Маргарита Фадеева - Приключения Петрушки
— Иди, иди. Теперь все в порядке.
— А говорить… Как я будут говорить? — прошамкал рот на спине. Сделай мне рот на прежнем месте. Я буду хорошим.
— Ладно. Может быть, и вправду подобреешь, — махнул рукой Трофим и выполнил его просьбу.
Судья даже не сказал «спасибо», выбежал из камеры.
Мастер остался один, но он не привык сидеть без дела, и ему было очень тоскливо. «Как жаль, что я быстро закончил судью», — посетовал он.
Трофим уселся на кровать, стоявшую в углу, и задумался о том, где сейчас Петрушка, и как плохо, что он, отец, не может выручить из беды своего единственного сына.
В таком раздумье и застали его стражники. Они принесли ящики с ватой, сукном, нитками и мягкое кресло.
— Царь приказал прислать кресло, чтоб тебе было удобно работать. Шей больше солдат. А кровать велел вынести. Чтоб ты не спал, а работал днем и ночью.
Потом в камеру внесли лист бумаги в золотой рамке, повесили на стену.
Во всем царстве никто не хотел рисовать Формалая, поэтому вместо портрета во всех учреждениях красовалась собственная формалаевская подпись.
— Не нужна мне его подпись, и не буду работать на него. — Мастер подошел к стене, перевернул рамку с подписью и на обратной стороне нарисовал красивую розу.
НА КОСТРЕ
Три дня сидели Петрушка с Аленкой в подземелье. Каждое утро Распорядитель праздников и приемов приходил проведать, вышивается ли портрет Формалая, и каждое утро находил на полотне безобразное изображение правителя.
— Хватит, — остановил его Формалай, когда он в третий раз доложил об этом, — пора наказать их. Пусть сейчас же на площади сложат большой костер.
Все садовники, дворники, парикмахер и даже Копилка были посланы за хворостом. И в полдень, когда солнце весело сияло в голубом небе, когда в тенистых садах и в рощах по берегам речки пели птицы, Петрушку и Аленку вывели на площадь, где был сложен огромный костер. Двух друзей поставили на помост, сооруженный из окрашенных в черный цвет досок и бревен.
Рядом, всего в нескольких метрах от помоста, возвышались золоченые подмостки с троном Формалая, на котором уже восседал правитель. Он важно поглаживал свой тугой живот и оглядывался по сторонам: все ли жители пришли посмотреть на казнь? Пусть видят, как он расправляется с непокорными, и боятся Формалая. А жителей было целое море. Одни стояли поникшие, опечаленные, другие размахивали руками, кричали, но что — понять было невозможно.
Царь еще раз огляделся и махнул рукой. Сидевший на корточках по правую руку от трона Хранитель царской памяти поднялся и в знак того, что начинает говорить о важном деле, снял белую чалму. Площадь затихла.
— Слушайте! Слушайте! — выкрикнул он. — Сегодня здесь, на площади, будут сожжены сын мастера Трофима Петрушка и дочь кузнеца Игната Аленка. Наш мудрый Формалай приказал наказать их за то, что они нанесли непоправимый вред великому кукольному государству. Мастер Трофим не выполнил задание Формалая и обманом посадил на трон своего сына Петрушку. За это преступление Петрушка будет сожжен на костре, а его отец навечно заключен в тюрьму. Дочь кузнеца Аленка не вышила портрет нашего уважаемого правителя. И за это она сгорит на костре вместе с Петрушкой. Запомните! Запомните!
Если бы Петрушка стоял на помосте один, он давно бы заплакал, закричал, а может быть, стал бы просить царя, чтобы тот его помиловал. Но рядом с ним была Аленка, и Петрушка хотел выглядеть рядом с ней сильным и смелым. Он держал девочку за руку и тихо говорил:
— Не плачь, Аленка, может быть, кузнец Игнат спасет нас с тобой. Ведь ты знаешь, что он на свободе.
Аленка перестала плакать и вместе с Петрушкой стала смотреть: не увидит ли вдруг сильную фигуру Игната или его друзей? Но все было напрасно. Вероятно, Игната не было в городе. Зато девочка увидела в толпе Матрешку и ее дочерей. Они ободряюще улыбались, как будто хотели сказать: «Держитесь, мы вас спасем!» Но ни Петрушка, ни Аленка не надеялись на это. Им не верилось, что Матрешки могут оказаться сильнее злого Формалая.
И тут Матрешка-мама заголосила:
— Батюшки! Несправедливость-то какая! Детей сжигают.
— Несправедливость! — хором затянули все Матрешки. — Детей сжигают!
Толпа заволновалась.
— Молчать! — вскинулся Формалай.
Матрешки не унимались.
— Взять их и тоже сжечь! Я никому не позволю защищать моих врагов.
