Светлана Пономарева - Боишься ли ты темноты?
Потом в комнату вошёл Арнольд и, гадко улыбаясь, сказал:
— Вера сказала тебя поторопить.
— Я не пойду, — Ярослав отвернулся.
— Пойдёшь, — возразил Арнольд, — а если надо, то и бегом побежишь. Иначе мы тебя приведём. Я да Краб. А будешь рыпаться — в рыло врежем.
— Отвали, — попросил Ярослав, — мне плохо. Я полежу, потом приду.
— Нет, сейчас. Или тебя бить?
Ярослав встал, но его качнуло, и он повалился обратно. Арнольд подумал пару секунд, потом вышел. А вернулся действительно с Крабом. Они без лишних слов взяли Ярослава за руки и повели в коридор. Как арестанта. Но Ярославу было уже всё равно, он только старался не упасть. У лестницы их ждала Вера Ивановна. Она кивнула им головой, и они пошли на второй этаж. Впереди — воспитательница, за ней — Арнольд, Краб и Ярослав между ними. Пройдя в конец коридора, Вера Ивановна достала из кармана ключ и открыла ободранную дверь. Ярослав знал, что за ней находится заброшенная ванная комната, поэтому в животе у него сразу похолодело.
— Ну что, Снежинский, обед для тебя отменяется. Пока посидишь тут, подумаешь, как можно, а как нельзя со взрослыми разговаривать, — Вера Ивановна показала в комнату рукой. Там не было ни окна, ни лампочки, а было абсолютно темно и пахло пылью. Сюда составляли вёдра для мытья пола, тазы, швабры, сломанные табуретки и прочую рухлядь. И сейчас свободное место осталось только у самой двери. На нём можно было стоять или сидеть, но всё равно было бы тесно.
Ярослав дёрнулся, страх прибавил ему сил:
— Нет, я не хочу! Давайте, я лестницу помою или хоть весь дом, хотите? Или давайте я здесь в коридоре буду стоять, хоть всю ночь до утра!
— Ты будешь стоять там, где я тебе скажу, — объяснила Вера Ивановна и с интересом посмотрела на Ярослава. — А что, темноты боишься?
Ярослав хотел сказать “нет”, но слова застряли в горле, а на глаза навернулись слёзы.
— Боишься, — кивнула Вера Ивановна, решительно взяла Ярослава за локоть и толкнула в комнату.
— Пустите, — закричал Ярослав, поворачиваясь, но дверь перед ним захлопнулась. — Откройте!
— Будешь кричать или стучать, просидишь вдвое дольше, — сказала за дверью Вера Ивановна, запирая его на ключ.
Ярослав сел на пол, прислонившись к двери. Глаза постепенно привыкали к темноте. Она стала казаться не абсолютной, а то скручивалась сгустками, то разрежалась, как старая материя… Предметы вокруг стали незнакомыми и пугающими, нагромождение вёдер представилось Ярославу покорёженной машиной. Точно такой же, какую он видел тогда, зимой. И, как тогда, было холодно. Тут не пахло кровью, а пахло пылью, ветхими тряпками и ржавчиной, но стоило Ярославу пошевелиться, как он чувствовал, что он не один в этом сумраке, что здесь определённо есть кто-то ещё, может быть та самая чёрная собачка, а может, тот самый незнакомый человек. Ярослав закрыл глаза, но всё равно видел его согнутую фигуру, неестественно длинные руки и, как ему казалось, даже лицо. Кому принадлежало это лицо, было неясно, зато совершенно определённо просматривался на нём дикий, животный ужас… Человек мог подойти к нему абсолютно незаметно и сделать всё, что хочет… Никто не поможет, никого вокруг нет. Ярослав изо всех сил прижался к двери и понял, что он весь мокрый от пота и слёз, непроизвольно текущих по щекам. Страх охватил его полностью, сердце билось где-то в горле, руки и ноги стали чужие. А человек всё приближался и приближался. Ярослав не выдержал: закричал, заплакал в голос, стал стучаться в дверь и просить выпустить его оттуда, а потом мир вокруг начал распадаться на отдельные кусочки, которые бешено вращались и, сталкиваясь, разлетались в разные стороны, потом они исчезли, но остался шум. Он не исчезал слишком долго…
8
Машина Сашке понравилась. Он тут же принялся катать её по полу, старательно гудя. Сергей с улыбкой смотрел на сына. Ольга сидела в кресле. Какая-то помолодевшая, свежая. Удивлённо оглядывалась:
— Как можно жить в такой дыре?
— Зато плата низкая.
— Где ты только набрал такой рухляди?
— Я полагаю, что это мебель.
Ольга рассмеялась:
— Ты как заправский холостяк. Только банки консервов не хватает. Вот там, на письменном столе среди бумаг.
Сергей тоже засмеялся, вышел на кухню и через минуту вернулся с открытой консервной банкой:
— Килька в томате. Теперь всё правильно?
— Теперь всё. Нет, постой, нужна трёхдневная щетина и грязные носки под диваном.
