Вупи Голдберг - Само совершенство
К концу танца я часто дышу и мне так жарко, что я даже боюсь упасть в обморок — впрочем, это, наверное, лучше, чем оставаться в сознании.
— Что ж, — нервно говорит мисс Деббэ, — мы еще поработаем над танцем, верно, девочки? Еще очень-очень много работы!
Я не поднимаю глаз. Я не хочу видеть, как поражена моим ужасным выступлением мисс Камилла.
К счастью, сразу после нашего танца занятие заканчивается. Спустившись в холл, я хватаю Мейсона и тяну его в сторону.
— Ты зачем притащил на занятия крысу? — спрашиваю я. — Совсем одурел?
— Джерзи! «Одурел» говорить нельзя. Мама так сказала.
Но мне уже все равно. Я ужасно зла и хочу сделать что-нибудь ужасное. В глубине души я понимаю, что на самом деле злюсь скорее на себя за испорченный танец, чем на Мейсона, но все равно кричу на него.
— Ты всем рассказал про дыру на моих колготках, съел мой сельдерей, испачкал счастливый шарфик, да еще опозорил нас перед мисс Камиллой! — кричу я и слышу, что мой голос срывается на визг и дрожит.
— Какой еще счастливый шарфик? — спрашивает Мейсон, но я иду напролом.
— Лучше бы у меня вообще не было брата! — говорю я и бегу прочь, но все же успеваю заметить, что Мейсона мои слова задели.
Я убегаю в туалет, мочу пару полотенец в холодной воде и кладу на лоб. Мне до сих пор жарко, и голова кружится. По щекам текут слезы. Я вытираю их коричневым бумажным полотенцем. Полотенце шершавое на ощупь, а намокнув, начинает неприятно пахнуть.
Я слышу, как открывается дверь у меня за спиной. Это мисс Камилла.
Первое мое побуждение — спрятаться в кабинке туалета, но уже слишком поздно. Мисс Камилла меня уже заметила. Сейчас она, наверное, спросит меня, что я вообще делаю в балетной школе, если у меня совсем ничего не получается.
Но она улыбается.
— Здравствуй, Джерзи Мэй, — говорит она.
В глубине души я рада, что она помнит мое имя, но отчаяние берет верх и от радости не остается и следа.
Мисс Камилла подходит к зеркалу и поправляет воротничок.
— Мне показалось, что у тебя были небольшие трудности с танцем.
Я удивлена. Может, она любит все говорить напрямик, как Эпата? Но глаза у нее добрые.
Я киваю.
— Я все делаю неправильно, — всхлипываю я. Глаза щиплет. — У меня ничего не получается безупречно.
К моему удивлению, мисс Камилла смеется.
— Безупречно — серьезная заявка, — говорит она. — Я танцевала в тысячах постановок, но неужели ты думаешь, что я танцевала безупречно?
Она шарит в сумочке рукой и достает помаду.
Но ведь мисс Камилла — знаменитая балерина. Разумеется, она танцевала безупречно и никак иначе! И все же я жду, пока она сама ответит на свой вопрос.
Мисс Камилла качает головой.
— Я танцевала очень хорошо, да. Но безупречно — нет, никогда. Мы, люди, не созданы для того, чтобы быть безупречными.
Я обдумываю ее слова. Мне-то всегда хочется быть безупречной, поэтому услышанное как-то не укладывается в голове.
— Я иногда думаю, что лучше мне бросить балет, и все, — тихо говорю я.
Мисс Камилла поворачивается ко мне. В руках у нее губная помада.
— А ты сама хочешь танцевать?
Я киваю.
— Тогда, дорогая моя, бросить не получится. Надо просто найти способ делать то, чего ты хочешь. И для начала неплохо бы бросить мысли о безупречности, — говорит она.
Я стою столбом. Сказать мне нечего, но и уходить не хочется.
— Извините за крысу. Это мой брат подсунул, он не знал, что она принесет несчастье, — говорю наконец я.
Мисс Камилла недоуменно хмурится, но тут же улыбается:
— А, ты читала мою книгу!
Я киваю.
— Должна признать, что крыса твоего братишки застала меня врасплох, — улыбается она. — Но верить в то, что мохнатые животные приносят неудачу — о, это было так глупо с моей стороны! Я уже три года как избавилась от этого своего страха. Теперь у меня есть ручная шиншилла Эдвард, — она поворачивается к зеркалу, красит губы и промакивает их бумажным полотенцем.
Неужели и остальные ее приемы из книжки оказались ерундой?
— Я все пробовала — делала пятьсот плие, и сельдерей ела, и шарфик повязала, и перед сном пела, — говорю я. — Но ничего не помогло. Как не умела танцевать, так и не умею.
Мисс Камилла смотрит на меня серьезно, так, словно она говорит не с ребенком, а с равным себе.
