Евгений Шерстобитов - Акваланги на дне
Расстроенный полковник приказал во что бы то ни стало найти водителя, однако смутное подозрение заставило его отдать и другое распоряжение: тщательно проверить весь путь «Волги».
И вот только что примчался с перевала капитан Лавренев и доложил, что на 76-м километре, в пятнадцати метрах ниже дороги, обнаружен труп недавно убитого человека. Наверху, над этим местом как раз, останавливалась «Волга» и пассажир и водитель выходили из машины. Видно было, убийца спешил и не пытался особенно скрыть следы преступления. Он выгадывал время.
Директор съемочной группы опознал в убитом Владимира Басова, работника киностудии, водителя голубой «Волги».
Теперь преступник был в полной безопасности. За эти несколько часов из аэропорта вылетело до трех десятков самолетов по самым различным направлениям. И пассажиры этих рейсов уже занимались своими делами в Москве, Киеве, Ленинграде, Свердловске, Баку и в десятках других городов.
Полковник приказал узнать, куда были куплены за последние пять часов билеты, не было ли случаев потери билетов, кражи…
Да, неизвестный выиграл время, он выиграл первый этап борьбы. Теперь разыскать его будет очень трудно.
Ребят привезли не на заставу, а в одноэтажное здание, где помещались сразу и районный суд, и районная прокуратура, и поселковое отделение милиции.
У дверей их встретил участковый уполномоченный старшина Редкозуб. Проводя мальчишек через все здание, старшина оставил их в небольшой, ярко освещенной лампой без абажура комнате, где ничего, кроме письменного стола да четырех стульев, не было.
Через минуту старшина опять появился и втащил в комнату еще два стула.
– Да вы сидайте, – сказал приветливо, – сидайте.
Ждать пришлось недолго. В комнату вошел невысокий мужчина с молодыми веселыми глазами.
Он бросил на стол желтый толстокожий портфель и решительно повернулся к ребятам:
– Будем знакомы. Максим Витальевич.
Максим Витальевич был следователем областного управления государственной безопасности. В Прибрежном он появился лишь полчаса назад. Он уже знал все, что знал Радченко, уточнил только какие-то детали, и они согласовали свои действия.
По сути дела неизвестный, сам того не зная, как бы передал себя из одного управления в другое. Теперь уже заботиться, волноваться о нем будут не пограничники, а работники органов государственной безопасности.
Однако уезжать из поселка полковнику было рано. В их районе, в зоне действия погранслужбы, остался еще один необнаруженный человек, тот, кто приготовил вещи неизвестному. Они ведь встретились с ним там, в море. Неизвестный вышел из моря с той же трубкой, теми же ластами и маской. Возможно, этот человек и не покидал поселок.
Обсуждая действия неизвестного, и полковник и майор пришли к выводу, что и он не должен был уезжать из поселка, что все, что он сделал, это был вынужденный шаг из-за случая на пляже.
И убийство. Почему он пошел на него? Он понял, что его будут искать? Кто напугал его? Каким образом почуял надвигающуюся опасность?
– Сейчас мы с вами сделаем фотографию этого неизвестного, – сказал Максим Витальевич весело.
– Фотографию? – удивился Степа.
– Интересное дело, – сказал Пичужкин, – мы не снимали.
– Как сделаем? Из чего? – Тимка любил конкретные вещи.
Максим Витальевич раскрыл портфель и выложил на стол несколько плотных конвертов.
– А вот так, – сказал он, открывая первый, – сначала уши.
На стол посыпались фотографии, на которых были уши, только уши, одни уши: прижатые, оттопыренные, круглые, длинные, самые невероятные и самые обыкновенные.
Тимка вспомнил угрозу водителя, подмигнул Захару.
– Вот их сколько пообрывали… уш, ушей, ухов…
– Начнем, пожалуй, – веселые искорки в глазах майора затаились где-то в глубине. – Давайте вспомним, какие у того, кто пришел с моря, были уши. Только не торопитесь, не спешите… Тут думать надо.
Майор показывал разные фотографии и спрашивал.
– Такие? Такие? Такие?
Мальчишки отвечали не сразу, переглядывались, пожимали плечами, сомневались и вновь напряженно вглядывались в фотографии.
Первым заметил сходство Ромка.
– Кажется, такие…
Фотографии отложили в сторону.
Еще одни уши признали похожими, отложили и этот снимок. Потом перебрали все остальные и нашли более или менее похожие еще четыре фотографии.
– Теперь поищем нос, – предложил Максим Витальевич.
И из другого конверта появились носы.
