Борис Житков - Сочинения
Как ни странно, вопрос этот застал Рене врасплох.
Действительно, как помочь дирижаблю, который неизвестно где? Рене старался поскорее придумать, но ничего не мог. Он подошел к карте земли Сомали, которая висела на стене кабинета, и стал соображать. Ах, зачем он не спросил Лантье, куда они хотят лететь. Да до того ли тогда было. Он старался поставить себя в положение своих оставленных товарищей. Вдруг ему ясно стало, что непременно к морю, к берегу океана должен был стремиться дирижабль. Море – это единственная дорога, по которой им может прийти помощь.
– Ну, что? – говорил между тем наместник, видя, что Рене в затруднении. – Извольте, я вам предоставлю действовать от моего имени, распоряжайтесь мною, как вам…
Вдруг Рене отвернулся от карты и подошел к наместнику.
– Вот, вот что надо делать: на рейде пароход, французский пассажирский пароход! Надо послать его вдоль берега земли Сомали на юг.
– Зачем? – недоумевал наместник.
– Дирижабль будет у берега, если не сейчас уже там. Сейчас же, – это в вашей власти!
Рене было жаль товарищей. Он думал, что вот теперь, может быть, сейчас вот, они погибают в песках от жажды, от жары, в море песку, и ему во что бы то ни стало хотелось в решительный момент прийти на помощь товарищам.Пароход «Пьеретт» получил приказ наместника немедленно идти вдоль берега на розыски пропавшего дирижабля. Рене не сходил с капитанского мостика. Он не выпускал из рук бинокля, хотя знал, что дирижабль можно встретить только гораздо южней. Каждые полчаса посылали радио:
...«Дирижабль 126Л.
Идем на помощь, телеграфируйте, где вы.
Пароход «Пьеретт». Рене».
Все пассажиры были возбуждены. Все говорили о неожиданном предприятии, в котором невольно им пришлось участвовать.
Настала тропическая ночь. Океанская зыбь вспыхивала на гребнях волн фосфорическим светом. Начинался уже муссон [44] , тянуло жарким дыханием с материка. Рене смотрел на звезды, и ему чудилось, что вот мелькнул прожектор дирижабля. Он бегал к телеграфисту, который с слуховыми наушниками на голове следил за всеми звуками, которые улавливала антенна телеграфа.
– Нет, мосье, ничего нет пока! – встречал он каждый раз Рене.
Рене казалось, что пароход еле плетется, хотя он шел 18 узлов. Рене бегал к механику, к кочегарам и умолял прибавить ходу. Между двумя мачтами парохода на обручах были протянуты пучком антенны телеграфа, и от них шел провод в каюту радио. Рене глядел на них, и ему казалось, что он вот-вот услышит голос старика Арно.
– Нет, мосье, пока ничего! – каждый раз отвечал телеграфист.
Дул довольно свежий юго-западный ветер, когда утром Рене вышел на палубу. Он не раздевался и почти не спал. Сменился телеграфист, и новый говорил тоже:
– Ничего пока, мосье, ничего!
Пассажиры тоже волновались, но, кажется, жалели Рене больше, чем пропавший дирижабль.
«С «Пьеретт» доносят, – телеграфировал наместник в Париж, – что по всему побережью Сомали дирижабля 126Л не обнаружили».
Капитан «Пьеретт» убеждал Рене оставить это скитание вдоль Сомалийских берегов.
– Ведь мы израсходуем уголь, и я не могу рисковать доверившимися мне пассажирами и командой, как ваш Жамен. Вместо одной катастрофы будет две, – убеждал моряк.
Рене пришлось сдаться. Пароход повернул на северо-восток, взявши курс на Коломбо. Уже сильно засвежевший муссон дул в корму.
Рене был в отчаянии. Если бы было в его власти, он так и ходил бы тут у берегов Сомали, пока не сжег бы под котлами весь уголь, всю мебель, все деревянные переборки на пароходе. А теперь не на что было надеяться.
Океан был почти спокоен, и только широкая волна, как вздох, проходила под пароходом. Было жарко. Пассажиры сидели под тентом на палубе. Это были веселые, богатые путешественники. Они разочаровались – интересное приключение не удалось, и им только лишнее время придется болтаться в пустом и скучном океане. Они с усмешкой и сожалением поглядывали на Рене. А он не находил себе места, стоял и смотрел через решетки вахты в кочегарку. Там по временам звякали о железные плиты лопаты, отворялись дверцы топок, и красным фантастическим светом обдавало полуголые фигуры кочегаров. Рене невыносимо было смотреть на беспечные лица туристов-пассажиров. Он вскочил на решетки, нашел спуск в кочегарку и по крутому железному трапу спустился вниз. Было жарко, как в аду. Рене удивился, как можно тут пробыть час, а не то что проработать четырехчасовую вахту. Кочегары были до пояса голые, и вокруг головы над бровями у каждого был повязан жгут из сетки, чтобы потом не заливало глаза.
