Светлана Лубенец - Праздничные истории любви (сборник)
Карина поежилась. Она не любила, когда разговор сводился к теме парней и одежды.
— А какие у Гали парни? Она ведь ни с кем не встречается, как и мы.
— Фу ты ну ты! — воскликнула Люся. — Сравнила Простоквашино с Парижем! За Галькой бегают пацаны, понимаешь! А за тобой?
Карина не успела ничего ответить, послышался громкий топот, и возле них затормозил Рома. Парень отдышался и возмущенно выпалил:
— Ну, Алмазова, втопила, задолбался за тобой бежать!
Девочки удивленно переглянулись, и Люся заискивающе спросила:
— А что ты хотел, Рома?
— Пошли, Алмазова, — хлопнул он Карину по спине, — к директору чего-то вызывают.
— К директору?! А что мы сделали?
— Ща узнаем!
Карина беспомощно посмотрела на подругу, но та лишь развела руками.
— Я не буду тебя ждать! Придешь домой, позвони!
— Ну, идем же, — поторопил Рома.
Они дошли до кабинета директора и нерешительно остановились.
— Ты что, в туалете снова курила? — подозрительно сощурился парень.
— Нет! Нет, я не курила, правда!
— Я курил, — задумчиво пробормотал он и тут же прибавил: — Но черт меня побери, если это кто-нибудь видел!
— Ты куришь, да?
— Что за тупые вопросы! — рассердился Рома. — Все курят!
— Да вроде не все…
— Ооой, только себя не считай, ты ведь у нас особенная! — он подавил смешок.
— А целовать курящую женщину — то же самое, что облизывать пепельницу, ты знал?! — на одном дыхании произнесла Карина и покраснела.
Парень поднес к двери кулак, но прежде чем постучать, бросил через плечо:
— Уж лучше целовать пепельницу, чем такую хрюкалку, как ты!
В кабинете директора сидел учитель ОБЖ — маленький лысый мужчина, вскочивший с кресла при их появлении.
— Вот они, — с гордостью указал на них директор.
— Вижу-вижу, — круглые глазки обэжэшника забегали, а сам он стал потирать маленькие ручки с детскими запястьями. — Чудненько! Пойдемте, ребятушки, пойдемте скорее!
— Куда?! — вскричал Рома. — Михал Гаврилыч, а что мы натворили? За что?!
— Роман, не нужно бояться, — успокаивающе промолвил директор, — будете играть в спектакле по случаю юбилея нашей школы. — Михаил Гаврилович прикрыл глаза и с чувством продекламировал:
Мальвина бежала
В чужие края,
Мальвина пропала,
Невеста моя.
Рыдаю — не знаю,
Куда мне деваться.
Не лучше ли с кукольной
Жизнью расстаться?[3]
— Что это за отстой? — прошипел Рома.
— Ну как же! — Директор открыл глаза и оживленно посмотрел на него. — Спектакль по «Золотому ключику»! Рихард Петрович, — обратился он к застывшему с приклеенной улыбкой обэжэшнику, — я ведь говорил, этот мальчишка просто создан для роли Пьеро! — Директор вышел из-за стола и приблизился к ним. — А это, — он коснулся подбородка Карины, — взгляните, Рихард Петрович, чем вам не Мальвина, а?!
На слове «Мальвина» Карина вздрогнула.
— А если я не хочу?! — взбунтовался Рома.
Хорошее настроение директора вмиг улетучилось. Он сложил на круглом животе руки и повел из стороны в сторону усами.
— Грачев, «не хочу» — это ты дома маме скажешь, а тут — надо! Надеюсь, это ясно?!
Парень нехотя кивнул, а когда они выходили за Рихардом Петровичем из кабинета, шепнул Карине:
— Ну, блин, мы и попали!
В актовом зале обэжэшника встретили сердитыми возгласами еще с десяток отловленных директором актеров.
— Задолбали! — стучал кулаком по сцене здоровяк Саша Колотушкин из их класса, которому, судя по длиннющей бороде, отвели роль Карабаса-Барабаса.
— Да кому это нужно? Тупой спектакль! — верещала длинноногая одиннадцатиклассница.
— Я уже есть хочу! — пищал маленький мальчик с приделанным к штанам собачьим хвостом.
— Можно я пойду домой, у меня трудные дни?! — канючила девушка в маске лисы Алисы.
— А у меня тоже, может, трудные, — раздраженно теребил треугольные уши на тряпочной голове кота Базилио розоволицый толстяк.
— Так-так, ребятки! — захлопал в ладошки обэжэшник, — минуточку внимания, позвольте представить вам…
— Давай ближе к делу, дегенерат! — заорал толстяк Базилио, вскакивая со стула.
