Роман Грачёв - Томка и рассвет мертвецов
— Как мы себя чувствуем? — поинтересовался Славка, закончив манипуляции.
— По сравнению с Бубликовым — неплохо.
Улыбка одним уголком рта подсказала Изгою, что шутку эту Славка слышал далеко не в первый раз.
— Проходи, не мнись на пороге.
Изгой вернулся на свое место за столом. Через минуту перед ним стояла вожделенная чашка чая, и даже с лимоном. Попивая чай, Изгой украдкой разглядывал Славку. Он не помнил, по какую руку от него сидел парень на остановке. Тогда, в ночной тьме и хмельном дурмане, их лица и силуэты сливались. Если бы Маша их сейчас не познакомила, Изгой едва бы его узнал. Ничто в Славке не выдавало психолога (к тому же, если память не изменяет, институт парень так и не закончил, загремев в армию). Славка, скорее, смахивал на инженера-электрика. Какой-нибудь технический белый воротничок на непыльной офисной работенке. Взгляд умный, голос приятный, речь правильная, грамотная. С таким бы Изгой с удовольствием просидел на кухне целую вечность. Говорил Славка почти без умолку и как будто ни о чем, но речь его убаюкивала. Через полчаса общения Изгой уже понимал, что именно в нем подкупало Машу. Такие ребята не могут не подкупать, не располагать к себе. Да, конечно, Ястреб тоже умел обворожить женщин, но его обаяние отличалось от обаяния Славки так же, как скрипичные концерты Вивальди отличаются от запилов «Секс Пистолз», и, к своему удивлению, Изгой не почувствовал уколов зависти или ревности. Ему и самому было хорошо.
— Я вот однажды тоже надрался, — рассказывал Славка, надкусывая овсяное печенье. — Вроде начал с малого, напиваться не планировал, но рюмочка за рюмочкой — и каюк, в полный осадок. Синий-синий иней, привет марсианам. Сидели на пляже летом, мирно отдыхали. Мне потом рассказывали, что я порывался доплыть до буйка и вытащить его на берег. Приставал к девушкам в бикини, с одной чуть не стянул трусы, получил по морде, обматерил спасателя. Отходил после этого неделю, чуть со стыда не сгорел. Компания-то была большая, и я еще не со всеми успел познакомиться. Ладно бы только свои кореша и подруги — они поймут и простят — но там еще одна важная шишка была из банка, у которого я хотел взять кредит. В общем, брат, ничего нового у тебя не произошло, со всяким бывает. Главное…
Тут Славка сделал паузу, откусил еще один, довольно большой, кусок овсяного печенья и запил его чаем.
Изгой с напряжением ждал вердикта. Ему хотелось, чтобы Славка развеял его тревоги и рефлексии. Он ведь и сам каждый раз переживал после пьяных провалов в памяти (особенно сегодня), и простое ободряющее слово человека, который знает, пришлось бы кстати.
— Главное, — повторил Славка, — чтобы никто не забеременел после твоих пьяных экзерсисов. А то дело рискованное, понимаешь…
Таков был один из «ночных ангелов».
Со вторым оказалось сложнее.
Макс явился уже ближе к вечеру, когда стало смеркаться и тени на снегу под окном удлинялись. Он был мрачен и задумчив. Уныло взглянул на гостя, нисколько не удивившись его присутствию, кивнул в знак приветствия. Молча переоделся, умылся в ванной, сел ужинать котлетами. Славка, Маша и Изгой к тому моменту уже выставили на стол бутылку виски. Макс разглядывал ее, затем снова кивнул, соглашаясь присоединиться к банкету. Маша выставила три рюмки.
— А сама? — поинтересовался Славка.
— Я посижу, мальчики, посмотрю на вас, послушаю.
— Окей.
— Как там дела? — спросила Маша у Макса. Изгой услышал в голосе тревогу, из чего сделал вывод, что перед ним сейчас очередная сцена какого-то длинного сериала.
— Согласие есть продукт непротивления сторон, — пробубнил Макс, разливая янтарную жидкость по рюмкам. — И вот с согласием у нас по-прежнему не фонтан.
Этим объяснением он и ограничился.
А потом началась банальная пьянка.
