Антон Иванов - Загадка серебряного медальона
найдешь.
— Теперь остается надежда только на чердак, — сказал Тема.
Они вернулись в столовую. Там уже расставляли чашки Катя и Таня.
— Ну, как на кухне? — осведомился Олег.
— Как в операционной, — уныло ответила Катя.
— Подоконник можно вместо тарелки использовать, — дополнила Таня картину. — И балкон тоже.
— Говорю же: где моя бабка прошла с пылесосом и шваброй, там сыщикам делать нечего! — расхохоталась Школьникова.
— А ты погромче не можешь? — шикнули на нее юные детективы.
— Несу, несу, ребятки! — суетливо вбежала в столовую бабушка Школьниковой.
— Несем, несем вкусненькое! — прощебетала за ее спиной бывшая коллега по работе в
собесе.
— Колбаска хорошая, фирменная, — уже расставляла бабушка тарелки. — Из этого, как его…
— «Седьмого континента», — подсказала Школьникова. — Между прочим, в приличном семействе живешь. Пора бы знать.
— Да, да. Из этого самого… континента, — продолжала Антонина Васильевна. — Как говорится, дорого и питательно.
— Чтоб сочинение хорошо писалось, — сказала Клавдия Парамоновна.
— Напишем! — запихнул Женька в рот сразу два куска колбасы.
— Может, за стол сперва сядешь? — одернула его Таня.
— Это мы запросто, — с полным ртом ото-
Никто их тихой беседы не слышал. Лешка взял несколько надрывных аккордов. Две бывшие работницы собеса, обнявшись, запели:
Прости меня, мама,
Мама дорогая.
Прости, что воровку родила.
С вором я ходила, вора полюбила.
Вор воровал. Воровала и я!
Это была долгая и трогательная песня. Под конец обе старушки заплакали.
— Ну, Лешенька! Ну, угодил! — всхлипывая, восклицала Антонина Васильевна. — Какие же у тебя, Машулька, друзья хорошие.
Тут Клавдия Парамоновна надтреснутым голоском затянула:
Ой цвела калина в поле у ручья, Парня молодого полюбила я…
Лешка догнал ее с аккомпанементом, попал в такт и нужную тональность и вновь оказался на высоте.
— Ну, парень! — осталась в полном восторге Парамоновна.
— А теперь эту давай! — затянула Антонина Васильевна про костер, который «в тумане светит».
За ближайшие полчаса две раскрасневшиеся от счастья бабуси исполнили под аккомпанемент Пашкова еще несколько старых романсов и песен, а также «жемчужину» блатного репертуара «Гоп со смыком — это буду я».
Юные детективы несколько раз подавали Лешке отчаянные сигналы, чтобы он «завязывал с художественной самодеятельностью», но тот в упоении ничего не слышал. Тогда Катя, картинно схватившись за голову, крикнула:
— Машка! А мы ведь не сможем писать сочинение у тебя!
— Как так не сможете? — встрепенулись бабушки.
— У нас все материалы лежат у Олега, — на ходу сочиняла Катя.
— А давай-ка, милок, мы с тобой пока про пацанку споем, — громко беседовала в это время Клавдия Парамоновна с Пашковым.
— Давай, тетя Клава, — уже успел Лешка войти чуть ли не в родственные отношения с обеими бабушками.
— Погоди, Парамоновна, — прервала бабушка Школьниковой уже начавшую петь подругу. — Тут дело серьезное.
Песня смолкла. Пашков по инерции еще несколько раз рванул струны, затем отложил гитару.
— Пошли быстро ко мне. Иначе сочинение написать не успеем, — торопил остальных Олег.
— Да уж, ребятки, идите, — кивала бабушка Школьниковой. — А ты, Лешенька, не забывай нас, — ласково посмотрела она на Пашкова. — Мы с Парамоновной в это время всегда тут сидим. Так что милости просим.
— Зайду, тетя Тоня, — пообещал Лешка. Ребята вышли на лестничную площадку.
Антонина Васильевна захлопнула за ними дверь.
— Ну, вы молодцы, — кинула Моя Длина одобрительный взгляд на Компанию с Большой Спасской. — Отлично бабке наврали про сочинение. Теперь я могу домой не торопиться.
— Ты сперва нас на чердак отведи, — обратился Олег к Моей Длине.
— Это мы запросто, — пошла вверх по лестнице Школьникова. — Только там, наверное, заперто.
Однако обитая листовым железом дверь на чердак оказалась открытой.
— Странно, — пожала плечами Моя Длина.
— Будем считать, что нам повезло, — ответил Олег. — Пошли.
И он первым шагнул в дверной проем.
