Александр Шишов - Две подружки
Сидя у забора, на бревне, подперев ладонями подбородки, приятели задумались. Как быть? Нужны собаке домик и цепь, а то наживешь неприятностей. Раздобыли они досок и гвоздей, сколотили будку, да такую, что можно самим там жить. Натрусили свежего сена.
Конура Рыжику понравилась, а цепь нет. Жалко было смотреть на него, когда надевали ошейник: весь он сжимался, пищал, казался самым несчастным.
Костя Баляба ни с того ни с сего сердился на Федю.
— Ты научил его гоняться за гусями да за кошками.
— Нет, ты! — отвечал ему Федя.
— Нет, не я.
— И не я.
Они схватились было за воротники. Костя — узкоплечий, с кадыком на тонкой шее, задира. Федя не так уж задирист и ростом меньше своего дружка, но жилистый — поди-ка, возьми его! Первый Федя не нападет, но если на него наскочили — не уступит.
Только настоящие друзья, как бы ни препирались, — не подерутся. Ну, а если такое случится — тут же помирятся.
— Ничего ты не знаешь, Рыжика могут убить, — опять сердясь, сказал Костя.
— Это почему же?
— А вот потому: намордник надо одевать.
Рыжик некусачий. Кто бы к нему ни подошел, ко всем ластится. Намордник такой собаке не нужен. Но Костя Баляба узнал, опять от того же Павла Семеновича, что есть закон неписаный, а может быть, и писаный: если собака без намордника, каждый может в нее стрелять или бросать чем попало.
Понемногу дружки приучили Рыжика к наморднику, а там — и к поводку.
Однажды заречные ребята, товарищи Феди и Кости, увидев на улице щенка, спросили:
— Чей это? — и хотели его погладить.
Костя Баляба похвалился:
— Мой. Рыжик, тубо! — приказал он и так сильно дернул за поводок, что щенок опрокинулся на спину и заскулил.
Федя чуть не заплакал. С тех пор он не особенно-то доверял поводок своему приятелю. Когда отправлялись за реку или в лес, тихонько: освобождал Рыжика от намордника и поводка. Пес гулял вволю. Кажется, не корми его хлебом, а только дай покататься по траве, да поползать на животе, да спрятаться в кустах, да погавкать на сороку или ворону.
Рыжик доверчиво прижимался к Феде, лез на грудь лапами, а Костю — только лизал в руку.
— Давай покажем его дяде Павлу. Он сразу узнает: хороший пес или нет, — потребовал Костя Баляба.
— Хороший, — ответил Федя.
— У собаки должен быть нюх.
— Рыжик еще не вырос.
— Дядя Павел узнаёт, как только они народятся.
Павел Семенович жил в соседней деревне, рядом с лесной пустошью. Ранней весной и осенью по первой пороше промышлял охотой.
Высокий, сутулый, выйдя на крыльцо, он откашлялся, встретил ребят радушно. Присел на корточки перед Рыжиком и от зависти даже языком причмокнул.
— Добрая животина. Видать, от настоящей легавой.
Охотник погладил племяша Костю по ершику волос и подарил ему старенькую, залатанную оловом трубу.
Приятели отсюда двинулись прямо в поле, на пробу. А в наших местах — где поле, там и перелески.
Лето входило в самую красу. В полях созревали хлеба. В перелесках и на порубях полно было ягод. Другой бы раз друзья и пособирали, но сейчас это их не занимало. Рыжик сразу показал себя: сунулся в балку, заросшую ольхой, и загавкал — нашел там большущего ежа.
Федя стал отманивать Рыжика. Но где там! Тот еще сильнее подает голос.
— Надо его ткнуть мордой в ежа, пусть уколется, — сказал Костя и хотел уже спуститься в балку.
Но Федя запротестовал:
— Погоди, сам ткнется.
Так и вышло: Рыжик окровянил свой благородный нос о колючки ежа и отступился. Скоро на окраине леса он поднял белку. Голову задрал высоко, лезет в кусты, от злости перекусывает палки. А белка, распушив рыжий хвост, не боясь, легко перемахивает с елки на елку.
— Пусть Рыжик найдет зайца, — потребовал Костя, — а то я его огрею ремнем.
Приятели принялись татакать. Пес начал уже понимать, чего от него хотят: пошел не по прямой, стал делать круг за кругом. Отыскал и зайца. Только заяц-то и хвоста не показал, ушел невесть куда. Голос Рыжика доносился совсем издалека, будто из-под земли. Костя Баляба надул щеки и скорее начал трубить, звать Рыжика. А то еще заблудится… Костя трубил, Федя, заложив в рот два пальца, свистел, а там, где-то в лесу, в оврагах, всякий раз отзывалось эхо.
Пес появился с высунутым языком, сильно раздувая бока.
На обратном пути Федя Черемисов вел на поводке собаку и мечтал:
— Вот бы теперь нам ружье…
А товарищ его, Костя Баляба, думал о другом. Он думал о том, как бы завладеть псом, чтобы Рыжик и в лес и в поле ходил только с ним, отзывался только на его голос. У деревни заявил:
— Рыжик должен быть твоим или моим.
Федя обиделся:
— Не хочешь со мной дружить? Ну что же, я не зареву.
— Нет, я с тобой буду дружить, но только хочу, чтобы у собаки был один хозяин.
— А как это мы сделаем, раз он у нас общий?
— Пусть Рыжик сам решит. Придем в лес и разойдемся в разные стороны. Пойдет пес за тобой — твоим будет, а за мной — моим.
Нелегкую задачу задал Костя Баляба своему приятелю. Федя загрустил: лучше бы Рыжик был общий. Кто его хозяин — неважно. В лес и в поле он все равно ходит со всеми. Может найти белку, может найти лису или зайца… Только стреляй — не промахнись. Но Костя вот уже третий день настаивает на своем:
— Довольно, а то набаловали его…
— Чем же набаловали?
— А вот тем же.
Федя наконец согласился.
Пришли они в лес, спустили Рыжика с поводка и стали расходиться, как условились: Костя в одну сторону, Федя в другую.
Рыжику это не понравилось. Он начал метаться и жалобно скулить. Подбежит к Феде, поластится и опять бросится на зов Кости. Овраги и кусты ему нипочем: вмиг он то здесь, то там, только мелькает в траве его хвост.
Федя не догадался, что Костя Баляба дома набрал в карманы кусков хлеба. Нет, нет, да и бросит псу кусочек. Нет, нет, да и бросит. А сам, не оглядываясь, уходит дальше и дальше. Федя посвистел, потатакал и отступился. На глазах навернулись слезы. Никогда с ним такого не бывало.
Шел Рыжик за Костей, пока у того в карманах был хлеб, а кончился хлеб — стал часто оглядываться да прислушиваться. Костя уже уверился, что собака досталась ему. Перейдя овраг, хотел посадить ее на поводок. А Рыжик вильнул хвостом и — нет его, ищи — свищи…
— Рыжик, а-та-та-та… Рыжик, на вот, на вот!
Теперь кричал Костя. Кричал до хрипоты в горле, но пса уже не было.
Когда вышел Костя Баляба на зеленую, залитую солнцем поляну, то увидел Федю Черемисова, веселого, счастливого: у ног его, высунув язык, лежал Рыжик.
