Елена Нестерина - Сыщик, ищи вора!
Как только начался урок и Сергей Никитич с опаской появился перед классом, мгновенно был развернут большой бумажный транспарант.
«Требуем нормальные условия обучения!» – так было на нем написано.
«За справедливость в выставлении оценок!» – гласил плакат на длинной палке, которым потрясал Костя Шибай. Этот плакат он изготовил дома и собрал уже здесь, в школе.
Сергей Никитич в ужасе плюхнулся за свой учительский стол, не выпуская классного журнала из рук. Тут же над ним взметнулось белое облако. Сергей Никитич вскочил, отмахиваясь от зависшего в воздухе мела. В классе захохотали, но тихо.
– Сергей Никитич, обратите внимание на наши требования! – раздался голос Арины Балованцевой.
Но Сергей Никитич ни на что обращать внимание не собирался. Под прикрытием мелового облака, уже начавшего оседать, он поспешил выскочить из полутемного кабинета, наполненного беснующимися монстрами. Его путь лежал к директору, который так и не отреагировал на предыдущую жалобу Сергея Никитича.
Но добежать до директорского кабинета ему не удалось. Петр Брониславович, классный руководитель этих нахалов, двигался по направлению к Сергею Никитичу.
– Что такое, Сергей Никитич? – Петр Брониславович в недоумении посмотрел на своего коллегу, перепачканного мелом.
– Усмирите своих… Своих… А я к директору, – только и смог пробормотать Сергей Никитич, чихнул и, как показалось Петру Брониславовичу, приставным шагом побежал по пустому коридору дальше.
Петр Брониславович вошел в кабинет географии. Большой пластмассовый пистолет в руках одного из учеников громко издавал звуки, один-в-один напоминающие вой автомобильной сигнализации. К тому же весь класс оглушительно скандировал: «Долой! Долой! Географию долой!» и «Сыр-вампир!» Но все смолкли, увидев, что вместо Сырника появился на арене совсем не тот персонаж.
– Это что у вас тут? Что за скелет? И плакаты какие-то. – Петр Брониславович оглядел кабинет. – Ага, и стул, как водится, мелом измазали. Это все старо. И никакого разнообразия.
С этими словами Петр Брониславович подошел к «подарочному» стулу с кнопками, скромно притаившемуся в углу, взял его за спинку и поставил возле доски, намереваясь на него присесть.
– Нет, не садитесь! – вскрикнула Арина Балованцева.
А Витя Рындин вскочил и в долю секунды оказался возле Петра Брониславовича.
– Почему? – Петр Брониславович отпустил стул, который уже начал молча тянуть у него из рук Витя.
– Потому что это – разнообразие… – скромно потупив глаза, проговорил Костик Шибай.
Петр Брониславович потрогал ладонью стул, ощутил «разнообразие» и погрозил всему классу пальцем.
– Ну, давайте, рассказывайте, что тут случилось?
Раздался нестройный хор голосов.
– Ясно, надо разбираться, – произнес Петр Брониславович участникам акции, но «разбирался» недолго.
– Понимаете… – начала Арина Балованцева.
– Чего ж тут не понять-то, – выслушав краткие требования, сформулированные Ариной, сказал классный руководитель восставших, – все я понял. Только базар ваш прекратите.
– Ничего это не базар, а цивилизованная акция, проведенная в лучших демократических традициях, – обиделась Арина.
Петр Брониславович с интересом посмотрел на Арину, покачал головой.
– Да, Балованцева… – протянул он задумчиво. – Ишь ты, подишь ты… А я-то хуже про тебя раньше думал. Ну, думал, каприза какая к нам в класс попала. Отдельная просторная парта… А ты нет. Ты молодец. Тебя бы в армию!
– Скажете тоже – в армию, – произнес вдруг молчаливый Витя Рындин.
– Да, в армию, – с явным уважением в голосе подтвердил свои слова Петр Брониславович. – Ты там себя точно проявишь…
– Спасибо. – Арина улыбнулась самой довольной улыбкой. – Я и правда, может, хотела бы в армию.
– О-о! – раздались голоса.
– Да. Только обязательно в космические войска, и желательно в миротворческие. Ведь будут же такие, правда?
Петр Брониславович и весь седьмой «В» только погрузились в мечты о том, какой будет космическая миротворческая армия, но тут раздался звон пейджера, зажатого в руке Петра Брониславовича. Это был вызов к директору.
– Вы за нас заступитесь? – вытянув шею, попросила Зоя Редькина, и даже самый суровый сатрап обязательно смягчил бы свой гнев, глядя в ее трогательные глазки.
Петр Брониславович на всякий случай еще раз погрозил всем пальцем и вышел вон. Подходя к двери директорского кабинета, он увидел, что Сергей Никитич как раз выходит оттуда, на ходу отряхиваясь. В два прыжка Петр Брониславович очутился рядом с ним.
