Герман Матвеев - Семнадцатилетние
— Петушок, а ты гулял с ним? — спросила Светлана, глядя на сидевшего возле нее щенка.
— Ясно, гулял.
За последний месяц Трюк сильно подрос и изменился. Уши его стояли торчком, хвост сделался пушистым, заворачивался колечком на спину. По определению Игоря, это была чистокровная лайка.
Потрепав щенка по шее, Светлана отправилась на кухню.
Бодрое, приподнятое и удивительно приятное состояние, связанное с ожиданием чего-то большого, не покидало девушку все эти дни, и она с нетерпением ждала субботы. Каждое утро, подметая пол или моя посуду, она старалась представить, как произойдет их встреча с Алешей и о чем они будут говорить. Иногда это выходило естественно и просто, но иногда ей казалось, что она смутится, растеряется и непременно скажет какую-нибудь глупость. От такой мысли она приходила в ужас и долго не могла успокоиться.
Раньше Светлана никогда не думала о медали. Училась хорошо потому, что хотела учиться, потому, что хорошие отметки были самой приятны и радовали мать. После Алешиного письма ей очень захотелось получить медаль: она так ясно представляла себе выражение Алешиного лица, когда она скажет ему о медали.
Женя пришла раньше, чем обещала. Светлана была еще занята на кухне, и дверь открыл Петя.
— Ты что это творишь? — спросила она, проходя в комнату.
— Много будешь знать, скоро состаришься, — пробубнил мальчик.
— Нет, серьезно! Опять приемник?
— Ну что я тебе буду объяснять? Все равно же ты ничего не понимаешь! — отмахнулся он, не отрываясь от работы. — Ну, приемник!
— Собственной конструкции?
— Не твоей же…
— По-моему, ты больше ломаешь, чем монтируешь! Петя презрительно фыркнул. Во Дворце пионеров была намечена техническая выставка, и мальчик решил удивить всех радиолюбителей. Задуманный им приемник должен быть круглый, как маленький бочонок. Но это не главное. Фокус заключался в том, что бочонок будет вращаться и тем самым настраиваться на разные волны. Изобретение свое он держал в страшной тайне, а поэтому и не хотел говорить с Женей. Кроме того, он глубоко презирал всех, кто считал, что приемники существуют для слушания каких-то концертов. Интерес в том, чтобы делать их, монтировать, изобретать новые схемы. По мнению Пети, передачи в эфире существовали только для того, чтобы проверять вновь построенные приемники. Пришла Светлана и со смехом показала руки:
— Смотри, Женя!
— Что, мозоли? А у меня! — сказала подруга, протянув свои руки. — Вот эта лопнула и болит…
— Подумаешь, чем хвастают, — проворчал Петя. — Мозоли! Я себе даже все руки порезал, и то не хвастаюсь. У меня даже на ноге есть мозоль.
— От работы? — спросила Женя.
— От лыжной вылазки, — ответил он и снова принялся пилить железо.
— Подожди ты, Петушок! — взмолилась Светлана, зажимая уши. — Сейчас я уйду и тогда пили, сколько влезет.
— Не понимаю, что тебе не нравится? — удивился мальчик. — Только поскорей уходи, а то мне некогда!
Он демонстративно сложил руки на коленях, ожидая, пока сестра позавтракает и уйдет из дома.
Кате поставили телефон. Вчера вечером она пришла с завода домой усталая и не сразу его заметила. Отец с матерью молча переглядывались, пока она обедала, и ничего ей не говорили. И вдруг телефон зазвонил. От неожиданности Катя поперхнулась супом.
— Телефон!
Он стоял на тумбочке, черный, гладкий, с диском посредине, с трубкой… и главное, звонил.
— Ну, что ты рот разинула! Иди слушай, — сказал Михаил Фомич. — Кто там еще названивает…
Катя сняла трубку и осторожно поднесла к уху. Говорить по телефону ей приходилось не раз, но то были чужие, а это свой.
— Я у телефона!
Послышался щелчок, затем женский голос:
— Это Ксана?
— Нет.
— А кто?
— А куда вы звоните? — спросила Катя.
— Позовите, пожалуйста, Ксану.
— Такой здесь нет.
— Какой это номер?
Катя зажала рукой мембрану и спросила отца:
— Папа, какой у нас номер?
— Там на бумажке записано.
Катя не стала искать бумажку. Ей хотелось сказать еще несколько слов и послушать громкий, ясный ответ.
— Гражданка вы, наверно, не туда попали.
— Я набирала правильно — два, шестнадцать, тридцать три.
— Ну, а такой здесь нет.
Послышалась неразборчивая фраза и короткие гудки. Катя с сияющим лицом повесила трубку, вернулась к столу.
— Вот видишь, как хорошо, когда есть телефон! — сказала она, расплываясь в улыбке.