Кто бы мог подумать, что существует такое множество носов. Ну там курносый или горбоносый – это ясно, это видно. А то, кажется, абсолютно одни и те же снимки, но все равно, если приглядеться внимательно, видна разница: тут ноздри чуть больше, там мясистее переносица. И если бы попросили их описать на память нос неизвестного, вряд ли кто из них смог бы вспомнить. А так все было наглядно: этот? Не этот. Этот? Не этот…
– Этот, – вскричал первым Захар и тут же добавил тихо: – По-моему, этот…
Но майор не успокоился, а нашел еще четыре фотографии, на которых и остальные признали носы похожими на нос неизвестного.
Отложили в сторону и эти фотоснимки.
Потом они так же долго, так же терпеливо отбирали губы, подбородок, лоб…
– А глаза?
– У него же очки были, – вспомнили ребята.
Максим Витальевич даже вздохнул.
– Это хуже. Но унывать не будем. Какие очки-то? Помните? Нарисуйте. Кто может?
Мальчишки подтолкнули Ромку. Все-таки он был редактором классной стенгазеты. Ромка поморщился, вспоминая и аккуратно выводя линии, нарисовал очки.
– Похоже, – сказал Тимка, улыбаясь, – только такие очки у девочки той были.
– Точно, – заглядывая через плечо редактора, подтвердил Захар, – у артистки.
Ромка смутился. Запомнил, называется. Почему именно эти очки нарисовал? Какие же тогда были у него, у того человека с пляжа?
– У него совсем простые были, – подсказал Степа, – квадратные.
– Почти квадратные, – поправил Захар, – снизу закруглялись немного…
– А оправа черная такая и толстая, – добавил Сенька Пичужкин.
– Похоже, – согласились остальные, когда Ромка закончил. Пока ребята смотрели, как их командир рисовал, майор складывал отобранные части лица в одно целое.
Потом он забрал у Ромки нарисованные очки, вырезал их и наложил на уже составленный портрет.
– Ну? – посмотрел на ребят.
– Он! – закричали разом все.
Только Ромка, а потом и Тимка были в нерешительности. Нет, показалось им, не то это лицо, что-то в нем не так. Вроде и похоже и непохоже. С ними не согласились Захар и Сенька, Степа держал нейтралитет, и не потому, что он плохо помнил неизвестного, а просто потому, что он устал и очень хотел есть. Степа украдкой взглянул на часы майора и даже вздохнул – был уже седьмой час.
Майор терпеливо менял отдельные части лица из отложенных снимков, составлял новые комбинации и с надеждой поглядывал на мальчишек.
И наступил такой момент, когда из сложенных вместе разных частей лица глянул на ребят из-под темных очков, как тогда утром, человек с пляжа.
– Он, – сказал в восхищении Тимка.
– Отлично. – Майор весело отложил портрет в сторону. – Молодцы, мальчишки. Вы представляете, как вы помогли? Нет, вы даже не понимаете, какое вы дело сделали. Он-то думает, что уже исчез, что сделался невидимым. А у нас портрет его готов. Сейчас это размножат, и, будьте уверены, я еще с ним поговорю так, как с вами.
Майор достал пачку сигарет.
– Теперь и закурить можно.
В это время в пустом и притихшем здании, где-то далеко, грохнули двери, послышался говор, торопливые шаги по коридору, и в комнату вошел полковник Радченко, а за ним дядя Валя с объемистым бумажным пакетом.
– Совсем замучил ребят, – сказал Радченко, – объявляю перерыв. Вожатый, приступай к своим обязанностям.
Вожатый улыбнулся, положил пакет на стол перед ребятами и разорвал бумагу.
В бумаге оказалась нарезанная буханка хлеба и котлеты.
Пока ребята ели, майор и полковник склонились над портретом. Вдруг Радченко попросил:
– Дай-ка мне глаза.
Он долго, сосредоточенно отбирал фотографии, наконец, по-видимому, нашел, что искал. Снял с портрета нарисованные Ромкой очки и положил глаза.
– Я же с ним, мерзавцем, – сказал раздраженно, – вот как с тобой минут пять говорил. А где другой? Не работали еще?
– После перерыва.
После перерыва они таким же порядком, но с большими мучениями (все-таки видели меньше) сложили портрет другого человека с пляжа, у которого хорошо запомнили только волосатые ноги.
– Ноги – это не лицо, – сказал им Максим Витальевич, – лицо уже не спрячешь, – и посмотрел на часы. Пора по домам. Десятый час… Ну и поработали мы с вами!
На веранде Ромку ждали прикрытый газетой, давно остывший ужин и гневная длинная записка матери, смысл которой можно было изложить короче: «Сидеть дома и вовремя ужинать гораздо лучше, чем на голодный желудок шататься бог знает где».
