Мариэтта Чудакова - Дела и ужасы Жени Осинкиной
И объявил:
— Пригласите свидетельницу Лидию Лекареву!
Только Женя и Олег во всем зале знали Лику в лицо. И Женя увидела, как вздрогнул Олег при этом имени. Ни Женя, ни тем более Олег, ничего не знавший о переговорах Жени с Ликой еще в Москве и о том, что она дала письменные показания о его алиби, никак не ожидали, что Лика появится здесь, в Сибири.
Она вошла в зал. И все присутствующие, включая судей, можно сказать, приковались к ней взглядом — так хороша была эта девушка восемнадцати-девятнадцати лет с нежным лицом, с гладкими белокурыми прядями, загибающимися полумесяцами к подбородку, в светло-сиреневом летнем брючном костюме, с еще более светлым газовым шарфиком, с крохотной эмалевой веточкой сирени на лацкане жакета.
Видно было, что Лика страшно волнуется и ни-чего не видит вокруг. А Олег не смотрел на нее. Он опять смотрел в землю.
Секретарь показала, куда ей встать — перед маленькой такой трибункой. Взяла у Лики паспорт, стала записывать имя и фамилию.
Судья спросил, предупреждена ли она об ответственности за отказ от дачи показаний и за заведомо ложные показания, и, получив подтверждение, задал вопрос, состоит ли она в родстве с Олегом Сумароковым.
— Нет…
— В каких отношениях вы с ним находились?
— В дружеских… — пролепетала Лика.
Судья задал вопрос, видела ли она Олега в тот мартовский день, когда произошло убийство Анжелики, и Лика ответила, что да, видела. Они встретились примерно в шесть часов и пошли погулять.
— Случайно вы встретились или договорились заранее?
— Случайно. Но Олег хотел со мной встретиться, только позже. Он нес записку, которую хотел оставить мне в дверях…
— Каково было содержание записки?
— Он просил меня встретиться в девять вечера у мостика…
— Показал ли он вам эту записку?
— Да, показал.
— А куда он дел ее потом? Выбросил?
— Нет, я хорошо помню, что почему-то не выбросил… Засунул в карман своей куртки.
— Посмотрите внимательно на этот документ. Это та записка?
Лика внимательно вгляделась в переданную ей записку.
— Да! Та самая! Совершенно точно!
Тут раздался хриплый от волнения голос Игоря Заводилова:
— Ваша честь, могу ли я ознакомиться с этой запиской?
Судья попросил Артема Сретенского показать записку отцу убитой. Тот внимательно осмотрел авиабилет, на котором темно-коричневым фломастером была написана записка. Адвокат Олега сказал, что имеются взрослые свидетели того, что эта записка была найдена именно в куртке Олега в заколоченном доме после гибели Анжелики и после суда. Очевидно, что она никоим образом не могла оказаться в тот вечер в руках Анжелики. Тем более, что в распоряжении суда все время была другая записка, невольная копия этой. Заводилову была представлена и она — тот кусок газеты, на которой случайно — уже красными буквами, как из-под красной копирки, — отпечаталась записка Олега. Кусок газеты, который попался на глаза его дочери, и погубил ее.
Раньше Заводилов не видел эту записку, служившую главным вещдоком. Он знал ее только по описаниям — и не сомневался в подлинности. Тем, первым следствием он управлял из Москвы. Теперь у него не было сомнений в том, что все, рассказанное свидетельницей, — правда. Вид обеих записок был слишком убедителен.
Игоря Заводилова глубоко поражало, что, видимо, вот эта сидящая в первом ряду и очень внимательно слушавшая высокая девочка с копной золотистых пушистых волос, явно года на два младше Виктории, поехала через Урал и Сибирь, чтобы спасти своего старшего друга от неправедного приговора. Приговора, которому он, Заводилов, взрослый мужчина — не глупый, не злой, не бесчестный, — способствовал. Девочка поехала, нашла записку — и самостоятельно поняла, что произошло на самом деле.
Игорю было физически нехорошо и от сознания всего этого, и от не покидавшей его ни на одну минуту другой мысли.
Ему очень хотелось попросить у кого-нибудь глоток холодной воды, но было и неловко, и не у кого. Он даже сомневался, дотянет ли до конца заседания, не случится ли с ним чего. Непривычно давило в груди, покалывало сердце, которого раньше он, запросто пробегавший двенадцать километров, а на лыжах и все двадцать, вообще никогда не чувствовал.
