Йозеф Плева - Маленький Бобеш
— Ты что так рано пришел домой? Захотел есть, или вы с Марушкой уже наигрались?
— Есть я еще не хочу. Но к Веймолам зашел Гонзик и зовет меня кататься на лыжах. Говорит, на улице уже хорошо.
— А уроки ты сделал? — спросил отец.
— Сделал.
— Тогда пойди на минутку, только далеко не ходите и, как станет темнеть, возвращайтесь.
Этого Бобеш только и ждал. Они сразу поехали с Гонзиком к кирпичному заводу. Но Марушку с ними не пустили: ее мать боялась, как бы она не простудилась в такой мороз.
— Сейчас я тебе, Бобеш, кое-что покажу, — сказал Гонзик, когда они выехали.
— А что? — спросил Бобеш.
— Вчера я учился прыгать на лыжах.
— Прыгать?
— Да, вот сейчас увидишь.
На горке Гонзик показал Бобешу мостик:
— Это я сам сделал.
— Вот эту лесенку из снега?
— Да, этот мостик.
Мостик был из утоптанного снега полметра высотой. Гонзик влез на гору и поехал прямо к мостику. Как только он доехал до него, то сразу же оттолкнулся и пролетел по воздуху больше трех метров. Потом опустился на склон горы, съехал до самой реки, там повернулся и остановился.
Бобешу захотелось тоже попробовать, и он сразу же взобрался на гору, чтобы сделать такой же прыжок. Гонзик кричал ему снизу:
— Коленки держи вместе, к мостику подъезжай с согнутыми коленями, а когда въедешь на него, выпрямляйся! Ноги выпрями и как можно больше наклоняйся! Если не наклонишься, то сразу упадешь на спину!
Бобеш сам успел проследить, как все это делает Гонзик, и теперь, делая свой первый прыжок, послушался совета Гонзика. Прыжок действительно ему удался.
— Жаль, — сказал Бобеш, — что с нами не могла пойти Марушка. Вот она бы на нас посмотрела!
— Знаешь, Бобеш, мы этот мостик сейчас сделаем повыше, хотя бы на метр. Вот тогда будут прыжки! Как ты думаешь?
Мальчики натаскали на мостик снегу и сделали его значительно выше. Первым на мостик въехал Гонзик. Пролетел он по воздуху действительно намного дальше — наверное, метров пять — шесть, — но на равнине, куда он опустился, сразу же полетел вверх тормашками. Бобеш, глядя на Гонзика с горы, смеялся. Он был рад, что теперь и у Гонзика что-то не получилось. «Вот сейчас я Гонзику покажу, — думал он, — как надо прыгать!» Бобеш доехал до мостика, выпрямился, наклонился, но… затем сделал еще большее сальто-мортале, чем Гонзик. И при этом — бог знает, как это получилось — он разорвал себе штанину от кармана до самого низа. Теперь снова смеялся Гонзик, а Бобеш готов был заплакать.
— Как же это так? Чем же штанину-то ты разорвал? — удивлялся Гонзик.
— Это палка попала ко мне в карман.
— Видишь, я говорил тебе: «Прыгай без палки».
— Как же мне идти домой? — жаловался Бобеш. — Это мои единственные штаны, я в них и в школу хожу.
— Ничего. Знаешь что? Пойдем к нам, отец тебе их зашьет — никто и не заметит. Твои дома даже и не узнают, что ты разорвал штанину. Подожди здесь внизу, а я залезу наверх и попробую еще раз. Теперь, наверное, получится.
Но и второй прыжок у Гонзика не получился. Он закончился внизу, как и первый, кувырком. Гонзик все думал, почему такая неудача — ведь он прыгал совершенно правильно, — и вдруг догадался:
— Я знаю, Бобеш, почему мы все время падаем! Мы так далеко летим, что попадаем уже на равнину. А при прыжке с мостика обязательно нужно приземлиться на склоне. Поэтому надо этот мостик сделать в другом месте, повыше. Завтра после школы мы сюда придем и сделаем мост на самом верху.
Глава 51 СОЦИАЛИСТ
Когда мальчики ставили лыжи у дверей квартиры Якубнов, на шум выглянул отец Гонзика, портновский мастер Якубец.
— Что это ты, Гонзик, сегодня так рано вернулся? Ба, да здесь и Бобеш! Ну, входите, ребята. А лыжи, Гонзик, ты поставь лучше под лестницу — как бы здесь о них кто не споткнулся… И входите, ребята, входите! Закрывайте скорее дверь, чтобы от нас не ушло все тепло. А что ты, Бобеш, держишься за ногу? Болит?
— Нет, не болит.