Спустя полчаса Изгой уже любит своих новых знакомых как старых друзей, с которыми гонял голубей по крышам и тырил яблоки в соседском саду. И не отложилось даже в самых далеких закоулках сознания, что знали они друг друга чуть меньше суток, что мама в далеком детстве предостерегала от нечаянных сближений. Она, вероятно, была права и имела веские основания для подобных советов, но Изгой всегда был мальчиком открытым и до неприличия откровенным. Помнится, однажды он возвращался с одного местечкового рок-фестиваля в Магнитогорске. Билетов на комфортабельные места в поезде не осталось, пришлось довольствоваться общим вагоном. Поезд шел ночью, на соседних местах протирали зады об обшарпанные лавки не знакомые друг с другом парень и девушка. Парень по имени Василий ехал проездом в Питер, девушка (он до сих пор смаковал ее красивое имя — Валерия) возвращалась домой в глухую областную деревеньку. Разговорились, пообщались. Потом Василий достал колоду карт. Пару часов втроем раздавали «дурака», пока не сморило. Повалились спать чуть ли не друг на дружку. За долгие ночные часы пути эти двое молодых людей показались Изгою бесконечно родными. В итоге по прибытии, уже на вокзале, пока стояли и курили на перроне, Изгой пригласил Василия к себе домой, чтобы тот выспался перед вечерним поездом. Пожалуй, ответ попутчика его огорчил:
— Ты меня всего восемь часов знаешь.
Ничего больше он к своему заявлению не присовокупил, и Изгой, наверно, до сих пор гадал, что оно означало.
Сейчас — иное. Славка, Макс и Машка (о, Мария!) ничего не требуют и не ждут. Он с ними ест, пьет, пьянеет, позволяя такому короткому и простому счастью обнять его. Ему это необходимо.
— А вот еще помню, — продолжает свои незатейливые рассказы общительный Славка, разливая виски, — как пришел с жесточайшего похмелья сдавать экзамен по психологии после первого семестра. А профессор у нас — монстр, в третий раз «счастливо» женат, детей дома семеро по лавкам, ипотека, машина в ремонте… смотрит на нас, беззаботных уродов, и желчью наливается. Нам-то что, сдать и забыть, а у него это дело принципиальное: не знаем ни хрена, в голове только танцы-шманцы-интернет, зато хотим дипломы получить и в жизни закрепиться.
В общем, явная классовая ненависть, причем с первого взгляда. Сижу перед ним, в его сторону стараюсь не дышать, а ему и так понятно, что я учебник раскрывал в сентябре в лучшем случае. Смотрит так с прищуром, понимает, что сейчас завалит меня к чертовой матери без выходного пособия. А в билете вопрос… точно не помню, ну, допустим, когнитивный диссонанс, чтобы вам понятнее было. И вот я ему, значит, пытаюсь косу заплести умными словами, говорю-говорю, но вижу, как руки у него мою зачетку подтягивают и теребить начинают. Я замер. Молчу и тупо смотрю, как он корочку насилует. А у меня тогда напряг был со временем, лишняя пересдача не вставляла. Он так хитренько смотрит и подначивает: «Ну что же вы умолкли? Продолжайте». Я, прикиньте, пары слов выдавить не могу. Гляжу на его пальцы — тонкие, холеные, с маникюром, обручальное кольцо опять же. В общем, как кролик на удава запал.
Славка опрокидывает стопку виски, зажмуривается, крякает, но не закусывает. Изгой сам смотрит на него сейчас как на того профессора. Что-то в нем есть, в этом парне… очень теплое. Макс же, напротив, с каждой новой рюмкой все больше насупливается. И почему-то молчит. У него явно что-то не склеилось сегодня — на работе ли, еще где. Ну и ладно, его угрюмость общему настрою не мешает. Маша тем временем что-то постоянно подрезает на разделочной доске возле мойки: колбаса, помидоры, лимон. Глядит на мужчин с милой домашней улыбкой.
— Ну? — подгоняет рассказчика Изгой.
— Вот те и «ну»! — отзывается Славка. — Смотрел я на него, смотрел, а потом и сказал: «Возможно, я не украшу своим портретом галерею светил психологической науки, но уверен, что можно засчитать хотя бы попытку быть стройным и логичным в тот момент, когда в голове туман, а во рту компостная яма. Как вы считаете, коллега?». Тут, конечно, надо было видеть его лицо. У нас на потоке такими речевыми оборотами никто не владел, вот ей-богу. Способных ребят было раз-два и обчелся, в большинстве своем мы высокомерное отношение профессора к себе вполне заслужили, чего греха таить. А я действительно кого угодно уболтаю даже с жесточайшего похмелья.
— У болтал? — интересуется Макс.
— А то ты не знаешь!
Изгой закидывает внутрь обжигающий виски. Впрочем, сейчас напиток уже не греет — он добивает. Еще немного, и поплывут стены, станут растворяться лица. От счастья останется лишь лоскуток.
«Когда я положу этому конец? — задается вопросом Изгой, с тоской глядя на свои пальцы с обкусанными ногтями. — Когда я выберусь?».
Из невеселых размышлений его вытаскивает Макс. Кажется, впервые за сегодняшний вечер парень обращается к нему непосредственно — глядя прямо в глаза. Взгляд у него… нет, не то чтобы недобрый, но какой-то очень пристальный. Люди, обладающие таким взглядом, не могут похвастаться миллионом друзей. Таких людей принято избегать и даже, наверно, бояться.