Карина заметила, как поникли плечи Рихарда Петровича, и огорченно опустила глаза. Многие строгие учителя любили говорить: «Чем к вам лучше относишься, тем вы хуже». Так и получалось. Добрых, мягких людей ни во что не ставили. Их обзывали, над ними издевались, у них срывали уроки. Карина таких учителей жалела. Часто ей представлялось, как они приходят домой и жалуются своим домашним на неудачи, как переживают перед каждым новым уроком, как изо дня в день твердят про себя: «Все — уволюсь!» — но по нерешительности остаются и продолжают мучиться. Рихард Петрович был неуверенным в себе, скромным, но душевным человеком. Он прощал злые шутки двоечникам, всегда приходил ученикам на помощь и, как никто другой в школе, любил театр.
— Ребята, — прокашлялся учитель, — это наши Пьеро и Мальвина, познакомьтесь, пожалуйста, и начнем…
— М-да, — утомленно прикрыл глаза Рома, — накрылся наш с Жекой поход в компьютерный клуб. Засада!
Дверь в актовый зал распахнулась, и на пороге возникла учительница географии в малиновом брючном костюме, только на этот раз без повязки «Дежурная».
— Милые мои! — воскликнула она. — Какие же вы все молодцы, что пришли!
— Попробуй тут не приди, — со стоном протянула лиса Алиса, стаскивая с лица маску и откидывая за спину пушистую рыжую гриву в мелких кудряшках.
Географичка остановилась возле Ромы и закинула руку на плечо Карине.
— А это, надо думать, наша Мальвина?! — Учительница погладила ее по волосам. — Какой удачный выбор, ах, как похожа, как похожа!
Рома демонстративно зевнул.
— Татьяна Николаевна, может, начнем уже?
— Так! — учительница одобрительно улыбнулась комкавшему край своего пиджака обэжэшнику. — Где наш сценарий?
Рихард Петрович метнулся на сцену за занавес, через минуту вернулся с листами в папках и стал неловко раздавать их ученикам.
Когда у каждого появился сценарий, географичка возмутилась:
— А где же Буратино?
— А Буратино домой пошел, сказал, у него голова болит, — объяснил маленький мальчик с собачьим хвостом.
— Деревянная голова и болит… гм, странно, — Татьяна Николаевна рассмеялась. Но никто не отреагировал на шутку, поэтому она посерьезнела и заявила: — Обойдемся без Буратино!
Сперва они читали сценарий по ролям, потом начали репетировать сцены. Кот Базилио картавил, маленький мальчик вместо «Гав», лаял «Аффф», Карабас-Барабас говорил слишком тихо, лиса Алиса, казалось, вот-вот помрет прямо на сцене, такой у нее был усталый вид, а Пьеро…
— Ро-о-ома! Ромочка, — качала головой географичка. — Ты же влюблен, давно и безнадежно влюблен в Мальвину! Ну почему же ты этого не показываешь?!
— Да как показывать-то?! — сердился Рома.
— Ты должен пасть на одно колено! — неожиданно осенило учительницу.
Карина бросила тоскливый взгляд на настенные часы, стрелка которых медленно ползла к пяти, и снова уставилась в сценарий.
Тихо ругаясь, влюбленный Пьеро опустился на одно колено и уже в десятый раз без всякой интонации начал читать:
— Мальвина бежала в чужие края, Мальвина пропала, невеста моя. Рыдаю…
— Ро-о-ома! — оборвала Татьяна Николаевна. — Ну я же тебе уже показывала! — Географичка в сердцах опустилась на одно колено, протянула к Карине руки и вскричала: — Рыда-а-аю! Не зна-а-аю… Тяни гласные, Ромочка! — Учительница поднялась и положила ладонь ему на голову. — Давай еще разок!
— Че-е-ерт, — выдохнул Рома.
— Во-о-от! — захлопала в ладоши учительница. — Умничка, ты все понял! Тяни гласные! Давай!
Рома некоторое время задумчиво смотрел в одну точку, потом вытянул руки и с придыханьем заголосил:
— Мальвина бежжа-ала в чужие края, Мальвина прропа-ала, — парень всхлипнул, закрыл лицо ладонями и чуть тише прошептал: — Невеста моя! — Тело его затряслось. — Рыда-аю — не знаю, куда мне деваться! — Пьеро медленно поднялся и обвел всех присутствующих взглядом из-под опущенных век. — Не лучше ли с кукольной жизнью расстаться?
Некоторое время все молчали, ошеломленно переглядываясь, а потом раздались громкие хлопки аплодисментов и от дверей актового зала отделились две темные фигуры.
— Кто бы мог подумать! — послышался язвительный голос Гали Решеткиной. — Ромчик, да ты звезда!
Девочки подошли к сцене, и Света заметила:
— А роль Мальвины, между прочим, директор пообещал мне!
Татьяна Николаевна восторженно обняла Рому.
— Молодец! Талант!
Обэжэшник тем временем радостно подбежал к краю сцены и воскликнул:
