Анатолий Клещенко - Без выстрела
– Не все, видимо, – вздохнул Семён. – Попробуйте подумать, вспомнить. Может быть, потянете за какую-нибудь ниточку…
– Да как можно думать такое про человека? Ни с того ни с сего? Вы представляете, что это значит теперь – внутренний враг? Это, это… ну, вроде людоеда, что ли! Или марсианина из «Борьбы миров»!.. Ненормального, наконец!.. Кретина!..
– Однако факт налицо. Впрочем, вполне возможно, что это уголовный преступник. Ограбил сберкассу или банк.
– Зачем? – удивился Рукосуев. – Зачем грабить банк? Что станет он делать с деньгами? Автомобили покупать, что ли? Не так просто и, опять-таки, зачем?
– Вам тоже… кажется невозможным это… эта история? – вмешалась Люда.
– Нет, почему же! Приходилось даже читать книжки, но я считал фантазированием. Помилуйте, разные акваланги, и подводные пещеры, и какие-то дома на манер Удольфского замка с ужасами. Но, конечно, и зря человек с поезда не выпрыгнет на ходу, нет!
Люда молча отвела взгляд.
– Далеко ещё? – спросил Рукосуева Семён. – Как бы не проскочить мимо. Дело-то к вечеру, скоро темнеть начнет.
Ещё не услыхав ответа, он поймал себя неожиданно на том, что думает совсем о другом.
– Через полчаса должны быть в Ново-Троицком.
Полчаса так полчаса. А Люда, значит, не верит «в эту историю»? Не хочет, не желает верить вопреки фактам.
– Тот фрукт подошёл к вам на станции? У билетной кассы?
– Нет, – смело встретила его насмешливый взгляд Люда. – Мы… ехали на одной автомашине. Вас ещё что-нибудь интересует?
Семён отрицательно качнул головой. Его интересовало многое, но спрашивать об этом было бессмысленно. Об этом можно только догадываться. Можно, хотя и не нужно. Не следует.
Он искренне попытался погасить не совсем понятное раздражение. Чепуха какая… Ну, нет! Он – не Костя Моргунов, никакие девушки не выведут его из равновесия!
Люда напряженно смотрела на бегущую навстречу дорогу. На ухабах она цеплялась за поручень с такой силой, что пальцы начинали белеть, и забывала разжимать их, когда машина выравнивалась.
– Ново-Троицкое, – сказал Федор Федорович. И Люда и Семён умудрились просмотреть посёлок в разложине.
Рукосуев подрулил к домику за нарядным зелёным забором, заглушил мотор.
– Лукич! Дома? – позвал он, не вылезая из машины.
– А где ему быть? – дребезжащим тенорком отозвался кто-то. Окно распахнулось, чья-то рука раздвинула цветастую занавеску, но хозяин оставался невидимым за густо разросшимися на подоконнике геранями. – Моё почтеньице, Фёдор Фёдорович. Чаевничать будешь, поди?
– Не знаю, Лукич. Ты бы на минутку вышел сюда, дело есть.
– Добро. Кисет, обожди, найду…
Через минуту-другую брякнуло железное кольцо на дверях. К машине подошёл старик в наброшенной на одно плечо телогрейке. Время не смогло согнуть его, только выбелило бороду и давно не стриженные космы, прикрытые картузом.
– Ты, однако, везёшь кого-то? – удивился он и поклонился с достоинством. – Здравствуйте вам, люди дорожные!
– Андрей Лукич, тебе два верховых не попались на глаза сегодня? Мимо должны были проехать, твой дом первым стоит…
– Видел, как же. Серега-водомер, а с ним приезжий какой-то. Давно уже проехали-то оне. Далече должны теперь быть.
– Сергей… Скурихин?… С гидрологической станции? – У Рукосуева словно дыхание перехватывало.
– Он самый. А дорога, видать, шибко худая. Кони у обоих по самые холки в грязи. У приезжего пиджак из чёрного красным от глины сделался, ей-богу! Да и твой драндулет не лучше, – глазами показал старик на машину.
– Так… – сказал Фёдор Фёдорович. Руки его, лежавшие на баранке, бессильно упали на колени. – Так…
Старик, неторопливо сворачивая «козью ножку», спросил:
– Сказать старухе, чтобы самовар вздула?
– Нет… Поедем мы, Лукич… Да…
– Как знаешь, неволить не стану.
– Да… поедем… – повторил Рукосуев и тряхнул головой, словно борясь с дремотой. – Надо ехать.
Через поселок ехали с зажжёнными фарами. Оттого казалось, что дома стыдливо прячутся, отодвигаясь в тень, в сумрак. Когда свет фар уперся в серо-чёрную стену тайги за поворотом, «козёл» сбавил скорость, а водитель его заговорил, ни к кому не обращаясь:
– Вот тебе и Сергей Скурихин… Сергей Михайлович, мастер чучела набивать… Рыбий заступник… – Он вдруг затормозил круто и почти крикнул, рывком оборачиваясь к Семёну: – Не может! Не может Серёга!