Матрешек схватили и поставили на помост.
Аленка заплакала еще сильнее. Было жалко Матрешек. Из-за них попали в беду эти верные друзья.
С помоста Формалая раздался снова голос Хранителя царской памяти.
— Слушайте! Слушайте! Наш добрый Формалай хочет оказать милость. Он исполнит их предсмертную просьбу.
— Да, я исполню вашу просьбу, — сказал правитель, поднялся с трона и спросил: — Говорите, чего вы хотите.
Аленка не могла выговорить ни слова. Ей уже казалось, что она чувствует, как языки пламени добрались до нее, и она пылает, как маленький факел; а неунывающий Петрушка громко ответил:
— Я хочу пить и песню спеть.
Формалай распорядился, и повар принес мальчику кувшин с водой. Петрушка нагнул кувшин и приложился к нему ртом.
Вскоре кувшин опустел.
— Еще хочу, — потребовал Петрушка.
Ему принесли еще кувшин.
«Мальчик, а как много пьет», — с удивлением отметил царь и почесал в затылке.
— Напился, — сказал Петрушка. — Теперь буду песню петь. Самую веселую выберу.
Формалай милостиво кивнул.
Петрушка подбоченился, протянул руку в сторону царя и начал:
Царю голову чинили,
Гайки, винтики вкрутили.
И работает с тех пор
В голове его прибор.
Толпа онемела.
Многим хотелось ороситься на помост, защитить осужденных и спрятать их подальше от царских глаз, но никто не решался это сделать. Так велик был страх перед правителем.
Стражники схватили Петрушку и Аленку и первыми швырнули в костер, который уже начал разгораться.
Они успели отпрыгнуть от языков пламени.
Потом стражники бросили в костер шестерых Матрешек.
Толпа охнула от ужаса. Но тут началось самое интересное.
— Раз! — звонко выкрикнула Матрешка-мама, раскрылась и вылила на огонь воду, которую она принесла с собой. Он зашипел, и вверх взметнулся сноп искр.
— Раз! — сама себе скомандовала старшая дочка Матрешки, тоже раскрылась, и вода выплеснулась на языки пламени. К небу поднялся дымный столб. Сучья затрещали, зашипели.
— Матрешки огонь тушат, — сказала Аленка. — Бежим!
— Подожди, — удержал ее Петрушка. — То ли еще будет.
Раскрылась третья Матрешка. Плеснула в пламя воду. Дым повалил гуще и стал заволакивать площадь.
Жители заволновались. Формалай вытянул шею, хотел понять, что же происходит, но не успел. Остальные Матрешки вылили принесенную воду, и едкая пелена дыма все скрыла от глаз царя и его слуг.
В ПОМЕСТЬЕ
Кузнеца Игната в это время не было в городе Формалайске. Он не знал, что Аленку и Петрушку хотят сжечь на костре, поэтому и не пришел к ним на помощь. Когда Игнат вырвался из лап судьи, он скрылся в деревне. Вместе с крестьянами кузнец делил землю, принадлежащую помещику Копилке.
Спасшиеся от костра Аленка и Петрушка тоже прибежали в деревню. Как радостно встретилась Аленка с отцом! Она рассказала отцу, что случилось с Петрушкой, что это он отпустил на волю самого кузнеца Игната и как смеялся над царем.
— Ну и Петрушка! Ну и молодец! — приговаривал Игнат. — Теперь над Формалаем все в городе будут три недели смеяться. А чем больше будут над ним смеяться, тем меньше будут бояться его и меньше станут подчиняться.
Петрушка был очень доволен похвалой кузнеца.
В это время под окном послышался крик:
— Копилка идет! Копилка идет!
Петрушка первым выскочил на улицу. Помещик шел посредине дороги, тяжело переступая набитыми золотом ногами. За ним, немного в отдалении, двигалась толпа крестьян. Петрушка ткнул в грудь помещика пальцем и звонким голосом закричал:
— Здорово, Копилка! Как живешь?
— Как ты смеешь так со мной разговаривать, мальчишка. Я тебя проучу! — Он взмахнул кнутом, который держал в руке, но мальчик ловко увернулся, и кнут взметнул целую тучу пыли.
Крестьяне засмеялись и плотным кольцом окружили помещика и Петрушку.
— Пустите меня в мой дом. Вы не смеете меня задерживать. — Копилка снова взмахнул кнутом, требуя, чтобы ему уступили дорогу. Но никто не тронулся с места. А Петрушка изловчился, дернул помещика за штанину, а в ней зазвенели монеты.
— Смотрите. Вон сколько у него золота! — крикнул Петрушка, опять увертываясь от удара кнута.
— Это мои деньги! — схватился Копилка за брюхо.