Сергей развёл руками:
— Прости… Такому я пока не научился.
Она перестала смеяться, побарабанила пальцами по подлокотникам и тихо спросила:
— Серёжа, а ты меня совсем больше не любишь?
Сергей отвернулся, стал смотреть в окно. Потом сказал:
— Как я могу любить тебя после сегодняшнего? “Гражданин такой-то не возражает против усыновления его ребёнка такого-то гражданином таким-то”.
— Но ты же понимаешь…
— Я всё понимаю. Не требуй от меня невозможного. Если ты думаешь, что я стану тебя преследовать, можешь расслабиться. Этого не будет.
— Я не об этом.
— Нет, Оля, я тебя не люблю.
Кажется, она обиделась. Во всяком случае, встала и пошла посмотреть, куда укатил машинку Сашка. Сашка, радостно оравший сегодня, что у него теперь два папы. Сергей стал складывать бумаги в папку. Вчера ночью он хорошо поработал и сегодня, скорее всего, перевод будет закончен.
— Мы уходим, — сказала бывшая жена уже в прихожей.
— А я уже все буквы знаю, — сообщил Сашка, целясь ручонками в рукава курточки. — И несколько могу написать. А “и” могу даже по-немецки. Это такая палка с точкой.
— Тогда пиши мне письма, — Сергей присел перед сыном на корточки, помогая ему застегнуть непослушный замок.
— По-немецки? — обрадовался Сашка, знавший на этом языке от силы слов десять.
— По-русски, — улыбнулся Сергей, — только длинные.
— А ты мне короткие, — сказал Сашка. — Чтобы я не устал читать.
— Договорились.
Они вышли на крыльцо. Сергей посмотрел на тучи, из которых дождь уже не лил, а моросил нехотя и устало, и махнул Ольге рукой:
— Нам на разные остановки.
— Прощай.
— Прощай.
Сергей пошёл очень быстро, чтобы не оборачиваться. Наверное, он всё-таки соврал Ольге. Что-то осталось между ними. Что-то, что не даёт сразу стать чужими когда-то любящим людям…
Сегодня он не опоздал, а наоборот, пришёл раньше на добрых полчаса. Вера Ивановна руководила приготовлением уроков в учебной комнате. Там стояла гробовая тишина, только ручки шелестели по бумаге. “Как она держит такую дисциплину?” — поразился Сергей. У него, когда дети учили уроки, было куда как шумнее.
— А, Сергей Фёдорович, — Вера Ивановна глянула на часы, — что-то Вы рано.
— Просчитался немного.
— Дети, — громко сказала воспитательница, — кто закончил, выходим. Остальные сидим тихо, я скоро вернусь.
Два младшеклассника поднялись и вышли. Вышли и Сергей с Верой Ивановной.
— Да идите уже домой, — предложил Сергей, — что я, лишних полчаса не посижу?
Вера Ивановна подумала, потом согласно кивнула, подала ему связку ключей, которую держала в руках, и отчиталась:
— Детей по списку сорок девять. В наличии сорок семь. Двоих вчера бабушка на неделю забрала. Вообще-то Вам стоит пересчитать, а то верите мне на слово, а кто убежит — будем рядиться, в чью смену.
— А что, они часто убегают?
— Нет, но поручаться я бы ни за кого не стала.
Вера Ивановна надела плащ, взяла со шкафа в воспитательской свой зонтик, и добавила:
— Вот сегодня Снежинский с Воробьёвой бегали, несмотря на мой запрет. Я их наказала. Воробьёва вечером будет мыть туалет на втором этаже, а Снежинский у меня сидит, думает о своём поведении. Вот ключ, выпустите сами, когда захотите. Но я думаю, пока рано.
— А от какой комнаты ключ? — удивлённо спросил Сергей.
— От кладовки наверху в конце коридора. Раньше там ванная была.
— Там есть окно? — Сергею стало не по себе.
— В кладовке? Откуда?
— Ярослав боится темноты. Вы не знали?
— Молодой человек, — назидательно проговорила Вера Ивановна, — мало ли кто чего боится! Если он у нас такой перепуганный, пусть взрослым не хамит. Ну, мне пора. Завтра у меня утренняя смена. Наша Анна Игоревна сдаёт какие-то зачёты, так что до конца июня по сути тянуть группу придётся нам с Вами.
Вера Ивановна пошла к выходу, а Сергей, почти бегом, на второй этаж. “Пусть не хамит!” — в Сергее поднялась досада на Ярослава. Что он, правда, промолчать не может? Неужели не видит, что за человек эта Вера Ивановна! А может, она права? Может, не такой уж и хороший мальчик этот Ярослав? Что Сергей о нём знает? Что тот разбивался в машине, знает иностранные языки, боится темноты, да любит Вику Захарову? Это ровным счётом ничего не даёт. Всё это можно и о мерзавце сказать. Сергей сунул ключ в скважину и подумал, что же он спросит сейчас у Ярослава, как будет выяснять, что произошло на самом деле…
