Альберт Лиханов - Семейные обстоятельства
У Сережи игрушки есть, но они остались в старой комнате, про них забыли в суете и хлопотах, а Котька молодец. Пыхтит, тащит большую картонку. Они развешивают игрушки и гирлянды с цветными лампочками, включают ее, и в доме сразу настает праздник.
— Ур-ра! — кричат гости.
До Нового года еще полчаса, и мама вдруг предлагает:
— Хотите прочту стихи?
Все хлопают ей.
— Их записали на пленку, — объясняет она. — Скоро передадут. Но радио нет, я вам сама прочитаю.
Наступает тишина.
Мама стоит коленками на матраце. Лицо ее светлеет. Она говорит:
— «Как выпить солнце»! Владимир Солоухин…
Немного молчит.
Профаны,
Прежде чем съесть гранат.
Режут его ножом.
Гранатовый сок по ножу течет.
На тарелке — красная лужица.
Мы
Гранатовый сок бережем
Сережа разглядывает гостей. Тетя Нина смотрит на маму во все глаза, будто впервые видит. Олег Андреевич — напротив, уперся взглядом в пол и думает тяжело о чем-то. Еще Виктор Петрович, звукооператор — дядька с маминой работы — волосы у него столбом, похожи на серый дым. Он пришел с женой, румяной и толстой — у нее щеки как две булки. Хорошо, что все на матрацах сидят — ей бы и двух стульев не хватило. Улыбается, внимательно слушает маму.
Обтянутый желтою кожурой,
Огромный,
Похожий на солнце плод.
В ладонях медленно кружится,
Обсмотришь его со всех сторон:
Везде ль кожура цела.
А пальцы уж слышат сквозь кожуру
Зерна —
Нежные, крупные,
Нажмешь легонько
(Багряна мгла!).
Кровью брызнули три зерна.
(Впрочем, брызгаться тесно там —
Глухо и сочно хрупнули).
У Сережи слюнки текут от кислого гранатового сока. Граната нет, а слюнки текут, так мама вкусно читает.
Теперь осторожно мы мнем и мнем
Зерна за рядом ряд.
Струи толкутся под кожурой,
Ходят, переливаются.
— Сергуня, — зовет его Котька и тянет за рукав.
— Чего тебе! — ворчит недовольно Сережа.
Стал упругим,
Стал мягким жесткий гранат.
Все тише, все чутче ладони рук:
Надо следить, чтоб не лопнул вдруг —
Это с гранатом случается…
— Я хочу, — дергает его Котька.
Сережа недовольно встает, ведет Котьку в туалет. Так и не дослушал он, что там с гранатом надо делать.
Любопытно, рассуждает Сережа. Мама ему покупала раньше гранаты на рынке у грузин, он тоже резал его ножом, обсасывал косточки, и мама резала, но, оказывается, они профаны… Впрочем, разве в этом дело?.. Гости дружно хлопают. Сережа возвращается с Котькой в комнату. Жалко, не дослушал мамины стихи, вот что.
Стреляет пробка. Врезается в потолок. Рикошетит по Котьке.
— Вот чудеса, — говорит он задумчиво, — вино пьют взрослые, а достается мне.
Ну, Котька, ну мыслитель! Все хохочут над ним, потом чокаются шампанским.
— Ур-р-ра! — надрывается Сережа. — Ур-р-ра! — Он торопливо зажигает бенгальские огни, передает их гостям, гасит свет. Мерцают на елке разноцветные огоньки, брызжут сверкающие цветы, мама ползет на коленках к гостям и всех целует: тетю Нину, Олега Андреевича, седого звукооператора, его жену. Мама роняет рюмки, хохочет, повизгивает, а Никодим говорит ей:
— Аня! Аня! Осторожней!
— Ну как же! — кричит ему мама. — Как же не выпить, не порадоваться?! Такой день, — и машет ему пальцем;.— Смотри не забудь. Тридцать первое декабря.
…Тридцать первое декабря. Потом первое января. Сошлись два года в одну ночь. Забавно все-таки. Еще минуту назад старый год был. А через минуту — новый. Никакой паузы, никакой остановки. Одна секунда нового года, пять секунд — и пошло, поехало… Целый час прошел. Потом незаметно — день.
Январь для любого школьника счастливо начинается — ведь каникулы. Сережа ходит в кружок, теперь он свою модель делает. Самостоятельно. Роберт его только консультирует.
После кружка Сережа катается на лыжах. На троллейбусе едет до конца маршрута. Там горы. По субботам он с собой Котьку берет. Когда едут с катанья, Котька от усталости засыпает, привалившись к Сереже. Сережа обнимает его, старается не шевелиться и представляет, что это он едет с братом. Котькина мохнатая шапка усыпана снегом, в троллейбусе снег превращается в капельки, а сверху Котька похож на мокрого, жалкого щенка. Нежность к нему разливается в Сереже. Он знает — это нежность к будущему брату. Или сестре…
После Нового года мама вся в хлопотах. Она заняла денег у тети Нины и Олега Андреевича, носится по магазинам.
