Татьяна Сотникова - У сыщиков каникул не бывает
Обзор книги Татьяна Сотникова - У сыщиков каникул не бывает
Владимир и Татьяна Сотниковы
У сыщиков каникул не бывает
Глава I
БЕЗЖАЛОСТНЫЙ ОХОТНИК
И никакой Останкинской башни не надо! Вся Москва как на ладони, – приговаривал Саня, устанавливая телескоп прямо на своем балконе.
Телескоп не телескоп, но у цейсовской подзорной трубы было тридцатикратное увеличение. Ее подарили Саниному отцу сотрудники какой-то горной обсерватории, про которых он написал статью в газету «Известия». Поэтому трубу вполне можно было считать телескопом.
Саня уловил в окуляре купол Храма Христа Спасителя, кремлевские башни. Вид был что надо! Даже далекие птицы пролетали, казалось, перед самыми глазами.
Он с трудом оторвался от окуляра:
– Все, Пашка, теперь ты всю Москву изучишь сверху, что называется, с птичьего полета. Можно и по городу не шляться. Разве только выбегать иногда за мороженым.
Насчет того, что можно не шляться по городу, Саня, конечно, шутил. Все-таки Пашка не каждый день приезжает в Москву, зачем же ему в квартире сидеть? А мороженое – оно и в Караваеве мороженое.
Пашка прильнул к трубе. Что и говорить, завидовал он Сане! Квартира Чибисовых находилась на последнем, семнадцатом этаже высотки, стоявшей на углу Садовой-Триумфальной улицы и Малой Дмитровки. Вид с углового балкона охватывал пол-Москвы. Даже Останкинская башня была видна. Но конечно, имея такую трубу, уже не обязательно на эту башню карабкаться.
Накануне Пашкиного приезда Саня и так долго мучился, составляя по маминому заданию «культурную программу» весенних каникул. Времени-то всего неделя, попробуй все успеть! Тем более что у родителей свои представления о том, что интересно, а что нет.
– Ну мам, – уговаривал Саня, – зачем обязательно в Пушкинский музей? Там же западноевропейское искусство. Мы его уже в Швейцарии посмотрели! Швейцария ведь как раз Западная Европа.
– Боже мой, до чего дремучий у меня ребенок! – возмущалась мама. – Если бы Пауль знал, что ты такой, он ни за что не пригласил бы тебя в гости. Швейцария одно, а Пушкинский – совсем другое. Там уникальная коллекция, там Рембрандт, Рубенс, Роден, в конце концов!
Саня вздохнул и решил, что с мамой лучше на эту тему не спорить. А то еще, чего доброго, решит сама сводить их с Пашкой в музей, как мелочь какую-нибудь. Ему-то казалось, что когда они с Пашкой были в гостях у Пауля в Швейцарии, то уже посмотрели картины Рубенса. Или Рембрандта? Да и вообще, дед Пауля Андрей Белоярцев тоже был художником. Его картины Саня с Пашкой нашли в полуразрушенной церкви возле Караваева. Пауль потому и пригласил их к себе в гости. Так что произведений искусства они насмотрелись предостаточно!
– И потом, – заявила мама, – почему ты решаешь за Пашу? Я уверена, что он с удовольствием пойдет в музей! Меня и папа его просил, чтобы я за этим проследила.
– Пойдет, пойдет, – дипломатично произнес Саня, а про себя подумал: «В Пушкинском хоть мумия египетская есть. Это даже Пашке интересно будет».
Все-таки лучше не объяснять маме, что они с Пашкой давно уже договорились непременно сходить в цирк на Цветном бульваре, а остальное – как получится.
Одним словом, на экскурсию по осмотру всех московских достопримечательностей времени не оставалось. Вот Саня и нашел выход, вспомнив о телескопе.
Ребята оделись потеплее. Все-таки наверху холодно, а погодка совсем не майская. Конец марта в Москве – это еще почти зима. Даже недотаявшие сосульки кое-где свисают с крыш.
– Мы можем даже Службе спасения помочь, если что, – засмеялся Саня. – Увидим какого-нибудь котенка, застрявшего в водосточной трубе, и сразу позвоним: так и так, приезжайте спасать верхолаза!
Пашка медленно вел трубу над городом. Саня, угадывая направление, комментировал тоном экскурсовода:
– Вот там – Новый Арбат, видишь дома-«книжки»? А за ними высотка – МИД, а там – «Белый дом», потом гостиница «Украина», тоже высотка…
– Интересно, а вблизи как берет? – спросил Пашка.
– Нормально. – Саня отодвинул друга в сторону. – Можно телевизор чей-нибудь посмотреть.
В окуляре появились окна соседнего дома. Этот дом стоял в глубине двора, и, хотя в нем было всего восемь этажей, он был не намного ниже Саниной семнадцатиэтажки. Потому что строили его в начале века. А этажи тогда делали такие, что каждый вполне вмещал в себя по высоте два современных. Между высокими окнами хитрыми узорами переплеталась лепнина, оттого и казался дом похожим на большой шкаф или комод. Саня так и называл его – комод. Тем более что узнал: так назывался похожий дом в романе «Мастер и Маргарита». А роман этот Саня уже успел прочесть.
