Тимур Ибатулин - Возьми, он твой... навсегда!
Тимур Ибатулин - Возьми, он твой... навсегда! краткое содержание
Тимур Ибатулин
Возьми, он твой — навсегда!
(южные истории)
Полюби мир и мир полюбит тебя.
так часто говорят хорошие людиА я вам не рассказывал, как мы в Крыму отдыхали?
Тогда все по порядку. Начну про южные котлеты.
В первый день нам вообще не до еды было, а что мне в рот по дороге закладывали — не помню. Позавтракали мы в ресторане, вечером. Покупались в море, и еще папа с мамой весь день жилье искали. «И чего его искать?» — подумал я, ведь почти на каждом доме надпись висела «Сдаем ЖИЛЬЕ». Только на одном было написано «Сдам жульё!» Папа сразу объяснил, что это ошибка — буква «И» на «У» похожа, но заходить он наотрез отказался. Мама смеялась.
Мы бы так, наверное, до ночи ходили, только под вечер мама с папой как–то быстро согласились на совершенно обычную комнатку. Домик был двухэтажный, с длинными коридорами и большим количеством отдыхающих — это называлось «жить в номерах». Мы поселились на втором этаже, в крохотной комнатушке с тремя кроватями.
Я, конечно, не понимал, почему именно этот дом и этот номер? Мы пересмотрели множество квартир и комнат — как говорила мама «гораздо дешевле». Папа отвечал: «О вкусах не спорят».
Теперь родители задумчиво стояли, они разглядывали общую на много семей кухню:
— Что уж теперь… — взгрустнул папа, и с надеждой посмотрел на маму.
Мама вздохнула.
— На безрыбье и рак щука, — согласилась она.
Мы въехали.
Я познакомился с соседом, девятилетним Вовкой. Он был классный мужик. Показал мне своих наловленных крабов и, даже дал подержать. Да что там — он даже подарил одного! Мировой парень!
А ещё он рассказал мне про талисманы и тайны с ними связанные. По телевизору вчера показывали передачу. Я расстроился, что в поездах не бывает телевизора, и я не видел фильма про загадки и тайны древних.
Я тут же согласился с Вовкой, что «…загадки древних это класс!», и показал ему свой якорек. Когда я заболел в детстве, папа все бросил и срочно прилетел с дальнего севера. Прижался ко мне щекой, колючей и холодной с мороза. Протянул на ладони золотистый якорь. «Видишь эту штуку, — сказал папа, — «Якорь» называется — символ надежды и надежности! С ним моментально выздоровеешь! Боцман обещал, а он никогда не врет!»
— Веришь, Вовка, я сразу на поправку пошел, и больше с якорьком никогда не расставался. Тоже, получается, талисман.
Вовка верил. Он еще рассказал, что такие штуки зовут по–разному: талисман, амулет, йоло и так далее. Каждый народ называет по–своему, но в любой части света есть такие штуки. Как объяснял ему папа — любая малая часть чего–то обязательно несет информацию о целом, а энергетика этой частички связана с большой энергетикой мира.
Долго нам играть не дали. Мама с папой схватили меня в охапку, и пошли на море. Мы быстро шли, почти бежали, но солнце село быстрее. Мама сказала, что «десять минут до моря это много», а папа удивился «почему тогда не взяли любую из первых трех квартир утром?!» Мама сказала, что это из–за того, что он, «папа–рохля!» и «надо было головой думать а не…». Мама не договорила и посмотрела на меня. Папа хмыкнул.
— Пе–да–гогика, — сказал я, посмотрел на папу, и, глядя на маму, хмыкнул точно как отец.
— Сговорились? — рассмеялась мама.
***Ветер уже давно доносил равномерный гул накатывающей воды, свежие запахи рыбы водорослей и чего–то еще. Я до этого видел море только по телевизору, но звуки врезались в память крепко. Я шел, и ждал чего–то особенного, неповторимого… Может парусника у бухты, или маяка с его мигающим светом. Раньше я думал, что у маяков есть только белый луч — как на картинках в детских книжках. Я так думал до этой весны. Можно было бы спросить папу с мамой, но зачем спрашивать, если и так знаешь? А в середине весны показали телепередачу про маяки. Я узнал по–настоящему. Прилип к телевизору и, временами, казалось, дышать забывал. Так к морю захотелось. Папа с мамой планировали дачу с бабушкой, а я жил с мыслями о море — синем бескрайнем пространстве с чайками; белой соленой пеной шипящей, уползающей с ног, чтоб вновь прибежать с новой волной и окатить веселыми брызгами.
— Ребенок бредит морем, — говорила маме по телефону бабушка (я слышал — есть такая штука на телефоне — «громкая связь» — называется).
— Мама, ну ты же все понимаешь… — отвечала мама бабуле.
