Артем Кораблев - К черту в гости
— Полный аут, — растерянно пробормотал Семен. Затем он опустился на одно колено и стал рассматривать следы на песке, потом снова поднялся и громовым голосом заревел:
— Скауты! Подъем!
Его крик мог бы поднять и мертвого, поэтому очень скоро из палаток появились взлохмаченные ото сна головы ребят, а через минуту все они собрались на прибрежной отмели. Все, да не все. Не хватало двоих: Сереги Лыкова и Женьки Григорьева.
«Вот тебе и узоровцы», — в очередной раз подумал Сема.
— Так, — не пожелав никому доброго утра, сразу обратился он к ребятам, — кто знает, где Лыков и Григорьев?
Скауты молчали, переминаясь с ноги на ногу и ежась на прохладном утреннем ветерке.
— А что такое-то? — спросил за всех Димка.
— А то такое, что исчезла «Барракуда» вместе с этими двумя разгильдяями.
— Может, рыбу поплыли ловить? — робко предположила Наташка.
— Рыбу? — грозно переспросил Семен. — А удочки здесь оставили? — И он указал на обе удочки, валявшиеся на песке рядом с тускло поблескивающим на утреннем солнце боком «Зеленого змия».
Никто не нашелся, что сказать. Лишь Димка усиленно зачесал в затылке, такая уж у него была привычка в сложных ситуациях.
— Ну, кто знает, где они? — еще раз переспросил Семен.
Ответом опять было дружное молчание. Семен безнадежно потряс головой, повернулся к ребятам спиной и, уперев руки в бока, уставился в беспроглядную муть серого тумана, нависшего над Шойной. Он и вправду не знал, что делать.
Через минуту Семен обернулся, ребята все еще молча толклись у него за спиной.
— Ну, будем ждать этих самодеятелей, — сказал он. — Катитесь по палаткам. А вернемся в Москву, я их отчислю из клуба к чертовой бабушке.
Ребята пошли досыпать или обсуждать случившееся, а Семен теперь проснулся и даже согрелся окончательно. Чтобы не думать о том, где путешествуют на «Барракуде» два его скаута, он решил пустить жизнь по накатанному руслу. Сначала сделал, как всегда, зарядку, а потом, покидав обе удочки, булыжник-якорь и заготовленную наживку на дно оставшейся байдарки, спустил ее на воду, влез туда сам и, оттолкнувшись веслом, отправился на рыбалку.
Однако рыбу Семен спокойно ловить не мог. Он то и дело вглядывался в пелену тумана и прислушивался к плеску воды, стараясь разглядеть силуэт лодки с самовольно покинувшими лагерь ребятами или хотя бы услышать работу весла. От Женьки с Серегой он такого не ожидал. Наоборот, он на них рассчитывал, и на тебе. Он ни на секунду не допускал, что ребята просто сбежали. Слишком хорошо он их знал, своих соседей по Узорову. Сбежать, бросив товарищей, они не могли. Не такие ребята. Скорее им пришла в голову какая-то авантюрная шальная мысль. Вот где они теперь? Хорошо, если подались на тот берег за грибами, а если еще куда? Не дай Бог, по примеру их знакомого детектива-любителя Сашки Губина решили выяснить, кто лодку расстрелял! Когда их ждать? Где искать? Все эти вопросы не давали Семену покоя.
— Сволочи, — пробормотал он и зло бросил удочку на дно лодки.
Все ж Семен вернулся к прерванному занятию и взялся за весло, только поймав пять окуней. Оставить ребят совсем без еды было бы неправильно.
Когда Семен возвращался в лагерь, стало уже совершенно очевидно, что ни на реке, покуда только можно было видеть, ни на другом берегу нет ни «Барракуды», ни скаутов. Настроение это Семену не улучшило.
Не вернулись они и на берег Чертова угла, зато все остальные ребята собрались у костра и тихо переговаривались.
