Бобби Пайрон - Мой верный друг Тэм
— Мне очень жаль, Эбби. Я знаю, как сильно ты его любила.
Я отвернулась от нее.
— Тэм может быть еще жив.
Мама с папой переглянулись.
— Он мог выбраться из клетки, — сказала я. — То, что они его не нашли, не означает…
— Сейчас, Эбби, — произнес папа, — будет лучше, если ты посмотришь правде в глаза и поймешь, что Тэма больше нет. Он не вернется.
— Нет! — закричала я.
Я взглянула на родителей — у них в глазах стояли слезы. Я стиснула зубы. Я не заплачу.
— Вы можете сдаться, — крикнула я, — но я не сдамся!
— Эбби… — Папа подошел ко мне.
Мне нужно было уйти подальше от них, от их слез и от этой ужасной мерзкой клетки. Я бросилась вниз к дороге, поскальзываясь и падая на льду.
Кровь стучала у меня в висках, в ушах звенело: «Тэма больше нет, Тэма больше нет». Я бежала как можно дальше от этих ужасных слов.
Наконец я больше не могла бежать. Я нагнулась, глотая воздух. Мне было так больно, что я готова была рассыпаться на кусочки. Как я смогу жить дальше без надежды на возвращение Тэма?
— Эбби?
Я выпрямилась и моргнула. Передо мной стояла Оливия в своем ярко-желтом пальто, маленьких черных ботиночках и пушистой шапке. Она была похожа на одного из наших цыплят.
— Что ты здесь делаешь? — спросила я.
— Я хотела задать тебе тот же вопрос, — ответила она.
Только тогда я заметила, что прибежала к ее дому.
Я посмотрела на подругу, в ее обеспокоенные глаза, и земля вдруг завертелась у меня под ногами. Я начала задыхаться, как пойманная птичка, пытающаяся вырваться на волю. Я упала на притоптанный снег прямо посреди дороги и сказала:
— Тэм.
— Давайте немного подумаем, — предложил дедушка Оливии, разводя огонь в камине. — Они нашли клетку твоей собаки и ошейник. Но не нашли собаку?
Я кивнула.
— Они сказали, что больше ничего не обнаружили.
Оливия смотрела на огонь и вылавливала языком зефир из горячего шоколада.
— Ты говоришь, его ошейник зацепился за дверцу клетки?
Я опять кивнула.
— Тогда Тэм, скорее всего, выскользнул из ошейника, — сказала она.
— Я тоже так считаю, — сказал дедушка Оливии.
— Значит, Тэм может быть еще жив? — спросила я.
— Ну… — Оливия посмотрела на дедушку. — Не берусь это утверждать, но, рассуждая логически…
— Ты должна поговорить со своей бабушкой, — произнес мистер Сингер.
Мы обе посмотрели на него так, как будто он предложил нам поговорить с президентом Соединенных Штатов.
— Она обладает даром предвидения, — добавил он, кивая.
— Предвидения? — переспросила Оливия. — Что это значит?
Во мне зародилась надежда.
— Это значит, что она может видеть то, что недоступно другим. — Поднимая голову, я сказала: — У бабушки, и у ее мамы, и у ее мамы — у всех был дар предвидения. Бабушка говорит, что люди приходили к ним, чтобы найти ответы на вопросы о своих близких.
— Но сработает ли это с животным? — сказала Оливия.
Я вскочила, чуть не разлив горячий шоколад на пол.
— Я не знаю, но есть только один способ это узнать.
Я вылетела из дома и помчалась вверх по дороге — Оливия даже глазом не успела моргнуть.
Я нашла бабушку в кухне. Она доставала свежеиспеченное печенье из духовки.
— Эбби, где ты была? Мы очень беспокоились о тебе и…
— Бабушка, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала.
Она нахмурилась.
— Что именно, дорогая?
Я глубоко вдохнула.
— Я хочу, чтобы ты воспользовалась своим даром и увидела Тэма.
Бабушкины глаза широко открылись. Потом она оглядела кухню и тихим голосом напомнила:
— Ты же знаешь, твоя мама не любит говорить о даре предвидения. К тому же я не знаю, действует ли он в случае с собаками.
Я схватила ее за руки.
— Пожалуйста, бабушка! Ты всегда говорила, что люди приходят к тебе с вопросами о тех, кого они очень любят. Я люблю Тэма. Почему же это не сработает?
Бабушка долго на меня смотрела. Потом сняла фартук и повесила его на крючок.
— Давай поднимемся в твою комнату.
Мы закрыли за собой дверь. Бабушка покачала головой.
— Я не уверена, — сказала она. — Но если бы у меня была какая-нибудь вещь Тэма, думаю, это могло бы мне помочь.
Я осмотрела комнату. А потом вспомнила.
— Вот, бабушка. — Я достала из кармана ошейник Тэма.
Она села в старое кресло-качалку, которое дедушка Билл сделал для нее, когда родился папа. Потом закрыла глаза и прислонила ошейник Тэма к груди.
Я затаила дыхание и стала наблюдать за ее лицом. За окном шел снег.
