Вячеслав Сукачев - Белые птицы детства
— Ого, брат Карысь, да мы этак на косу вылетим. А ну, пусти-ка.
И Карысь с облегчением отпустил штурвал. К его удивлению, дядя Володя совсем не сильно толкнул штурвал, и он быстро закрутился, и в глазах зарябило от мелькания его рожков.
— Ну как, Карысь, понравилось штурвалить? — спросил Мефодий Иванович.
— Понравилось,— одними губами выдохнул Карысь.
3— Ешь, ешь, Карысь, дома-то этакой ушицы не отведаешь,— потчевала Карыся бабка Аксинья.
— Горячая.
— А как же. Уха горячая — рыбак с удачею. Ты дунь да сплюнь, корочку обрежь да потихоньку съешь.
Сидит Карысь за высоким столом на рыбацком стане. Стол врыт ногами в землю, скамейки вокруг него — тоже. Стол и скамейки — на улице. Можно есть и смотреть, как загружают рыбаки плашкоут большими серебристыми рыбами, посыпая их сверху мелко наколотым льдом. Много лодок стоит под берегом. На кольях, вбитых прямо в песок, сушатся громадные сети. Всё здесь, на стане, необычно и удивительно Карысю. Избушки, почти по самую крышу врытые в землю, лабазы, огромный чёрный котёл, тяжело покачивающийся над костром, ледник, тщательно укрытый взопревшей соломой, да и сами рыбаки. Даже бабка Аксинья была здесь совсем не такой, как дома. Она суетилась у котла, приветливо смотрела на Карыся и подкладывала, подкладывала ему рыбные кусочки в алюминиевую миску. Карысь боялся обидеть бабку Аксинью и потому долго и терпеливо ел. Но вот этот, последний кусочек, он уже съесть не мог.
— Бабушка, не хочу,— умоляюще сказал Карысь.
— Вот и ладно,— неожиданно легко согласилась бабка Аксинья,— поел пострел — и нету дел. А ну, помоги-ка мне снесть посуду на берег.
Посуды много, полон эмалированный таз кружек, мисок и ложек, да ещё в ведёрке с верхом наворочено. Карысь берёт ведёрко и, припадая на правую ногу, волочит его к воде. Здесь он по примеру бабки Аксиньи опрокидывает ведёрко, и кружки, миски раскатываются по песку, взблёскивая надраенными донышками на солнце. Бабка Аксинья подтыкает подол длинной юбки и бредёт в воду. Набрав таз воды, она садится на травянистую кочку, макает тряпку в песок и начинает жёстко шоркать первую миску. Мимо проходит Мефодий Иванович. Он улыбнулся Карысю и спросил:
— Помогаешь?
— А как же,— ответила за Карыся бабка Аксинья,— помогает понемножку: из чашки да в ложку.
— Это хорошо,— кивнул Мефодий Иванович.
Карысь не возражал, но ему хотелось поближе к рыбакам, и он несмело спросил:
— А мне с тобой можно?
— Эт-то куда ещё? — удивился Мефодий Иванович.
— Рыбалить.
— Дак рыбу начисто перепужаешь,— вмешалась в мужской разговор бабка Аксинья.— Она, рыба-то, завидев тебя, чертоломом в море-окиян рухнется. Ты уж, Карысь, будь ласка, подле меня поворухайся.
Но Мефодий Иванович протянул руку, и Карысь, залившись счастливым смехом, бросился к этой руке.
Они шли по песчаной косе к плашкоуту, и волны, лениво набегая на песок, облизывали их следы.
— Ты с Настькой-то не дерёшься? — спросил Мефодий Иванович.
— Не-е...
— А с лошади-то как звягнулся?
— ...
— Не убился?
— Там травка была.
— Повезло.
При всём уважении к Мефодию Ивановичу Карысь твёрдо решил отомстить Настьке за то, что она рассказала отцу про его падение с Чалки.
Но вот плашкоут и рыбаки. С Амура подходят и подходят лодки с громадными серебристыми рыбами. В брезентовых робах, высоких резиновых сапогах, рыбаки шутят и смеются. Они легко поднимают сразу но две рыбины и перебрасывают их через борт плашкоута. И рыбины, жарко взблёскивая на солнце, тяжело падают, брызгая во все стороны серебристой чешуёй. Карысь смотрит, смотрит и постепенно начинает жалеть этих рыбин, жадно хватающих воздух широко открытым ртом. Он тихонько взбирается по шаткому трапу на плашкоут и, поражённый, замирает; великое множество рыбин толстым, шевелящимся слоем лежит на палубе плашкоута. Они плавают друг по другу, вяло бьют друг друга хвостами. От их движения в воздухе какой-то неясный шорох — стон ли, вздох. Неожиданно рядом с Карысем одна из рыбин высоко подпрыгнула и чуть не вывалилась за низкий борт плашкоута. Она упала, подёргалась, затихла и начала медленно уходить вниз. Вначале исчезла голова, потом треугольные плавники, и, когда наверху остался только один хвост, Карысь схватился за этот хвост и потянул. Он думал, что будет тяжело, но рыбина легко и мягко всплыла над другими рыбинами и часто захлопала крышками жабер.