— Пока ничего хорошего не вижу, — усмехнулся отец. — Даже пообедать спокойно нельзя.
Поев, Катя принялась «осваивать» телефон. Первым делом, она научила мать узнавать время. Услышав, что сейчас «восемнадцать часов двадцать четыре минуты», Дарья Степановна сказала «спасибо».
— Кому ты спасибо-то говоришь? Это же не человек, а механизм работает, — сообщил отец.
— Как не человек? Мужчина какой-то сказал.
— Это, мамочка, голос, записанный на пленку, как в кино. Понимаешь? — со смехом пояснила Катя.
— Чудеса! А что он такое сказал… восемнадцать часов! Это сколько же по-старому?
— Шесть часов.
— Вот что! Сразу-то не сообразишь…
Весь вечер Катя звонила к одноклассницам, у которых были телефоны, сообщала им радостную новость и только тогда оставила телефон в покое, когда отец заворчал:
— Довольно тебе… устали ведь…
— Кто устал?
— И ты устала, и телефону дай передохнуть.
Дарью Степановну заинтересовал человеческий голос, безотказно сообщавший время. Перед сном она еще раз набрала номер, услышала «двадцать три часа, десять минут» и поклонилась, но вместо «спасибо» сказала «понимаю».
— А что понимаешь-то? — спросил Михаил Фомич, наблюдавший за женой.
— Говорит двадцать три часа, десять минут. Это сколько же?
— Ну, значит, ничего не поняла. Посмотри вон на часы — узнаешь.
Дарья Степановна взглянула на стенные часы:
— Одиннадцать часов пятнадцать минут. Что же это получается? Ошибка!
— Никакой ошибки нет. Одиннадцать — это значит двадцать три, а разница в минутах — ничего. Я нарочно на пять минут вперед ставлю, — пояснил Михаил Фомич.
В субботу утром Катя проснулась, как просыпалась в детстве под Новый год, зная, что где-то спрятан подарок от деда Мороза. Для этой цели она всегда вешала на спинку кровати чулок, хотя каждый раз подарок оказывался в другом месте, словно дед Мороз нарочно прятал его подальше: в валенок, под подушку, под белье, подвешивал к кровати, и так незаметно, что приходилось искать. Сегодня она ясно вспомнила и вновь пережила это милое чувство.
Отец был на работе, мать ушла в магазин. Катя босиком перебежала через комнату и набрала восьмерку. Услышав голос, сообщавший время, она, довольная, вернулась в кровать: телефон работал.
Теперь ей казалось, что жить, учиться и работать будет значительно интереснее, красивее и легче. Телефон дает громадные возможности. Не выходя из комнаты, она, например, может поговорить с Москвой, Свердловском, Владивостоком, с любой точкой Советского Союза и даже с заграницей. Никаких дел и знакомых в других городах, а тем более за границей, у Кати не было. Но это ничего не значит. Главное, есть такая возможность, а уж использует ли она эту возможность, — зависит только от нее.
Звонок телефона прервал размышления Кати. «Кто бы это мог быть? Опять, наверно, Ксану», — подумала она, но быстро подбежала к аппарату:
— Алло!
— Кто у телефона? — послышался тонкий голос.
— А вам кого нужно?
— Катю Иванову.
— Это я и есть.
— Здравствуй, Катя. Это говорит Рая. Не узнаешь? Рая Логинова.
— О-о! А ты откуда знаешь мой телефон?
— От Нины Косинской. Она мне сказала, что вы сегодня пойдете покупать подарок. Катя, я не могла ходить с вами на работу, но деньги я заработала… — сообщила Рая и торопливо прибавила: — Сама заработала.
— Сколько же ты заработала?
— Сто рублей.
— Ого! Больше, чем мы. Где это ты столько заработала?
— У папы на базе. Как их вам передать?
Катя вспомнила, что отец Логиновой заведует какой-то торговой базой и очень может быть, что Рая говорит правду, но почему-то не поверила.
— Так, может быть, ты зайдешь ко мне? — предложила Катя. — Скоро придут Женя и Светлана.
— Хорошо.
— А ты откуда говоришь?
— Из дому.
— У тебя есть телефон? Я и не знала. Какой номер?
Записав телефон Логиновой, Катя наспех сделала несколько упражнений «зарядки» и стала одеваться. Разговор с Раей оставил в душе какой-то неприятный осадок. «Капля дегтя в бочке меда, — подумала она. — Все испортила. Ну зачем она врет? Нигде она, конечно, не работала, а просто попросила деньги у отца, чтобы не ходить на завод».
Чем больше размышляла Катя, тем больше возмущалась. Она решила разоблачить эту ложь и не брать от Логиновой денег. Причесываясь, она мысленно представила предстоящий разговор и стала придумывать фразы, которыми «припрет» Раю к стене и заставит сознаться.