– Ну, что у тебя там с моими, Серег… – начал было он, но Сергей Никитич, которого в кабинете директора сейчас явно пожалели (и это придало ему сил), взвился чуть ли не до потолка.
– Попрошу мне не тыкать, Петр Брониславович! – громко крикнул Сергей Никитич, и голос его дал «петуха».
Затем он снова хотел бежать, но опять подпрыгнул, потому что Петр Брониславович крепко схватил его за локоть. Без прыжков Сергей Никитич едва доставал макушкой до подбородка Петра Брониславовича, а потому дергаться было бесполезно.
– Что, что? – затравленно озираясь, бормотал он.
Петр Брониславович по доброте своей не обиделся, а попросил только:
– Серега, ну ты уж будь с моими построже. Справедливо, конечно… Оценки только за знания ставь, а не за поведение. Ведь они сами просят.
– Что – просят?
– Транспаранты пишут, – ответил Петр Брониславович и хотел еще что-то добавить, но в это время открылась дверь, и вышел сам директор.
Сергей Никитич сразу оказался свободным от поддержки Петра Брониславовича, что позволило ему бежать со всех ног вдоль по коридору.
– Заходите, Петр Брониславович, – проговорил директор.
Петра Брониславовича и его непослушный класс не пришлось долго распекать. Директор говорил сейчас об унылом внешнем облике самого Петра Брониславовича. И тот не знал, что ответить строгому директору.
– Что такое? Вы не участвуете в общешкольной жизни. Да, совсем. Что с вами происходит? Вам нехорошо? У вас что-то случилось? Почему вы не подали список мероприятий вашего класса на следующую четверть? – блистая очками, спрашивал директор.
– Есть, есть список… – Петр Брониславович стеснялся, когда говорили лично о нем. – Я написал, Михаил Афанасьевич… Он с собой у меня. Хотел вам отдать, да все как-то… Забывал, что ли.
– Ну так давайте сейчас, давайте! – заторопил его директор.
– Конечно… сейчас, – с этими словами Петр Брониславович полез в необъятный карман своих спортивных штанов, звенел ключами, шелестел бумажками, вытаскивал что-то, со словами: «Ах, не то!» – и убирал назад. Пейджер, который уже дырку начал в кармане протирать, он вытащил и за цепочку в зубы взял. Пытаясь одновременно и запихнуть в карман обратно горсть мелких монет, и вытащить очередной листок бумаги (и все это одной рукой), Петр Брониславович в конце концов все содержимое кармана вывалил на пол.
– Ох, а это что такое? – всплеснул руками директор, присматриваясь к затертой маленькой книжонке, вместе с прочим товаром упавшей на пол ему под ноги.
– Это… Ой, не надо! – Петр Брониславович вспомнил, что это за книжка такая, и попытался отнять.
Но было поздно.
– «Лирика поэта Антона Мыльченко»… Гм… То есть? – директор повертел книжечку в руках. – Позвольте полюбопытствовать?
– Да, да… – Петр Брониславович вздохнул и еще ниже опустил голову.
Директор развернул книжку:
– «Стихи на случай обиды от жестоких людей». Так-так… – проговорил он и принялся читать вслух.
Я лиру посвятил страданиям в тоске.
Быть может, я паду с прострелом на виске.
Но я не сдамся вам, враги моих мозгов…
Во время чтения Петр Брониславович нерешительно переминался с ноги на ногу.
Закончив чтение, Михаил Афанасьевич поднял голову, с удивлением посмотрел на учителя физкультуры и спросил:
– Это что ж такое? Это у вас в классе сочиняют? Под вашим руководством?
Петр Брониславович не знал, что ответить. Он лишь пожал плечами и подумал: «Что же за враги у мозгов Мыльченко? Может, его по голове бьют? Надо бы проверить…»
– Да, трудные дети у вас, Петр Брониславович, ох, сложный класс… – Михаил Афанасьевич с явным интересом листал затрепанный сборник. – Так, а это что такое? Смотрите-ка, «Стихи про взаимную любовь»:
Эта птичка снегирек
Села на пивной ларек.
О прилавок клювик точит
И лететь домой не хочет.
Ты как этот снегирек,
Ну а я – как тот ларек.
Я твой клювик, как улыбку,
Вспоминаю в жизни зыбкой.
– Кто – снегирек? – Петр Брониславович понял в этом стихотворении гораздо меньше, чем в предыдущем. – Чего это он клювик об ларек точит?
– Это я у вас хотел спросить, – ответил Михаил Афанасьевич и в свою очередь поинтересовался. – Что вас тут так привлекает, что вы постоянно с собой этот «сборник» носите?
