Андрей Трушкин - Банда во временное пользование
Итак, первые четыре такта. Как там у нас? Па-папа-па, па-пам? Ручка вначале неуверенно, а потом все более разгоняясь, принялась фиксировать ноты Мишкиной композиции. Не всегда он записывал их правильно, время от времени приходилось задумываться, как расставить особые знаки: лигу, фермату. Но задвигаться на таких мелочах Мишка не стал, решив перепроверить правильность записи нот чуть позже. Главное — нанизать основу.
Так, хватаясь то за трубу, то за перо, Мишка развлекался больше часа. Наконец, удовлетворенно взглянув на нотный лист, густо испещренный значками, довольный автор улыбнулся и хмыкнул:
— Ну типа чисто Моцарт!
Схватив трубу, Мишка с ее помощью снова стал реветь победную песнь вандалов, ухайдокавших-таки просвещенный Рим.
За дверью квартиры стоял его друг Валерка и терпеливо ждал, когда Мишка закончит свою дикую симфонию. Звонить во время ее исполнения было бы бесполезно — Валерка знал это по опыту. Поэтому, когда труба, хрюкнув, сделала паузу, он надавил на кнопку звонка. Мишка, не расставаясь с трубой, словно гусар, которому в любой момент нужно будет подавать сигнал к атаке, подошел к двери и некоторое время созерцал через «глазок» худенькую фигурку Валерки.
— Ну и что — похож? — спросил наконец Валерка.
— Похож, — подтвердил Мишка и, принимая игру, спросил: — А это правда ты или просто похож?
— Это правда я, — состроил зверскую рожу Валерка. — Если ты сейчас же не откроешь, то я тебе не скажу одной потрясающей новости.
— Какой новости? — Мишкина голова тут же выглянула из-за двери.
— Очень простой новости, — отодвинул приятеля Валерка и вошел в квартиру. — К тебе друг в гости пришел.
— Тоже мне сногсшибательная новость! — заулыбался Мишка и зад уд ел в трубу.
— Сейчас вот по шее дам и точно будет новость сногсшибательной.
— Ладно, ладно, — успокоил гостя Мишка. — Ты на меня не бросайся, когда я с трубой. Труба — это самое ценное, что есть во мне… на мне… То есть со мной.
— И без тебя тоже, — заверил его Валерка.
Он прошел в комнату, подцепив на ходу брошенное на столе позавчера недоеденное яблоко, и принялся им хрустеть.
— У-у, — пробормотал он, проглатывая большие куски яблока, — для Катьки стараешься?
Мишка так и остался стоять с открытым ртом, будто готовился взять на трубе особо звонкую ноту, да не успел. .
— А-а-а… Откуда ты знаешь?!
— Ну-у, брат, — протянул Валерка, поудобнее устраиваясь в кресле поверх вороха Мишкиной одежды. — Есть, знаешь ли, такая вещь — логика. Сначала Катька твои выкрутасы на сцене ДК вот с такими глазищами слушала, потом вслед за Ёжиковым за кулисы рванула, потом с тобой разговаривала. Выходит, что-то просила. Не жетон же для таксофона, чтобы позвонить, верно? Потом ты домой понесся, как псих ненормальный. И вот я прихожу через час и что я вижу? Лучшего друга с трубой. В концертных брюках, которые он даже забыл переодеть. Да еще в белой рубашке. Черной бабочки только не хватает, — захихикал Валерка. — Чтоб ты занимался только / придя с концерта — в первый раз такое вижу. Кто тебя мог на такое подвигнуть? Не Ёжиков же?
— Да, — принялся укладывать трубу в кофр Мишка, — логика — вещь железная.
— Ну и ко всему прочему примоталась эта откровенная надпись, — указал жестом на тетрадь Валерка, — «Посвящается К.».
— Тьфу ты, гад, — рассердился Мишка. — А на логику кивал. Не фига в чужие тетради подсматривать. Не твое это дело, понял?
— Как сказать, — не обиделся Валерка на внезапную суровую отповедь друга. — Конечно, певица и композитор — это, так сказать, сила. Репетировать, конечно, можно и вдвоем. Но после репетиции, насколько я понимаю, леди и джентльмену захочется, чтобы их песня звучала, так сказать, по всем городам, и весям, и окраинам нашей, ну уже не такой необъятной, но еще довольной здоровущей Родины. И тут-то потребуется песню записать. Уж не хочешь ли ты сказать, — хитро прищурился Валерка, — что ты будешь рассылать по радиостанциям ноты ваших с Катькой выкрутасов? Чтоб, значит, диджеи их по нотам прямо в эфире и исполняли?
— Нет, конечно, — согласился с Валеркой Мишка. — Нужно будет это, так сказать, записать на что-нибудь.
— А без этого, так сказать, без меня, вы не обойдетесь, — ловко метнул Валерка огрызок яблока в мусорную корзину так, что попал точно в ее центр. — О! — похвалил он себя. — Великий баскетболист Майкл Джордан и Шакил О'Нил в одном флаконе. Ты как думаешь, почему мы полгода назад по Сети прекратили играть?