— Дежурные кто? Принимайте улов, — крикнул Семен, выкидывая одного за другим окуней со дна байдарки.
Ко всему прочему оказалось, что дежурить в этот день должны были именно пропавшие.
— Я сварю, — кротко сказала Наташка и стала подбирать окуней при помощи подоспевшего Кости.
Семен молча сел у костра. Ничего не оставалось, как ждать. По крайней мере какое-то время. Если пропащие не объявятся до полудня, Семен решил пускаться на поиски.
Тихо было в Чертовом углу. И утро само было тихим, и ребята не шумели, как обычно. Ведь Женька с Серегой были чуть ли не главными заводилами.
Семен озабоченно раздумывал, какие меры предпринять в случае необходимости поиска, когда на плечо ему легла чья-то рука. Он обернулся. Рядом стояла Наташка.
— Сема, — тихо сказала она, — тут Костя хочет тебе что-то сказать.
Она вытолкала из-за своей спины мальчика, оставив его с глазу на глаз с инструктором.
— Ну чего? — спросил Семен.
— Я вчера зубы чистил, — начал Костя.
— Молодец, я тоже, — подбодрил его Семен.
— Да нет, просто я подошел тихо, а у реки Женька с Серегой сидели и разговаривали. Я случайно кое-что и услышал.
— И что же ты услышал? — внутренне напрягся Семен.
— Я тогда не понял. И утром сегодня мне тоже еще ничего в голову не пришло. А сейчас, мне кажется, я все понял.
— Да что ты понял-то? Не томи душу, Костян, говори.
— По-моему, они по протоке пошли, по той, к которой мы с ними в лесу вышли.
— По какой протоке? Вы не рассказывали.
— Как-то ни к чему было. Тут по лесу протока идет, с Шойной соединяется, а в другую сторону в Чертов угол уходит. По тому, что они вчера говорили, мне кажется, они по этой протоке и пошли. Потому что они обсуждали, пройдет лодка или не пройдет. И про коряги, и про болото еще.
— Да что им там нужно-то?
— Не знаю, — пожал плечами Костя. — Может, они за грибами, все-таки дежурные.
— Идиоты они, а не дежурные, — не сдержался Семен. — Пошли по карте посмотрим, что это за чертова протока, ведущая в Чертов угол.
Семен направился к палатке и нырнул под брезентовый полог. Костя остался снаружи и в ожидании рассматривал на своих ладонях мозоли, нажитые за прошедшие дни. Собственно, он не понимал, зачем он сейчас нужен, и без него Сема мог бы карту посмотреть. Что-то он долго не выходит.
Из палатки Семен вылез еще мрачнее, чем прежде. Долго смотрел, что-то соображая, в лицо Косте. Так, что тот не удержался и отвел глаза в сторону.
— Карты нет, — только и сказал наконец Семен.
— То есть как? — удивился Костя. — А где ж она?
— Лежала в кармане моего рюкзака, в полиэтиленовом пакете. Теперь нет. Ни там, ни где-нибудь еще. Весь рюкзак перерыл. И компаса моего тоже нет.
У Кости стало нехорошо на душе, уж не подозревают ли его в похищении этих вещей. Но Сема ничего не говорил, только озадаченно смотрел на противоположный берег реки, не трогаясь с места.
— Ребята, что ль, взяли? — процедил он в раздумье. — За ними раньше такого не водилось…
— Что еще случилось? — подошла к Семену и Косте встревоженная Наташка.
— Ничего. То есть как раз чего, — тут же поправился он, — кто-то взял карту и компас у меня из рюкзака.
— Лыка не мог, — сразу взволнованно сказала Наташка, — и Женька тоже.
— Да я на них и не думаю, — Семен теперь противоречил своим неосторожным словам. — Ни на кого я не думаю. Просто все очень странно.
Деланно и беспечно он махнул рукой.
