрашивает она своих котов. — Если нет, то я желаю вам приятного аппетита. Скажу девчонкам, что он сам на вас напал.
Чего?.. Она что, собирается скормить меня своим киллерам? О боже! От страха я чуть не написал в шкуру. Но тут вдруг происходит что-то удивительное: за несколько секунд мой страх превращается в ярость, а ярость в отвагу.
К бою, Освальд! Вперед! Я вскакиваю на ноги с оглушительным лаем и протискиваюсь в открытую дверь клетки. Фрау Питцке чуть не падает в обморок. Нерон и Калигула выпадают в осадок при виде ожившего собачьего трупа. До заветного порога вагончика меня отделяет всего лишь метр. Однако уже через миг коты приходят в себя, бросаются на меня и вонзают мне в шкуру свои когти. Я, взвыв от боли, начинаю кусать направо и налево.
Мои грозные челюсти перемалывают все, что в них попадает. Несколько раз мне удается принудить Нерона с Калигулой к отступлению. Но эти злобные вонючки вновь и вновь бросаются в атаку. В конце концов они берут меня в клещи — один вцепляется мне в правую заднюю лапу, другой в левую. От радости они трут свои хвосты друг об друга.
Вот он мой шанс! Вытянув шею до размеров жирафьей я одновременно из всех сил кусаю оба хвоста. Коты в ту же секунду выпускают меня и с жалобным мяуканьем ретируются под стол. Я выскакиваю из вагончика.