Глава IV
В ЗАПАДНЕ
Странно, чего эта дверь оказалась открытой! — вновь начала удивляться Школьникова, когда все стояли возле чердачного окна.
В помещении оказалось достаточно светло. На крыше противоположного дома ослепительно сияла огромная реклама драже «Тик-так».
— Я этих конфет не люблю, — сказал Тема. — Но реклама нам очень кстати. Теперь запросто все рассмотрим.
— Если есть, что рассматривать, — склонился Олег над бетонным полом.
— Да уж, — подтвердила Моя Длина. — Тут вчера следователь побывал с бригадой.
А потом их собака. Один из милиционеров очень интересовался окурками. Их тут столько валялось! А он с пола по одному собрал в полиэтиленовый мешочек и унес с собой.
— То-то, смотрю, здесь как будто бы подметали, — сказал Олег.
— Жаль, что окурки не нам достались, — уныло произнес Темыч.
— Этому только бы всякую дрянь подбирать, — фыркнула Катя.
— Закури лучше свежую, — услужливо протянул Темычу пачку сигарет Пашков.
— Да не курю я, — брезгливо поморщился Темыч. — Просто по этим окуркам мы могли бы определить, какие сигареты курят преступники.
— Если это были их окурки, — вмешалась Моя Длина. — Сюда, знаете, сколько разных людей заходит!
— Ты же говоришь, что чердак обычно заперт, — напомнила Таня.
— Да, — подтвердила Моя Длина. — Но тут ведь и лифты, и трубы отопления, и еще полно всего. Так что какие-нибудь рабочие тут постоянно топчутся. Во всяком случае днем мы часто слышим сверху шаги или голоса. А иногда чем-нибудь грохочут. В общем, — вздохнула девочка, — скорее ремонт бы закончился. И мать моя говорит: «Хочется наконец пожить по-человечески».
— Значит, у рабочих от чердака есть ключи? — решил уточнить Олег.
— Нет, — покачала головой Школьникова. — Ключи председатель нашего кооператива держит у себя. И от чердака. И от подвала. Когда нашим рабочим понадобилось перекрыть воду, они полдня председателя дожидались, чтобы попасть в подвал. И следователь вчера тоже ходил к председателю.
— Интересное дело, — проворчал Тема. — Приличные люди без председателя попасть на чердак не могут, а воры запросто сюда пролезают и спокойно себе спускаются по канатам в чужую квартиру.
— Кстати, Машка, — спросил Олег. — За что воры веревку цепляли?
Школьникова указала чуть в сторону от окна. Остальные мигом все поняли. Решив забрать веревку с собой как вещественное доказательство, милиционеры, видимо, не захотели возиться с прочными узлами. Поэтому обрезок так и остался на крюке, придерживающем какую-то трубу.
Олег толкнул раму. Окно легонько подалось.
— Самое главное, как им на чердак удалось войти, — снова заговорил Тема.
— Может, они с председателем в сговоре? — предположила Таня.
— Как-то не верится, — покачала головой Школьникова. — Председатель у нас профессор математики. Пожилой такой человек. В университете преподает.
— Подумаешь, в университете, — сказал Пашков. — Это в прежние времена профессор был уважаемым человеком. А теперь им так платят, что хоть иди побирайся. Вдруг ему жулики деньги пообещали. Вот он их на Машкину квартиру и навел. А потом чердак им открыл.
— Тем более ему же не самому воровать, — подхватил Темыч. — А свою долю он получит. Кто же от такого откажется?
— Ты, Темка, так говоришь, будто сто раз подобные дела проворачивал, — засмеялся Олег.
— Сам, конечно, не проворачивал, я честный. Но случаев знаю много, — с важным — видом ответил Темыч.
— Точно, Машка! — заулыбался Пашков. — У вашего председателя рыльце в пушку.
— Что меня умиляет в этих двоих, — посмотрела Катя на Лешку и Темыча, — так это их доверие к людям.
— В нашем деле доверяй, но проверяй, — упрямо проговорил Тема.
— Как бы этого председателя расколоть? — мечтательно проговорил Лешка. — Если бы ты, Олег, разрешил нам с братаном Сашком хоть немного над председателем поработать, он бы сам побежал в милицию с добровольным признанием.
— Почему с добровольным? — опешили остальные.
— Элементарно, — вспомнив «Шерлока Холмса», ответил Пашков. — Я же давно, ребята, вам говорю. Мы с Сашком для вашей работы просто незаменимые люди. Немножко повоздействуем на Машкиного председателя, по телефону ему будем звонить. Или по улице следом за ним идти и тихонько нашептывать про кражу в квартире. В общем, ручаюсь, он через неделю спечется. Или я не Пашков. Психологическая обработка объекта — великая вещь.
— А если председатель не виноват? — спросила Катя,