– Смотри, смотри, а голубь – прямо как живой! – вскричал Саня, направляя трубу на чердачное окно «комода». – Хоть до клюва рукой дотрагивайся!
– Конечно, живой, а какой же еще? – буркнул Пашка, в свою очередь рассматривая сизое голубиное оперение. – Вечно ты, Чибис, всякой ерунде удивляешься, хоть и…
И тут Пашка замолчал, словно поперхнулся. Потому что на месте, где только что сидел голубь, вдруг взметнулся взрыв! Щелчок – и пустота, только мягко оседают, кружась, перышки.
– К-к-уда это он делся? – ничего не понимая, прошептал Пашка.
Он даже подумал, что неправильно крутнул ручку настройки. Но нет, с настройкой все в порядке – а голубя нет на прежнем месте, будто его ветром сдуло. Мгновенным порывом. Только отчего тогда разлетелись перья, будто птицу кто-то царапнул безжалостной когтистой лапой?
Саня, почувствовав что-то неладное, отодвинул растерянного Пашку в сторону и прильнул к окуляру.
– Кошка его, что ли? – удивленно спросил он.
Конечно, Саня-то взрыва не видел, вот и подумал, что это после кошкиной атаки разлетаются по крыше голубиные перышки.
Через минуту до недоумевающих ребят донесся легкий шорох, будто по соседней крыше рассыпали горох. Это и впрямь были какие-то зерна. Наверное, корм для птиц. Веером, как град, зерна скатывались по крыше к желобку, проходившему у чердачного окна.
– Кто-то из рогатки подкормку запустил, – догадался Пашка. – У меня тоже такая рогатка есть, чтоб рыбу прикармливать подальше от берега.
Ребята замерли, не чувствуя холода. Они уже не переводили свой телескоп на Кремль и Останкинскую башню. Какой там Кремль, когда прямо под носом творится что-то непонятное!
Вот еще один голубь, осторожно поглядывая по сторонам, стал переступать по краю чердачного окна. Вот он покосился на корм, собираясь клюнуть. И опять щелчок, будто лопнула струна, и опять на месте голубя взметнулись перья!
– Ты знаешь, что это? – тихо прошептал Саня. – Это же какой-то мерзавец стреляет голубей! Представляешь? Приманивает, а потом спокойно целится из какого-нибудь духового ружья. Охотится, гад!
– Вот и звони в свою Службу спасения, раз ты такой догадливый, – не выдержал Пашка. – А то он их всех перебьет!
– Ага, и что мы скажем? Ведется охота на крыше? Тут, подожди, разобраться надо, самим его вычислить… Откуда же он стреляет?
По крыше опять рассыпались зерна.
– Так! – Саня поднял руку. – Из нашего дома. Не знал я, что у меня такие соседи… Кто же это может быть? Откуда-то совсем рядом. Кажется, этажом-двумя ниже и чуть-чуть наискосок…
– Может, крикнуть? – предложил Пашка.
– Нет, я его застукать хочу. На месте преступления.
Саня осторожно выглянул за перила балкона. Но вдоль стены ничего нельзя было рассмотреть.
И тут Пашка нечаянно задел трубу, и она наклонилась. Чтобы выровнять телескоп, Пашка глянул в окуляр – и вдруг заметил, что в окне «комода» на последнем этаже шевельнулась от ветра полупрозрачная тюлевая занавеска. Ветер подул сильнее, и в глубине комнаты вырисовалась неподвижная человеческая фигура, сидящая в кресле.
Пашка прицелился трубой прямо в эту фигуру, дожидаясь следующего порыва ветра. Он и сам не понял, зачем так внимательно вглядывается в окуляр. Наконец занавеска опять качнулась, открыв лицо незнакомца.
Вскрик, который издал Пашка, можно услышать от спящего человека, которому снится, что он летит в пропасть!
Саня вздрогнул от неожиданности:
– Ты чего?
Пашка ошалело переводил взгляд с противоположного окна на Саню, не в силах что-либо произнести.
– Он… убит… – наконец прошептал он.
– Голубь? – спросил Саня.
Пашка понемногу приходил в себя.
– Какой там голубь! – махнул он рукой. – Там, Чибис, покруче дела! На, смотри, только не высовывай трубу на полдвора. Светиться нам нельзя, это точно…
Саня долго ждал, пока ветер опять качнет занавеску на пойманном телескопом окне.
В глубине комнаты в кресле сидел труп!
В окуляре было видно, что его страшные глаза вылезли из орбит, белки отсвечивают синюшным блеском, а застывшее в искаженной гримасе лицо – серое, как низкое мартовское небо над Москвой.
У Сани отвисла челюсть. На минуту он сам чуть не превратился в такой же труп – в смысле неподвижности.
