Гавриил Кунгуров - Топка
Сын Пальси бешено сверкнул глазами. Но его никто не боялся. Все чувствовали за собой силу и очень этим гордились. Собрание просило отца Топки передать в городе большому совету их просьбы.
Просьб было много, говорили три дня. Даже бабушка Токма передала свою просьбу:
— Пусть большой совет мне старухе иголку пошлет.
Испугался отец Топки, что в голове у него все просьбы спутаются и говорит:
— В голову мою не входит много слов. Может быть, убавите, а то забуду?
Никто не хотел свою просьбу снимать. Сбоку сидел Топка маленький, он шепотом сказал отцу:
— Все просьбы вот тут, — и показал на серенькую тетрадку.
По старому обычаю большому начальнику подарки дарили. К ногам отца Топки падали золотистые шкурки лисиц, белок, песцов. Люди клали шкурки со словами:
— Самому большому совету даю лучшее из своей добычи.
Приехавшие сказали:
— Шкурки возьмите, сдадите их в кооперативную лавку, теперь она будет близко.
Тогда самый старый из всех — дедушка Яр — подал что-то завернутое в шкуру со словами:
— Лучшее наше кушанье — язык и мозг оленя — большому совету в подарок передай от всех людей нашей стоянки.
Он низко поклонился.
Через день Топка и его отец уже ехали в далекий город, Топка был необычайно рад. Погоняя оленя, он думал:
— Теперь отец увидит сам все чудеса города.
От радости Топка запел свою любимую песенку.
Ехали долго. Отец Топки всему удивлялся. Никогда в жизни ничего подобного он не видел.
— Даже в сказке такое не встретишь, — говорил Топка Большой.
Все, что видел, отец Топки объяснял по-своему. Увидев пароход, он недовольно заявил:
— Неладное делают: эта большая лодка кричит страшно, всю рыбу разгонит. Плохой будет лов!
Каждый раз отец Топки старательно затыкал уши пальцами, чтобы не слышать пронзительного пароходного гудка.
К городу подъезжали ночью.
Не верил своим глазам отец Топки. Как звезды на небе сверкало множество огней. На другой день отец Топки увидел еще больше чудесного и страшно удивлялся. Увидел он автомобиль и говорит:
— Это жирный медведь. Шкуру с него сняли, а ноги загнули круто. От боли он бегает так быстро, что и на лыжах его не догонишь!
Осмотрев город, отец Топки заметил:
— Худое, беда, худое место выбрали для стоянки.
— Почему? — спросил сын.
— Нечем кормить оленей, — ответил отец, и добавил:
— Весь мох вытоптан, чисто весь вытоптан!
И отец Топки деловито потер ногой гладкую поверхность улицы.
Высоко над городом гудел самолет, потрясая и воздух и землю. Отец остановился. Подняв голову, он провожал глазами уходящий в даль самолет. На лице его был и ужас, и удивление.
Сын объяснил:
— Это птица железная, на ней люди летают выше облаков.
Топка недоверчиво посмотрел на сына. Топка маленький рассказал отцу все, что знал про самолет.
Покачал головой отец и сказал:
— Хорошего от этого мало. Небо — для солнца, для луны, для звезд!.. Человеку там делать совсем нечего!
И он бросил еще раз свой недовольный взгляд в сторону уходящего самолета.
На другой день открылся съезд.
Накануне Топка маленький читал отцу свою тетрадку. В ней были записаны просьбы людей, пославших Топку Большого на съезд. Удивлялся отец, но был от души рад и доволен своим сыном.
На съезде отец Топки внимательно слушал ораторов. Он с нетерпением ждал ту минуту, когда ему придется говорить о просьбах тех, кто его послал.
Вскоре такая минута наступила.
Топка Большой подошел к красному столу. Но прежде, чем говорить, он деловито пощупал красное сукно на столе и, обращаясь прямо к собранию, громко сказал:
— Эко, хорошее добро, много можно белок отдать, — и рассмеялся широкой улыбкой.
Потом постоял в раздумьи и совсем не знал, что же ему говорить.
Тут он вспомнил, что нет у него никаких подарков и подумал:
— Без подарков, что зря языком болтать?
И хотел идти на свое место. Но тот, кто сидел в середине за большим красным столом, спокойно сказал:
— Рассказывай нам о своей жизни, передай что просили пославшие тебя люди.
Тогда отец Топки набрался смелости и начал говорить. Сначала рассказал подробно о жизни своего деда, потом отца, затем стал говорить по порядку и подробно о своей жизни. Передал просьбы людей своей стоянки. Красный и вспотевший он сел на свое место.
Все громко захлопали в ладоши, да так сильно, что отец, Топки вскочил.