И когда я уже начала думать, что ничего не получится, тихое «о боже!» слетело с бабушкиных губ.
На лице у нее пронеслись тревога, страх, грусть, решимость и любовь.
Бабушка прижала ошейник к груди. Слезы покатились по ее щекам.
Я не могла больше ждать и спросила:
— Бабушка! Что там? Ты видишь Тэма?
Она открыла свои голубые как небо глаза и взглянула мне в лицо.
— Эбби, Тэм…
Дверь спальни открылась.
— О Эбби, вот ты где. Я так беспокоилась и… — Мама посмотрела на меня, потом на бабушку и опять на меня.
Ее лицо вытянулось.
— Что здесь происходит, Агнес?
Я отмахнулась от мамы.
— Что ты видишь, бабушка? Тэм жив или нет?
Бабушка перевела взгляд с меня на маму. Она поджала нижнюю губу, а потом сказала почти шепотом:
— Да, Эбби. Думаю, что да. Он пытается найти дорогу домой, к тебе.
Я завизжала и чуть не сбила маму с ног, так крепко я ее обняла.
— Вот видишь, мама! Я же говорила! Мы должны ехать сейчас же, мы должны найти его!
Но мама не смотрела на меня. Она обняла меня и прижала к себе, не переставая испепелять бабушку взглядом.
— Мама… — твердила я, пытаясь вырваться из ее объятий.
Холодным, решительным голосом, которым мама разговаривает на работе, она произнесла:
— Не хочу показаться грубой, Агнес, но я не позволю забивать голову моей дочери глупостями и внушать ей напрасные надежды. Эбби и так пришлось многое пережить.
— Ребенок попросил меня о помощи, Холли, — вежливо ответила бабушка.
Бабушка и мама долго смотрели друг на друга. В конце концов мама сказала:
— Эбби, отнеси, пожалуйста, это ведро с овощами ламам.
Я не верила своим ушам.
— Но, мама…
Она погладила меня по голове.
— Иди, Эбби. Мне нужно поговорить с твоей бабушкой.
Я пулей вылетела из дома, хлопнув дверью. То, что я только что узнала, мама назвала глупостями.
— Я не позволю забивать голову моей дочери глупостями и внушать ей напрасные надежды, — сказала я, подражая маминому голосу Снежной королевы.
Я зашла в амбар. Шесть длинношеих, прекрасных, пушистых лам с большими ушами перестали жевать и уставились на меня.
— С каких пор надежда и вера в чудеса считаются глупостью? — спросила я.
Шесть пар больших карих глаз продолжали смотреть на меня. Стерлинг, Бу, Пэчиз, Джет, Перл и Бэмби нервно переминались с ноги на ногу.
Я несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Ламы очень похожи на овчарок — они чрезвычайно чувствительны. И если лама испугана или нервничает, она может плюнуть.
Я подождала, пока у меня в голове прояснится, и предложила каждой из лам морковку. Мягкими губами, похожими на бархатные ложки, они слизывали лакомство с моей ладони. Я гладила жесткие волосы на их шеях, пока ламы не начали мурлыкать. Ламы мурлычут, когда они довольны и чувствуют себя в безопасности, прямо как коты.
Я прислонила голову к шее Перл и запустила пальцы в ее густую шерсть. Ее мурлыканье стало глубоким и равномерным. Оно проникало прямо в мое разбитое сердце.
— Возвращайся, Тэм, — прошептала я. — Возвращайся домой.
Глава 14 ТЭМ
Тэм продолжал двигаться на юг, держась подальше от дороги. И как долговязая тень, за ним бежал койот.
Сначала это беспокоило Тэма — ему не нравилось, что это дикое, непредсказуемое существо бежит следом. У него был другой запах, совсем не такой, как у собак, которые живут с людьми, — запах заботливых рук, еды, приготовленной в теплой кухне, коврика, на котором собака спит ночью. Койот пах листьями, ветром и свежей кровью.
Тем не менее Тэм с любопытством наблюдал за тем, как койот охотится в полях на мышей и полевых крыс, как он раскапывает кроличьи норы. И хотя Тэм не был охотником, он хорошо знал, что такое еда.
Ночью, когда Тэм спал, койот уходил на охоту. Он крался незаметно в ночи, постоянно прислушиваясь и принюхиваясь. Наевшись, койот приносил только что убитого кролика, белку или сурка… Тэму. Он прикрывал добычу листьями и грязью, а потом растягивался рядом с ней и засыпал.
По правде говоря, в ту ночь, когда маленький койот уловил запах Тэма, он был очень одинок. Когда ему было пять месяцев, машина на автостраде сбила его мать. Сначала маленькие койоты, его братья и сестры, держались вместе поближе к норе, в которой они выросли, но со временем все разбежались. Койот подолгу сидел возле норы и ждал возвращения братьев. Но проходили дни и ночи, и его зовущий вой превратился в вой одиночества. Ночи стали прохладнее, а дни короче. Койот ушел от норы и от всего, что было ему знакомо.