— То, что годится одному человеку, может не подойти другому. Тебе нужно найти собственный способ справиться, дорогая.
— Как? — спрашиваю я.
— Вот этого я не знаю. Точно я могу сказать одно: если ты действительно хочешь танцевать, способ найдется. Зачастую ответ лежит прямо под носом, — говорит она.
Я смотрю на собственный нос. Ниже нет ничего, только раковина.
Мисс Камилла набрасывает ремешок сумочки на плечо.
— Я приду на концерт и буду очень разочарована, если ты не станешь выступать. До свидания, милая.
И с этими словами она выходит за дверь.
Глава 11
Весь вечер я сижу у себя в комнате одна-одинешенька, обняв колени. Джессика, как только мы вернулись, отправилась к себе и занялась Шекспиром — нянчится с ним и закармливает его любимыми вкусностями. Джоанна на баскетбольной тренировке. В доме стоит неестественная тишина.
Я не могу танцевать.
Я не могу разочаровать мисс Камиллу.
Что же мне делать?
На этот счет у меня нет ни единой мысли.
Я решаю найти перепачканный счастливый шарфик и постирать его, пока мама не увидела, во что он превратился. В коридоре, по дороге к комнате Мейсона, я вдруг понимаю, что не слышу стука мяча. Так вот почему в доме так тихо!
Дверь комнаты Мейсона приоткрыта. Я заглядываю в щелку.
Мейсон стоит на левой ноге, а правой делает великолепный пируэт.
Я замираю.
Он делает шассе — следующее движение в нашем танце.
Пока я смотрю в щелку, Мейсон успевает станцевать весь наш танец — по крайней мере это очень-очень похоже на наш танец, и мне так никогда не станцевать.
Я возвращаюсь к себе.
Не может быть! Мой брат — вредный брат, который стянул у меня шарфик, слопал сельдерей и без конца стучит мячом — танцует лучше меня!
Меня переполняют самые разные чувства — я завидую, злюсь и испытываю отчаяние. Но сквозь них пробивается еще одно: тонкая ниточка надежды.
Я вспоминаю слова мисс Камиллы: если ты хочешь чего-то добиться, сделай для этого все, что сможешь.
Даже если тебе придется просить помощи у младшего братишки.
Я снова выхожу в коридор и иду к комнате Мейсона. Теперь он играет с грузовиком на дистанционном управлении — гоняет его меж препятствий, которые сам же и соорудил из кубиков, книжек и плюшевого крокодила.
— Слушай, Мейсон… — говорю я.
— Чего? — он ловко проводит грузовик вокруг крокодильего хвоста и вгоняет в стенку из кубиков. Стенка рушится.
Слова не идут у меня с языка, но в конце концов я все-таки справляюсь с собой.
— Помоги мне выучить танец, а?
Мейсон смотрит на меня снизу вверх.
Грузовик лежит на боку, колеса крутятся.
— Ты хочешь, чтоб я тебе помогал?
Я киваю.
— А с какой стати? — говорит он. — Ты меня не любишь, и вообще…
Его слова больно ранят, а печальный взгляд добавляет горечи.
— Мейсон… да нет же, я тебя люблю. Ты же мой братик.
— А почему тогда ты никогда со мной не играешь? И всегда говоришь, что я все делаю не так.
Я хочу возразить, но тут понимаю: он ведь прав. Я и в самом деле не хочу играть с ним, потому что боюсь, что он устроит у меня в комнате беспорядок. Я и вправду всегда говорю ему, что он все делает не так, потому что сама я сделала бы все совершенно иначе.
Я вдруг понимаю, что вела себя совершенно по-свински. Особенно в последние несколько недель, со всеми этими тревогами по поводу концерта.
Оправдания этому нет. Даже танец перед самой мисс Камилллой — не оправдание.
Я сажусь на корточки рядом с ним и говорю ему:
— Извини меня, Мейсон. Я и в самом деле плохо с тобой обращалась. Понимаешь, мне просто важно, чтобы все было как надо. И я ужасно расстраиваюсь, когда другие люди…
Я уже готова сказать «устраивают беспорядок», но тут понимаю, что на самом деле не так.
— …делают все по-своему. Но ты же все равно мой брат, и я тебя очень люблю.
Он смотрит на меня большими карими глазами.
— Правда?
Я киваю.
Мейсон вскакивает и лезет ко мне обниматься. Я крепко-крепко обнимаю его в ответ.
Потом я встаю, чтобы выйти.
— Погоди, — говорит он. — Я тебя научу. Ну, если ты еще хочешь.
Я раздумываю.
— Ладно, — говорю я. — Но знаешь, если я буду тебя обижать, можешь просто уйти. Идет?
— Идет, — улыбается он.
Глава 12
Мы идем в мою комнату — она больше, чем у Мейсона, — и закрываем дверь.