Как–то вечером в конце июля мама со смехом рассказывала о родственниках и их малыше: «… они купили в дом тренажерный комплекс. Понимаешь? Ребенку необходимо здоровье! — объяснила она и вдруг внимательно посмотрела на папу. Папа не отвел взгляд. Они не мигая смотрели друг на друга.
— Едем? — вдруг спросил папа.
— На море! — обрадовалась мама и уже на следующий день были готовы билеты.
И вот оно МОРЕ! Его слышно, это морской ветер шевелит волосы и выбивает из глаз слезу, голоса чаек заставляют замирать дух, а может это соленый ветер влетает в меня — Митьку из второго класса «В»? И уже не хочется дышать — настолько свеж и чист воздух. Сейчас, сейчас оно распахнется своей безмерностью и глубиной, но только, что это… уже темнеет? Так быстро?! А, как же море?!
Вот тут мы и пришли. Мы обогнули забор с выступающими рисунками вертолетов. Папа расстроено сказал, что это бывший пионерский лагерь «Вертолет». Мне некогда было расстраиваться, мы вышли из–за деревьев и я увидел МОРЕ!
Оно поразило меня сразу. Море не было таким, как я ожидал. Под светом прожектора установленного на крыше отеля видна была только ближняя часть берега и волны накатывающие с шумом на ракушечный песок, но огромность моря чувствовалась, оглушала.
Оно дышало. Мягко вздымая груды волн и опадая чтобы вздохнуть и вспениться вновь. Вода бурлящим потоком прибегала к ногам и шипела, брызгалась, облизывала голые колени и ступни. Потом она с тихим шелестом утекала, оставляя за собой языки белой пены и переполнявший душу восторг. Не было ни маяков, ни парусников, но что это меняло? Было МОРЕ!
И этим все сказано.
Папа быстро разделся.
— Окунусь? — спросил папа и заглянул маме в глаза. Я понял, он беспокоится, что нам будет страшно. Мама мягко пожала плечами, и прижалась щекой к папиной груди. Я тоже прижался, к боку. Меня обняли и прижали к себе. Как же это здорово, стоять обнявшись, на южном берегу под шум ветра и моря. Нам было тепло и уютно, а затем…
Папа влетел в воду, как метеор! Он смешно забрасывал ноги и верещал, как ребенок. Через некоторое время папуля вернулся и позвал нас «…здорово как! — говорил он, — совсем не страшно! Мелко, и ракушечник, как песок под ногами».
Мама неуверенно помялась, и поверила.
У-ух, как здорово качаться на волнах, на руках у папы с мамой!
Когда шли обратно, было уже темно, как будто чернила на небо пролили. Мама с папой как черные призраки личной охраны шагали рядом. Мне было весело, потому что от них веяло чем–то теплым, родным, а «призраки» это так — к слову, ведь все как в сказке! Ох…, а звезды какие над головой. Небо как сахаром посыпали! Ой, а если присмотреться и сладкой пудры здесь полно, и кускового сахара… вот бы лизнуть!
Папа почувствовал, что я задрал голову.
— Видишь, вдоль всего неба будто молоко пролили? — спросил он, и я увидел — действительно, полосой через все небо звезды были насыпаны особенно часто.
— Нет, папуля! — ответил я, — это мельник сахар с мельницы отвозил! Вез, вез и… рассыпал! Приехал домой с пустыми мешками… вот ему будет от жены на орехи!
Родители, кажется, переглянулись, послышался смех. Я почувствовал, как тепло дрогнули и чуть–чуть сжались их руки на моих ладошках. Я тоже улыбнулся. Папа поднял руку и сказал:
— Это Млечный путь. Кстати, мельники сахаром не не занимаются, разве только если сахарной пудры кому–то понадобится. Так что до мельника с сахаром в древности не додумались, и думали, что это молоко пролили на небо, отсюда и название такое. Между прочим, это скопище звезд — виток нашей галактики.
— Помню–помню, галактика это такое огроменное число звезд, что живут рядом, и весело крутят друг с другом спиральный хоровод. Так получается, что Млечный путь — часть спирального хоровода нашей галактики?
Я даже остановился, так меня ошеломили размеры вселенной. «Это что же наш здоровенный город — песчинка по сравнению с планетой Землей, а она так же мала по сравнению с Солнцем, и наше солнышко, желтая звездочка, всего лишь такая же пылинка на Млечном пути?!»
— Молодец Митька! — сказал радостно папа, и я понял, что все выболтал вслух. Папина ладонь легла на мое плечо, он мечтательно продолжил, — более того, наша галактика со всеми своими витками, такими же большими как Млечный путь — она меньше чем песчинка в просторах нашей вселенной, как и все другие галактики.
