Семён Ласкин - Саня Дырочкин — человек общественный
К «Юбилею» я пришёл последним. И Люська, конечно же, упрекнула меня:
— Уже час здесь толкаюсь. Обошла магазин двадцать четыре раза, не знала, что и подумать…
Она вынула из кармана блокнот и показала запись: «Дефицит на сегодня».
— Выписала стоимость, размеры, импорт… Нужно чётко знать, что рекомендуешь пешеходам.
— А если пешеходу ничего не нужно? — спросил я.
Учительская строгость появилась на Люськином лице.
— Всем обязательно что-нибудь нужно, — сурово заметила она. — К примеру, я только что выяснила, что на прилавках вот-вот появятся вьетнамские будды, пятьдесят ре штука…
— Будды? — переспросил Севка, старательно записывая каждое Люськино слово. Можно было понять, отчего так старается Байкин.
— А с чем их едят, ты не скажешь? — осторожно спросил он.
Люська расхохоталась.
— Темнота! Будда — это же статуэтка, деревянный божок, для уюта прекрасная вещь. Были бы у меня деньги, я бы и сама не отказалась от будды.
— А что-нибудь подешевле? — робко выяснял Севка. — Возможно, не у каждой старушки имеются такие деньги.
— Тогда можешь посоветовать… заколки. — Люська перевернула страничку в своём блокноте. — Рубль пятьдесят штука. Их днём с огнём не сыщешь…
— Но зачем же старикам заколки? — поразился я.
Люська нас пожалела:
— А если старушке под сорок?! Она же моментально поскачет в отдел мелкой галантереи, произнести не успеешь.
— Мне кажется, люди сами знают, что им нужнее в «Юбилее». Может, ограничимся переводом через дорогу? — сказал я.
Мои слова огорчили Люську:
— Но где же я смогу применить свои знания?!
Что верно, то верно!
— Если хочешь, рекламируй, — подумав, сказал я. — В конце концов, реклама — добровольное дело.
— Факт, — обрадовался Севка. — И я бы мог постараться: почему не сказать людям два-три полезных для них слова?!
— Ты умнеешь на глазах, Байкин! — поддержала моего друга Люська.
* * *Удалова заняла пост в нескольких шагах от нас с Севкой — в помощниках она не нуждалась.
Заранее договорились как бы случайно подходить к пожилым людям.
Севка предложил немного потренироваться. Я должен был сыграть для него старушку.
— Позвольте, бабушка, помочь вам на этом опаснейшем переходе, — вкрадчиво и предельно вежливо обращался ко мне Байкин. — Поглядите, какой сумасшедший транспорт! Можно мгновенно оказаться под колёсами.
Я подыгрывал Севке:
— Спасибо, внучек! Подержи-ка мою тяжеленную сумку…
— Я с удовольствием донесу её вам.
Севка подавал мне руку, и мы вступали на полосу перехода.
— Видишь, как легко и просто! — говорил Байкин, возвращая меня-«старушку» на прежнее место. Севка полностью был готов к работе.
Как назло, в «Юбилей» торопились в основном молодые люди. Старики отсиживались дома, будто бы сговорились. Мы заскучали, перестав надеяться на удачу.
И вдруг!..
К переходу подошла старушка, именно такая, какая была нам необходима! Её всю будто перекосило. Она шла немного пригнувшись, придерживая голову в шерстяном платке.
— Дырочкин, приступай! — подтолкнул меня Севка. — А я зайду с левого фланга…
Мы поспешили к старушке, опередив безработную, скучавшую Люську.
Горел «красный», и мы, ожидая «зелёного», встали рядом со старушкой: Севка слева, я — справа.
— Может, вам, бабушка, помочь перейти дорогу? — вежливо сказал я, не отрывая взгляда от светофора.
— Сумасшедший транспорт, — подкинул Севка. — В вашем возрасте пара пустяков угодить под колёса.
И тут сильная рука неожиданно подняла меня в воздух. Рядом висел Севка. Мы были как два нашкодивших котёнка.
— Кто — бабушка?! Я?! — вскричала старушка, сверкая молодыми глазами. — Да как вы смеете человека оскорблять, шалопаи?!
Теперь-то я видел, как мы с Севкой ошиблись.
Кажется, ей было немного за двадцать.
Мы хрипели.
— Болтаются по улицам без дела! — кричала нам «старушка». — Лучше бы собирали макулатуру! — ни к селу ни к городу потребовала она.
Нужно было извиниться, объяснить свою трагическую ошибку, но висеть в воздухе и говорить было очень неудобно.
— Извините… Вы в платке… — просипел Севка.
— И нам показалось… — мычал я. — Вас совсем не было видно… — хрипел я. — А мы проводим общественно полезную работу… — уже на земле заключил я.