Сережа приходит домой, а в квартире новый шкаф блестит лакированными дверцами. Потом появляется диван. Стол со стульями. В маленькой комнате две деревянные кровати.
Дом обрастает вещами, и Сереже нравится каждый вечер помогать Никодиму и маме. Мама дает указания — ей на стул, к примеру, теперь не забраться. Да и ни к чему — на стуле стоит Никодим, он цепляет к потолку новую люстру, присоединяет провод, вкручивает лампочки. Мама щелкает выключателем, лампочки сияют в матовой оправе люстры, тихо бренчат стеклянные висюльки… Потом они вбивают гвозди.
Мама расстраивается из-за холодильника, ей обещали его достать, но вот не выходит, расстраивается из-за каких-то покрывал, и он удивляется — какая она стала! Всегда была равнодушна к вещам, а теперь даже расстраивается.
— Ты это зря, — объясняет он маме. — Тебе волноваться нельзя.
— Верно, — соглашается мама.
Она уютно усаживается в уголке дивана, вооружается иглой и начинает возиться с распашонками, простынками, чепчиками. Сережу удивляет, что все это имущество такое крохотное, простынки, к примеру, чуть больше носового платка.
Мама тихонько бубнит под нос песенки, улыбка блуждает у нее на лице. Вдруг она негромко охает. Сережа испуганно спрашивает:
— Что с тобой?
— Ничего, — загадочно говорит мама, радостно смотрит на Сережу и зовет: — Хочешь малышку послушать?
Ничего не понимая, Сережа подходит к ней, мама прижимает к себе его голову.
Сережа внимательно слушает. Тихо. Только гулко, как колокол, бьется мамино сердце. И вдруг кто-то ворохается там. Кто-то тукает.
Мама вздрагивает и смеется.
Часть третья
Родственные чувства
И вот настает пора.
Никодим бежит на улицу ловить такси. Сережа подает маме шубу. В мохнатенькой старой шубке мама как колобок.
Потом они заезжают за тетей Ниной. Оказывается, и Олег Андреевич с Котькой тоже дома. Машина набивается битком, водитель ворчит, но все же везет.
В больнице, в приемном покое, когда они входят, становится тесно и весело. Мама шутит, смеется, целует всех по очереди.
— Ни пуха ни пера, Аннушка, — говорит ей тетя Нина.
— К черту, — смеется мама, ненадолго уходит, потом появляется новая: в больничном халате с широченными рукавами. Она отдает узел с одеждой. Опять смеется:
— Платье-то принесите поуже!
Тетя Нина смотрит на нее зачарованно.
— Не боишься? — говорит она.
— Нет! — беспечно отвечает мама.
Она чмокает всех в последний раз, идет к двери, распахивает ее, машет оттуда рукой. Потом манит к себе Сережу. Он послушно идет, и вдруг мама обнимает его крепко.
— Ну что ты, мам, — отбивается Сережа, — ну что ты!
Он с силой освобождается из ее объятий, делает шаг назад, улыбается.
— Возвращайся скорей! — говорит он приветливо. — Рожай, кого хочешь, и поскорей обратно!
Мама кивает, губы у нее дрожат, но она встряхивает головой, закрывает за собой дверь.
Открывает ее снова. Выражение у нее деловитое.
— Никодим, — говорит она, — маму не забудьте вызвать. И кроватку купи.
Компания вываливает на улицу, топчется на снегу. Наконец все видят маму в окне на третьем этаже. Она показывает четыре пальца и шевелит губами.
Четвертая палата, ясно. Они машут ей, Котька даже обеими руками. Потом медленно идут оглядываясь.
На углу все оборачиваются в последний раз, опять сигналят маме, потом больницу скрывают другие дома.
Сережа вздыхает облегченно. Ну что ж, это на несколько дней. Скоро мама вернется с братиком или сестрой, надо вот только купить кроватку.
Взрослые вместе с Котькой идут впереди. Сережа замедляет шаг. В нем возникает странное желание: быстро добежать до угла и посмотреть, стоит ли мама возле окна.
Он оборачивается, мчится назад. Возле угла, скрывающего больницу, замедляет шаги, высовывается осторожно. Выходит весь.
Мама смотрит на Сережу, не узнавая, потом понимает, что это он, и машет, машет рукой — быстро, отчаянно, будто стоит на пароходе, который отплывает.
Сережа прикладывает ладонь к губам, целует ее, поворачивает ладонь к маме и дует. Воздушный поцелуй. Так учила мама в детстве.