А закончил тихо, добавляя газ и сутуля плечи:
– Опутать могли. Поди, не подозревает Скурихин, как опутали…
Дорога, обманывая игрой света и теней, металась, приплясывала в лучах фар. Она то вставала дыбом, как бы норовя привалиться к ветровому стеклу, то обрывалась вниз, и тогда поток света терялся в черноте неба. Помедлив секунду или две, свет начинал скользить вниз, нащупав сначала вершины деревьев за разложиной, в которую стремительно упала дорога.
– Торопиться незачем, – хмуро сказал Фёдор Фёдорович. – Адрес известен: за Никольское километров двадцать… Знакомые места…
Семён понимал состояние водителя. Нелегко открывать в привычном облике хорошо знакомого человека скрывающую его личину. Наивно думать, будто этого Скурихина опутали! Заметая следы, волк уходил в логово к другому волку. Неясно было только одно: каким образом договорились они о встрече у шлагбаума?
Допустимо, что встреча была условлена заранее. «Геолог» предполагал сойти в Дарасуне, а они заставили его поторопиться. Билет до Москвы – просто манёвр… Или – он успел добраться до Читы? У этого Скурихина, или, как его там, конечно, есть рация. Как у всех таких. Возможно, подобные Скурихины имеются и в Чите. Два или три шифрованных слова по рации – вот и всё. Просто и ясно.
Главное – он здесь, человек с полевой сумкой. Как ни петлял, ни хитрил, он оставил-таки след, не сумел замести. А как старался, наверное?
Глава вторая
Кружными путями шёл он к цели, неизвестной тем, кто его выслеживал.
Конечно, он начал бы заметать следы, как только пришёл в себя после прыжка. Но у него здорово звенело в голове, пожалуй, потому что песок на полотне позабыл пригладить, а окурок бросил через кювет, не спрятал или не уничтожил. Выкурив папиросу, он тронулся в путь по заросшей отавой обочине, стараясь не оставлять следов. Наверное, он был уверен, что не оставлял их, но Иван Александрович Пряхин не разделял его уверенности.
– Человек не птица, – сказал он Косте. – А если он не умеет летать по воздуху, то должен искать более-менее удобную дорогу. Дойдём давайте-ка вон до того распадка и поищем следков. Не думаю, чтобы человеку, только-только не сломавшему шею, захотелось карабкаться через сопку… А?…
По разложине вился ручеёк. Еле заметная тропа перекидывалась с берега на берег, не желая повторять своенравных поворотов ручья. В первом же таком месте Иван Александрович приостановился, медля с прыжком, и показал спутнику свежий и чёткий след. На жирной, напившейся воды земле оттиснулась рубчатая подошва.
– Сапог. Местные в такой обуви по тайге не ходят. Местные ходят в ичигах, чтобы ноги не мучить.
Костя мотнул головой – мол, не сомневался, так и должно быть, – попросил:
– Давайте прибавим шагу?
Горный инспектор вздохнул, но зашагал более споро. Ненадолго хватило, однако, у него прыти. Пройдя километра два, стал замедлять шаги, а потом присел на валежину, отдуваясь:
– Стар становлюсь, дружище! Да и тропа, будь она неладна – сплошной колодник. Лоси, видать, натоптали когда-то; у них ноги длинные, им что… В общем, давайте-ка перекурим.
То ли пятиминутный отдых прибавил бодрости, то ли падение разложины стало круче – после перекура Иван Александрович не жаловался на старость.
Особенно хорошо заметные у переходов через вилючий ручей, следы грубых армейских сапог попадались частенько. Человек уверенно двигался по старой зверовой тропе. Местами след перекрывали глубокие отпечатки копыт коз и оленей.
– К реке спускаемся, – объяснил горный инспектор. – Зверье этой дорогой чай пить ходит. Ручей в иное лето пересыхает. Да и глубины мало, от мошки не спрячешься.
Река открылась треугольником светящегося зеркала, врезанным в причудливую раму из соединяющихся внизу склонов разложины и сопок дальнего берега. Зеркало играло, зыбилось, словно кто-то приноравливался так поймать им лучи солнца, чтобы по сине-зелёным сопкам заметался весёлый «зайчик». Придерживаясь за кривую сосну на склоне, Пряхин долго смотрел по сторонам. Наконец сказал, словно хвастался драгоценной собственностью:
– Ингода. Хор-роша речка, а? Дальше она ещё лучше станет, как с Ононом сольется. Ниже по течению Шилкой её зовут. В одно название не уместилась, красавица!
Цепляясь за кусты малинника, они спустились к реке. Следы сапог потерялись было на гальке, но влажная песчаная отмель чуть правее не позволила им исчезнуть вовсе.
– Вверх по реке подался.