— Тебе больно? — тихо спросил Карысь и ладошкой погладил рыбу, ощущая холод и жизнь под рукой. Но рыба не шевелилась и не отвечала Карысю. Тогда он взял её обеими руками, перетянул через борт и головой вниз осторожно выпустил в воду. До воды было метр, не больше, но рыбина успела два раза перевернуться и упала боком, сильно всплеснув набежавшую волну. Она на мгновение скрылась, а потом всплыла вверх серебристым брюшком. Волны мягко покачивали её и потихоньку относили вдоль корпуса плашкоута. Карысь шёл следом и видел, как рыбина начала мелко шевелить плавниками, потом хвостом, и так, вверх брюшком, вдруг поплыла от плашкоута. Он счастливо посмотрел ей вслед и взялся за хвост следующей рыбины. Эта была совсем живая, и едва Карысь склонился над водой, как она легко выскользнула у него из рук и мгновенно скрылась в глубине. Карысь посмотрел на пустые руки и радостно засмеялся.
На пятой или шестой рыбине его поймал Мефодий Иванович. Он удивлённо уставился на Карыся, потом на воду, где только что исчезла очередная рыбина, и восхищённо изумился:
— Вот это рыбак! Ай да Карысь! Утешил... Чё делаешь-то, оголец?!
Карысь внимательно посмотрел на руки, облепленные рыбьей чешуёй, спрятал их за спину и тихо сказал:
— Им больно.
— Кому? — Мефодий Иванович ещё раз с сожалением глянул на воду.
— Рыбам.
— Так ты много выпустил-то?
Карысь растопырил пальцы и вытянул одну руку вперёд.
— Пять штук?
— Ага... Они холодные и дышат.
— Так тебе уши счас драть или погодить маненько? — серьёзно спросил Мефодий Иванович.
— Погодить,— тяжело вздохнул Карысь и тихо потопал на берег.
4К вечеру разыгрался ветер и погнал по Амуру пенные барашки на гребнях высоких волн. Отбуксировав плашкоут на рыбобазу, катер спешил к дебаркадеру, тяжело зарываясь носом и шатко переваливаясь с борта на борт. Множество брызг взлетали над палубой, ударялись о стёкла рубки и частыми ручейками стекали на обшивку. Карысь, недавно проснувшийся, сидел на высоком ящике и смотрел между текущих ручейков на приближающийся дебаркадер, на свою родную деревушку. Ему казалось, что прошло много-много времени с тех пор, как он уплыл на катере, что в деревне должно всё измениться, стать больше и лучше. Но всё оставалось прежним, и он было задумался об этом, но тут вспомнил о рыбах на плашкоуте, оглянулся и увидел в окно, что плашкоута на буксире нет.
— Дядя Володя,—подёргал Карысь капитана за рукав,— а рыбы где?
— Выгрузили.
— Выпустили?
— Куда?
— В воду.
— Зачем? — Дядя Володя удивлённо посмотрел на Карыся.
— Чтобы они плавали,—смущённо ответил Карысь.
— Нет, брат Карысь, они своё отплавали. Теперь их уже вовсю потрошат. Ты жареную рыбу любишь?
Карысь нахмурился, подвинулся в угол и тихо ответил:
— Нет.
В Озёрных Ключах, в родной деревеньке Карыся, зажигались в домах первые огни.
ПЕРСТЕНЬ
Утром Карысь бежал в конюшню. Он торопился и ничего вокруг не замечал. Он хотел повидаться с Перстнем и, если получится, помочь ему. Вчера отец сказал, что Перстень, маленький жеребёнок с белой полоской на ноге, сильно заболел, и он никак не может ему помочь. Карысь, слышавший всё это уже из постели, спросил:
— Папа, можно я схожу к Перстню?
— Ты не спишь? — удивился отец.
— Это безобразие, — рассердилась мать,— времени — десятый час, Вера давно уже спит, а он всё ещё задаёт вопросы.
— Я уже совсем спал, а потом услышал...— начал было оправдываться Карысь, но мать строго перебила его:
— Сейчас же спать! Или я на неделю оставлю тебя без улицы.
Карысь обиделся, нарочно закрыл глаза и неожиданно быстро уснул.
Утром, когда он проснулся, отца уже не было, и Карысь робко спросил у матери:
— Мама, можно я к Перстню схожу?
— Это к какому ещё Перстню? — нахмурилась мать, убиравшая посуду со стола.
— К жеребёнку. Он заболел. Вчера папка говорил.
— Ты не забыл? — удивилась мать. Потом подумала, потом кивнула головой: —Хорошо, сходи. Но чтобы обедать тебя не искали.
— Ага.
— Что?
— Хорошо, мама. Я сам на обед прибегу.
— Надо следить за своей речью...
И Карысь выбежал из дома. Он выбежал из дома, и следом за ним увязался Верный, уже большой рыжий щенок с белым галстуком на шее. Он то обгонял Карыся и смешно прыгал на трёх лапах но дорожке, то путался под ногами, а то убегал в траву и что-то такое там жевал, чихал и вытирал нос лапой. Однако сегодня Карысь не обращал внимания на Верного и потому очень скоро оказался возле конюшни. Ворота в конюшню были распахнуты, и там, в глубине, Карысь увидел отца. Открыв маленький чёрный чемоданчик с красным крестом, отец что-то перебирал в нём и не замечал Карыся.