— Ещё бы! Будешь в платке, — поняла нас «старушка», — если второй день болят зубы!
Она схватилась за больную щёку, мы облегчённо вздохнули.
А «старушка», забыв нас, уже мчалась на «зелёный», да так быстро, что я подумал: «А может, она мастер спорта?»
* * *Наконец нам всё-таки повезло! К переходу подковыляла настоящая бабушка — тут мы не могли ошибиться. Она панически боялась угодить под машину. Стояла на краю тротуара и то опускала ногу на переход, то ставила её обратно, точно купальщик, который трогает пальцем холодную воду, но вступить не решается.
Мимо бабушки со свистом неслись самосвалы, грузовики, легковые. Зевать на таком переходе было опасно.
— Будем брать?! — шёпотом произнёс Севка магическую фразу из какого-то милицейского фильма.
Я кивнул.
Бабушка ничего не подозревала. Мы стояли рядом, старушка оказалась как бы под нашим дружеским конвоем.
За нами с завистью наблюдала безработная Люська.
— Какое опасное движение! — начал Севка, отчего-то поглядывая на небо, точно грузовики грохотали там, а не на мостовой.
— Сумасшедший транспорт! — поддержала Севкину мысль старушка.
— Здесь ничего не стоит угодить под машину, сразу в лепёшку, — попугал я старушку.
— Вы совершенно правы, — согласилась она и впервые внимательно на нас посмотрела. — Давайте руки, ребятки, я вас переведу.
Вот тут-то и произошла заминка. В правой руке старушка держала авоську, левую протянула мне. А как быть с Севкой?
— Ты дал бы руку своему другу, — сообразила она.
Байкин тут же стал спорить.
— Куда проще, если вы отдадите мне авоську, а я дам вам свою руку.
В старушкиной сетке лежали хлеб, сырок, пачка маргарина и чёрный кошелёчек.
— Позвольте сумку, — вежливо повторил Севка, — вам будет много удобнее на переходе.
И не дожидаясь, он потянул к себе старушкину авоську.
— Нет, нет, мальчик, — занервничала старушка, явно пугаясь Севкиной активности. — Мне совершенно не тяжело.
— Да вы не волнуйтесь, — спорил Севка. — Перейдём дорогу, и я вам верну авоську. Я только предлагаю помощь.
— Мне не нужна помощь! — крикнула старушка и, отпустив мою руку, двумя своими стала отрывать от Севки авоську.
Так, препираясь, они дошли до середины дороги.
Я брёл рядом. Казалось, старушка и Севка совершенно обо мне забыли.
Вспыхнул «красный». Пришлось остановиться.
Старушка крепко держалась за авоську, но Севка делал вид, что не понимает её тревоги.
— Между прочим, — вежливо объяснял Севка, — если вы направляетесь в «Юбилейный», то я очень вам рекомендую заглянуть в отдел сувениров, говорят, туда поступили вьетнамские будды.
— Какие ещё будды?! Какой странный мальчик! — сказала старушка и сильнее потянула авоську к себе.
— Украшение для буфетов, — втолковывал Севка. — Боги из Вьетнама.
Они пропустили очередную колонну автомобилей.
— Пятьдесят ре штука. Тонкая ручная работа.
— Пятьдесят?! — ахнула старушка и опять дёрнула авоську. — Половина моей пенсии!
Севка явно перебарщивал с рекламой.
«Красный» сменился «зелёным». «Зелёный» — «красным» и «жёлтым». Старушка и Севка не двигались с места. Каждый тянул к себе авоську.
Пора было прекратить эти споры, и я крикнул:
— Бегите! Разве не видите, «зелёный»!
Дальнейшее описанию не поддаётся. Севка буквально поскакал через дорогу, авоська оказалась в его руках.
А «красный» внезапно отрезал старушку от Севки.
Со стоном и скрежетом затормозил самосвал.
— Кошелёк! — кричала старушка. — Моя пенсия!
Севка стоял на краю перехода, успокаивающе махал ей рукой.
— Я вас жду. Не волнуйтесь.
Наконец, тяжело дыша, старушка схватила свою авоську, прижала к себе.
— Ваше счастье, что нет милиционера!.. — задыхаясь, говорила она. — Надо вас в тюрьму! Обоих! За хулиганство!
Вокруг стали собираться люди.
— Что сделали эти ребята? — спрашивали они. — Вроде бы вполне симпатичные детки…
— Симпатичные?! — возмутилась старушка. — Да это же матёрые бандиты! Спекулянты с большой дороги! Они только что торговали вьетнамскими буддами по пятьдесят рублей штука!
— По пятьдесят?! — не верили своим ушам люди.
Я попытался объяснить ошибку:
— Мы ничего не продавали, вы не поняли…