— Ладно, это не беда. Путь по Шойне я и так помню. Вот только сам Чертов угол…
Последняя фраза Семена опять полностью выдала его беспокойство. В который раз он мысленно ругал себя на все лады. Действительно, Семен прекрасно изучил путь по Шойне, и голубенькая черточка, которой была отмечена река на карте, стояла у него перед глазами со всеми ее изгибами и перекатами, а вот на небольшой пятачок Чертова угла он и не обратил особенного внимания. Ну не собирался он тут останавливаться, и все. На крайний случай карта была под рукой.
— Уху варишь? — спросил он Наташку, меняя тему разговора.
— Варю.
— Как сваришь, будем завтракать. Семен снова нырнул в палатку. Наташка отправилась к костру. А Костя пошел к товарищам. Делать было нечего, так хоть поболтать.
— …Слышь, пьянка там, водку пьют, ну не водку, шампанское, там, коньяк. Один на подоконник сел. «Пошли все!» — говорит, и бутылку коньяка вылакал. Все: «По бабам! По бабам!» А один городового к мишке привязал. Ну, он внебрачный сын графа Безухова был. Граф помер, а он разбогател, да? И женился на Элен Куракиной. А у него друг был Болконский, тот умный и все хотел Наполеоном стать, кумир, понял да? Ну, у него жена умерла, а он на Аустерлиц уехал, его там в ногу ранили. Он хотел солдат остановить, ну, когда они побежали, знамя взял и попер, а его в ногу, да? Наполеон говорит: «Вот — красивая смерть». А он жив, понял? Приехал в Петербург, а Пьер, ну, который графа Безухова сын, тот все ищет, ищет — масоном стал. А Болконский ему: «Ты дурак, понял?» А там — бал, да и Болконский пошел и Наташу Ростову увидел. Ну и, слышь, еще услышал, что она там при луне несла, ну мечтала, да? А там дуб еще зазеленел, и он воскрес духовно, ну, Болконский. На Наташе жениться собрался, а тут война, да? С Наполеоном. Ну, все на войну, и он, да? А Пьер перед этим с тем, что на подоконнике коньяк пил, стрелялся, понял? Из-за жены, та — стерва, понял? Он его в ногу ранил, ну, Долохова, что коньяк пил. И страдал потом очень: «За что? За что?» Но тот выжил, у него мать была старушка и сестра. А у Болконского папаша был тоже Болконский, князь, и тоже сестра, Марья. Ее князь учил, да? Математике, да? «Дура ты, говорит, Марья», да? А у Ростовых там целый полк был: Коля, Петя, Соня и Наташа эта, что с Болконским связалась, а потом изменила с одним, ну, с братом Элен, ему потом на Бородине ногу отрезали. Ну тут, я уже говорил, война, да? Все туда пошли с Наполеоном воевать, и Бородино, да? Не, ну Бородино, ты знаешь. Но у него там хорошо написано, как солдаты там, из пушек, да? Долохов там, Коля Ростов, Тучков… И Пьер там ходит, все смотрит, ищет чего-то. Тут сражаться надо за родину, да? А он все ищет. Одному французу только дал по морде и то в Москве уже. А Болконского, да? Его убило на Бородине, да? Ну, ранило в живот, да? А он потом помер. И Наташа, там, к нему с сыном, но он, вроде, сам жить не захотел. А Пьер хотел сначала Наполеона убить, но потом только французу морду набил, и его в плен взяли, он там с Каратаевым познакомился, тот все ложился булыжником, вставал калачиком. Но его тоже шлепнули. А мужики, ну, Власы, там, в Москву сено не стали возить, там пожар, да? Все сгорело, французам жрать нечего, они отступать, да? Ну, тут еще дубина народной войны, да? Ну, это вроде, как иносказание, да? Ну, войне скоро конец, тут еще Петю застрелили для набора, и все, да? Наташа за Пьера вышла, он добрый, да? И вроде после Каратаева, как за народ стал. А Коля Ростов на Марье женился. Ну, и все, что там… Хорошая книжка. Только толстая очень.