Он спросил сына:
— Почему так громко хлопают в ладоши?
Сын объяснил, что просьбы все приняты, а хлопают, — значит слова одобряют.
Очень доволен был отец Топки и даже поправил рукой раскосматившиеся длинные волосы. В это время говорил другой оратор. Но отцу Топки опять захотелось сказать, и он, отодвинув говорящего, начал свою речь. Никто его не перебивал.
Он сказал коротко:
— Глаза мои многое увидели, уши многое услышали. В тайгу пойду, всем расскажу. Сына моего Топку учите и посылайте в родные места жизнь новую строить!
Опять еще громче захлопали. Растроганный и смущенный Топка Большой сел на свое место.
В большом городе делегаты жили долго. Отец Топки побывал всюду: и на заводах, и на фабриках, и в театрах, и в кино. Ездил в колхоз. Многое посмотрел, многое понял... Уезжал взволнованный и довольный. Когда прощались, отец с гордостью смотрел на сына. Он обнял его и тихо сказал:
— Не было, Топка, в нашем роду врунов и, видно, не будет. Это, сынок, хорошая примета.
Топка сиял от радости.
Опять дороги сына и отца разошлись.
Но путь у них был один — путь к новой жизни.
Ленин Хоктон
Была уже осень. Длинное путешествие подходило к концу.
Отец Топки подъезжал к своему стойбищу. Всю дорогу он старательно оберегал подарок — небольшой сверток. В чумах с нетерпением ждали делегата.
Приехав, отец Топки деловито распорядился о времени собрания.
Народу собралось много, даже из соседних стоянок приехали. Но в один чум не входил народ, пришлось к самому большому чуму добавлять еще двадцать пять шестов.
Речь свою делегат начал просто:
— Сын мой Топка оказался не врун.
Отец Топки помолчал, обвел глазами всех сидящих. Они одобрительно кивали головами. Потом делегат долго рассказывал обо всем, что видел и слышал.
Никто его не перебивал. Лишь время от времени слышны были возгласы удивления, радости и одобрения.
В середине речи делегат вспомнил о свертке. Он аккуратно развернул бумажную трубочку и старательно разгладил большую бумагу. Осторожно расправил лист на шкурах и прикрепил его к пологу чума. Все смотрели на бумагу. На ней было чье-то лицо с прищуренными умными глазами и высоким лбом.
Делегат недолго рылся в голове и, радостно вспомнив дорогое слово, громко сказал:
— Это Ленин.
Слово пошло из уст в уста. В чуме был слышен общий гул;
— Лен-ин-ин... Ленин...
Рукавом своей меховой рубахи Топка вытер вспотевший лоб и, бережно придерживая рукой портрет, заговорил быстро и взволнованно:
— Бедных на свете много... много — не сосчитаешь. Каждый носит в сердце имя большое — Ленин! Солнце горит ярко, все без солнца умирает, но еще ярче горит имя большое — Ленин!
Бабушка Токма быстро схватила чашку с оленьим жиром, густо намазала заячью лапку и поднесла ее к губам Ленина. Отец Топки остановил ее:
— Не надо ему, как духу, мазать губы ни теплой кровью оленя, ни густым жиром. Он — человек, всегда живой среди бедных.
У всех радостно бились сердца.
Делегат опустил низко голову и закрыл глаза. После короткого молчания прошептал:
— Ленин умер...
Топка встал, за ним встали и все остальные.
В чуме стало тихо, густой дым поднимался темным облаком и уходил в дымоход. Люди молчали. Бабушка Токма сказала:
— На земле счастья нет и не будет: оно только в сказках...
Вздохнув, она добавила:
— Счастье... его не поймаешь, как лисицу...
Люди еще безнадежнее опустили головы.
Топка выпрямился, глаза его искрились зелеными огоньками, он громко заговорил:
— Ленин умер, но нас ведет большой, как солнце, Сталин! Будем слова Ленина и Сталина выполнять. Жизнь новую своими руками строить.
Люди встрепенулись, глаза загорались огнем надежды. Скуластые лица расцветали широкой улыбкой.
Люди шумели, как на большом празднике или после самой удачной охоты. Уже было поздно, но никто не расходился. Все оживленно разговаривали о новой жизни, о новых временах. Каждый чувствовал новую жизнь, которая ярче и интереснее самой красивой сказки из всех сказок бабушки Токмы.
Люди сидели с гордо поднятыми головами. Они поняли самое главное: на земле есть счастье, есть лучшая жизнь, совсем иная, чем у них в далекой тайге! Есть тот, кто ярким солнцем освещает дорогу к счастью. Есть большой, как солнце, Сталин!