Умный и трезво мыслящий Игорь Заводилов ясно понимал: впереди его ждет другой судебный процесс, на котором он будет чувствовать себя гораздо, гораздо хуже. И еще совершенно неизвестно, как перенесет этот процесс его жена — ведь едва ли не главным его фигурантом будет их пятнадцатилетняя дочь.
Судья продолжал допрос свидетельницы.
— Расстались ли вы с Сумароковым в лесу и в какое время?
— Нет, мы не расстались… Он пошел меня провожать.
— Вы расстались у вашего дома?
— Нет… Он вошел вместе со мной.
— До какого часа он пробыл в вашем доме?
— Примерно до трех ночи…
Игорь Заводилов слушал Лику и смотрел на нее в упор, не сводя глаз. Да, сомнений не оставалось. Молодой человек, сидевший в клетке, опустив голову, — Заводилов видел его первый раз — действительно был в тот вечер с этой девушкой. Он не был причастен к убийству Анжелики.
— Последний вопрос. Скажите, свидетельница, почему вы не сообщили эти важные сведения, когда началось расследование убийства? Вы еще были в Оглухине, когда в доме нашли записку, будто бы адресованную Анжелике, вызывающую ее к мостику, где и нашли ее тело. Вы уже знали, что в убийстве обвиняют человека, который в ночь убийства был с вами. Почему вы не захотели дать оправдывающие его показания, а уехали в Москву?
В зале, где и без того было очень тихо, воцарилась полнейшая тишина. Лика смотрела на судью своими большими красивыми глазами и молчала. Олег из своей клетки первый раз взглянул на нее. И во взгляде его можно было прочитать только одно чувство — жалость.
Лика закрыла лицо руками и зарыдала.
— Свидетельница, вы свободны, — сказал судья.
Глава 60. Будущий президент России свидетельствует
Вот чего уж Женя не ожидала — это увидеть в зале суда Федора Репина!
Она думала, что он еще в Оглухине дал свои показания в присутствии педагога или родителей, — и на том дело кончилось. Но главный судья объявил:
— Пригласите свидетеля Репина!
И в зал с очень важным видом, умытый и причесанный на ровный, как у Ельцина, пробор, в отглаженном костюмчике вошел Федор Репин собственный персоной. Рядом с ним шла взволнованная, в красных пятнах его оглухинская классная руководительница.
Женя сразу отметила, что Федьку об ответственности за дачу ложных показаний не предупреждали, а сразу стали спрашивать, видел ли он в тот мартовский день «вот этого человека» — судья показал рукой на Олега.
— Да, видел, — степенно начал Федя. — Он сначала шел, потом остановился…
— Он был один?
— Нет, с девушкой.
— Ты знаешь ее имя, фамилию?
— Ее в селе Ликой называли. А полное имя не знаю.
— Что делал этот человек, когда остановился?
— Стал целоваться с Ликой, — нехотя сказал Федька.
На задних скамьях, где сидели студенты, возникло легкое оживление, но быстро исчезло. Обстановка суда по факту убийства к веселью не располагала.
— А потом? — спросил судья.
— А потом они быстро пошли вместе.
— В сторону мостика?
— Не-е, как раз в противоположную, к станции.
— Он что, по-твоему, хотел уезжать?
— Не-е, он, наверно, к Лике пошел. Она в той стороне жила.
— Сколько времени было?
— Часов восемь, наверно. Темно уже было.
— А больше ты никого в это время не встретил в лесу?
— Встретил. Двух мужиков. Как раз к мостику шли.
— Ты их знаешь?
— Одного знаю, из соседней деревни. А другого нет.
— И куда, ты говоришь, они шли?
— К мостику. — И важно добавил: — Однозначно.
После этого Федю и его то и дело вытиравшую платочком пот со лба и одергивавшую темно-синюю шелковую блузу с длинными рукавами учительницу отпустили. Они остались в зале, устроившись в последнем ряду. А в суд вызвали Славу-байкера.
Славика судьи слушали с заметным удовольствием, несмотря на трагическое содержание его речи. Так точен, внятен, обстоятелен был рассказ о том, как ночью, при свете фар, мельком, но тем не менее ясно он увидел у мостика двух мужчин около тела девушки. Как одного он узнал, а другого нет. Как на другой день вернулся на это место и нашел гильзу. Как впоследствии его друг Денис Скоробогатов (Скин приосанился, услышав эти слова) сумел установить, специально отправившись в село Заманилки, что у одного из жителей села, виденного Славой у мостика, — зажигалка в виде гильзы с отсутствующей частью. Как Денис сумел, рискуя здоровьем и, возможно, жизнью, сделать так, что милиционер Костыль задержал Порскова, который, насколько известно свидетелю, сейчас находится под арестом.