«Венец мученика», – подумал Рене. Но мученики весело встретили ученого.
– Вот, – пошутили они, – если попадем в ад, не будем без работы: будем шевелить огонь под этими, что наверху, под тентом.
– Так и не нашли товарищей? – посочувствовал кто-то.
– А вот он знает, где они, – сказал молодой парень с лопатой и указал на пожилого высокого кочегара.
– Знаю, – уверенно сказал тот. – Мы все время про них толкуем. Очень просто.
Рене насторожился.
– Очень просто, – продолжал кочегар, – у них бензин кончился, понимаете?
В это время раздался стук лопаты по плитам. Кочегары, как один, раскрыли топки. Нестерпимым жаром ударило в тесное пространство кочегарки, но полуголые люди чуть не в самом огне брали уголь лопатами и с силой и необычайной ловкостью швыряли его в пасть топки.
Рене заглянул в огонь и от жара зажмурился. Но топки захлопнулись, и высокий кочегар, тяжело переводя дух, продолжал:
– Бензин кончился. Дураки они оставаться в песке там, – он указал лопатой на запад, – они пошли за ветром. Если харчи есть, так их донесет до Индии.
– Вы так думаете? – ухватился Рене за эту мысль.
– Верное слово: в море хоть на пароход могут нарваться, а в песках – какой дурак туда полетит? Э! Они еще раньше нас в Индии будут.
Все кочегары столпились около Рене и ждали, что скажет ученый человек. Высокий кочегар свернул папиросу, достал лопатой из топки уголек и закурил. Рене был так поражен, что стоял и глядел на этого потного, черного от угольной пыли человека: он не ожидал, что здесь, в этой преисподней, люди думали и решили дело.
– Совершенно верно, – прошептал Рене, – что же вы молчали?
– Нам-то чего же лезть? Там-то ведь, кажись, поумней нас люди думают.
– Но почему они не телеграфируют? – хватился Рене.
– Да ведь надо динамо-то [45] крутить – как же без бензина-то, дорогой товарищ! Давай уголь, не спи! – крикнул он китайцу-угольщику и стал подгребать уголь ближе к топке.
Рене выскочил на палубу. Как прохладно показалось ему здесь под тропическим солнцем; и он уж совсем другими глазами глянул теперь вниз через решетки в кочегарку.
Теперь Рене не мог удержаться, чтоб не глядеть вверх, хоть и знал, что это безнадежно. Пассажиры посмеивались, а один остряк уверял всех, что ученый сошел с ума.
А в Париже телеграмма наместника Джибути была напечатана во всех газетах: дирижабль пропал бесследно. Спрашивали авиаторов, ученых, – те пожимали плечами, хмурили лбы, иные отшучивались, но никто не мог ничего решить. Одна бойкая газетка даже обещала приз в 1000 франков тому, кто угадает, что случилось с 126Л. Эйфелева башня вопила во все концы, но никаких известий не получалось. Какой-то лавочник успел выпустить мыло «Жамен», но и это не решило дела. В авиационном клубе день и ночь толклись люди, курили, спорили до хрипоты, изучали карту земли Сомали, воздушные течения и не могли прийти к какому-либо выводу.
А «Пьеретт» несла Рене к острову Цейлону. Ее подгонял уже сильно засвежевший муссон. Пассажиров укачало, и они в своих каютах проклинали дирижабль, из-за которого им придется болтаться лишних трое суток в океане. А в кочегарке день и ночь звякали лопаты, гребки, звонко стукали дверцы топок и выбрасывали красный свет. Рене заглядывал в кочегарку и думал: вот это те лошади, что тащат этот пароход. Он еле стоял на ногах от качки и понять не мог, как они могут там работать и еще думать о дирижабле.
Однажды утром Рене пробирался по палубе; он все поглядывал вверх, – это стало уже у него привычкой. Вдруг с мостика вахтенный штурман крикнул:
– Мосье Рене! На минуту!
Рене поднялся по трапу. Штурман передал ему бинокль.
– Вон посмотрите, – сказал он, – видите на горизонте точки – это Мальдивские острова, коралловые острова с пальмами.
– Благодарю вас, – сказал Рене, нехотя принимая бинокль.
– Это вас развлечет, быть может.
Рене не мог поймать в бинокль этих черных точек: пароход качало, и горизонт как пьяный шатался в стекле бинокля. Наконец Рене кое-как приспособился и стал разглядывать.
Пока это были неопределенные точки. Но по мере того как приближался пароход, эти точки росли, и Рене стал уже различать в сильный морской бинокль отдельные пальмы.
Вдруг он закричал так, что вахтенный штурман испугался: не припадок ли у расстроенного ученого.