— Ну, это… — смутился Мишка. — Я думал, что ты собираешься в технический колледж поступать. Вот по вечерам и готовишься.
— Ни фига подобного. То есть, конечно, фига. В технический колледж я точно собираюсь поступать, но по вечерам я не к экзаменам готовился. Я, видишь ли, заинтересовался тут…
— Парой игрушек?.. — ревниво спросил Мишка, удивляясь, как это у Валерки хватило терпения скрывать от него, Мишки, потрясающие игрушки.
— Нет, парочкой классных программ для записи звука. Вот я их и изучал. Думал даже у нас в школе какой-нибудь группешник поискать, ну, чтобы попробовать записаться. А тут вы подвернулись. Теперь вшурупливаешь, в чем дело?
— Вот это да! — восхищенно обнял друга Мишка. — Это ты как раз вовремя появился!
— Это вы появились как раз вовремя, — засмеялся Валерка. — Еще неизвестно, кто из нас самый крутой: ты — как композитор, Катька — как певица или я, — гордо выпятил Валерка не шибко-то развитую физическим трудом грудь, — как звукорежиссер. Ну и чего ты тут наваял? — склонился Валерка над нотной тетрадью. — Угу, угу, — его палец заскользил по строчкам. — А вот тут, думаю, бемоль нужен. А здесь, кажись, не восьмая, а шестнадцатая, а потом триоль.
— Где? — склонился Мишка над тетрадкой.
— Да вот тут, сыграй.
— Нет, не могу, — притронулся Мишка к онемевшим после дикого издевательства над инструментом губам. — Пойдем лучше к пианино.
— Ну давай, — согласился Валерка, сгреб тетрадку, и друзья пошли в соседнюю комнату, где специально для Мишкиных «сольфеджиев», как выражался папа, было куплено еще одно проклятие соседей — пианино.
Мишка поставил ноты на подставку, уселся поудобнее. Руки его замелькали над клавишами, а ноги принялись нажимать на педали музыкального инструмента с такой силой, будто это были педали тормоза и газа в автомобиле.
Разобрав на составные части Мишкину композицию, друзья решили в ней кое-что улучшить. Но сколько ни бились, возвращались к исходному варианту.
— Ну что ж, от добра добра не ищут, — решил Валерка. — Только вот о чем я подумал. Для песни-то ведь еще стихи нужны. То есть, современным языком говоря, «текста».
— Да, с текстом напряженка выйдет, — сказал Мишка, — стихотворец из меня никакой.
— Да брось ты! — махнул рукой Валерка и отодвинул друга с табуреточки перед пианино. Он взял несколько мощных аккордов и громким голосом, от которого у Мишки тут же заложило уши, завопил:
— Я его слепила из того, что было, ну а что там было, лучше не вспоминать!
— Круто! — похвалил Мишка. — Ты в каком сумасшедшем доме это слышал?
— В сумасшедшем доме! Это один из последних хитов, чтоб ты знал! Прозвучавший на концерте ко Дню железнодорожника. Сочинять «текста» к хитам не просто, а очень просто. Ну, например, возьми вот этот хиток, как его там? Ты моя зайка, я твоя морковка, ой нет… В общем, все в этом роде. Вот еще вспомнил! — Валерка забарабанил по клавишам так, что пришедшая с прогулки соседка тут же решительно развернулась и, захлопнув дверь квартиры, снова ушла гулять. — «Я — морячка, ты — моряк!» Помнишь такой хиток?
— Помню! — согласился Мишка. — По радио доставал одно время.
— Ну так вот, куда тут проще? Давай так: я первую строчку выдаю, а ты вторую. Ля-ля-ля, поехали…
— Я — шахтер, ты — полотер, — выкрикнул Мишка.
— Во, отлично!
— Ты — русалка, я — русак, я влюбился только так!
— Ну вот, — сказал Валерка, — а говоришь — «текста» сложное дело, лирика. Фигня это все, а не лирика!
— Да только про полотера, я думаю, это не очень годится.
— Хорошо, — согласился Валерка, — давай импровизировать. — Он взял еще несколько аккордов, которые хорошо было бы исполнять в пивных барах Одессы, и заголосил: — Алые гвозди-ики-и…
— Для любимой Ви-ики-и, — тут же нашелся Мишка.
— Словно капли крови-и… — злобным бармалейским голосом подхватил Валерка.
— Рдеют на перро-оне!
— О! — остановился Валерка. — Хит!
Друзья напали на золотую жилу и буквально в полчаса пропели огромное количество песен, по мотивам которых можно было бы написать ботаническую энциклопедию. Фигурировали тут и «желтые тюльпаны для любимой Яны», и «синие ирисы для моей Ларисы», и «пионы для Матрены». Через час, после того как буйные разухабистые песни стали надоедать и самим текстовикам-затейникам, с работы пришли Мишкины родители и «всю эту глупую затею», как они выразились, разом прекратили. Пришлось друзьям прощаться до завтра.