— А, я уже вижу! Значит, ты порвал штаны и поэтому вы так рано вернулись? Покажи-ка! Гм… Здорово! У тебя из порток получилось прямо знамя. Ну-ка, снимай. Ты, видно, ничуть не лучше нашего сорванца. На нем одежда так и горит…
Бобеш снял штаны и отдал их портному. Якубец надел очки, осмотрел штаны и проворчал про себя:
— Долго они уже не протянут. Скоро из них вся задница вылезет наружу. Нужно было бы подложить их материальцем покрепче. У твоей матери не осталось от этих брюк какого-нибудь кусочка?
— Нет, пан Якубец. Был лоскут, но мама извела его на заплаты, когда чинила рукав.
— Да-да, — пробурчал портной. Он вспомнил, что месяц назад сам переделывал эти рукава. — Садись, Бобеш, на лавочку. А ты, Гонзик, подай мне коробку с лоскутами.
Гонзик залез под кровать и вытащил большую коричневую коробку. Портной покопался немного в лоскутах, потом выбрал из них кусок под цвет штанов и принялся за работу. Гонзик вытащил из-под кровати еще одну коробку, в которой хранились тряпичные фигурки для кукольного театра. Он показывал их Бобешу, надевая одного за другим на пальцы. Бобешу все они очень нравились.
— Гонзик, захвати когда-нибудь несколько штучек к нам. Мы поиграем с тобой в кукольный театр.
— Что ты, Бобеш! Отец мне задал бы жару. Этих кукол мне не разрешается выносить из дома. Вот когда у отца будет хорошее настроение и не так много работы, он сам нам покажет театр. — И Гонзик тут же спросил отца: — Ты когда опять покажешь нам театр? Ты что-то совсем его забросил. Бобеш тоже хочет прийти посмотреть.
— Мне только и дела заниматься куклами! Видишь, сколько у меня работы, да тут вы еще задерживаете меня со своими разорванными штанами! После рождества приходи, Бобеш, и возьми с собой дедушку. Он у нас давно не был…
— Папа, а на рождество ты сыграешь нам сказку о Гонзе и безумной принцессе, ладно?
— Ладно.
— Вот, Бобеш, ты посмеешься! Знаешь, как отец здорово представляет! Вот посмотри-ка на глупого Гонзу, какой он щеголь. Видишь, какая у него шляпа? По-моему, он очень хорошо получился у отца.
— Послушай, Бобеш, а что делает твой отец? — спросил Якубец. — Я и его давно не видел.
— Утром он был на фабрике, а теперь пришел домой.
— На фабрике? Разве сегодня его дежурство у котла?
— Нет. Отец сегодня ходил не на работу. Он был у фабриканта Дакснера.
— Ага, подожди! Я уже все понял, — оживился вдруг пан Якубец. — Ну, а что сказал отец? До чего там договорились, у этого фабриканта?
— Я не знаю, меня не было дома, когда отец вернулся.
В это время вошла мать Гонзика.
— А, здесь Бобеш! Я вижу, под лестницей стоят двое лыж. А почему ты сидишь, парень, без штанов?
Якубец засмеялся и показал разорванную штанину:
— Посмотри, что сделал он из брюк! Спортсмены!
— Наверное, тебя дома похвалили? — посмеялась Якубцова.
— Где там, дома ничего и не знают! Ребята пришли с горы прямо сюда. Иначе Бобеша награда бы, конечно, не миновала… Ну, какие новости? — обратился теперь Якубец к своей жене. — Договорились рабочие с Дакснером?
— Коваржи мне сказали, что Дакснер никаких условий не принял. Завтра начинается забастовка.
— Вот это правильно! Бастовать! Ты подумай, как все заступились за уволенных! Держатся все вместе. Видишь, что делает организация. Пока рабочие не были вместе, пока не организовались, фабрикант мог с ними делать что хотел, как с рабами. И вот посмотри — они еще выиграют! Господи, если бы они выиграли! Знаешь, какая это была бы поддержка всем нам, маленьким людям!
— Все-таки какое безобразие! Я просто поверить не могу, что больше ста пятидесяти человек останется зимой без работы и без денег! Какое бессердечие!
— Ха-ха, сердце! Тоже скажет, сердце! Его сердце — это мешок денег. Вот где его сердце! Но до них, до злодеев, тоже дойдет черед! Ведь из нас едва…
Якубца прервал звонок.
— Гонзик, пойди открой, — попросил он, а про себя пробурчал: «Кого еще черт несет?»
Когда Гонзик выбежал, Бобеш вдруг заметил, что все стены завешаны картинками из модных журналов. Всюду были нарисованы женщины в прекрасных отглаженных платьях и зимних костюмах. Сам пан Якубец сидел у швейной машинки, над ним очень низко с потолка свисала лампа. Иногда он даже немного ее задевал. Лампа легонько покачивалась, а на противоположной стене двигалась тень от его головы. Бобешу казалось смешным, что тень все время двигается. Создавалось впечатление, будто бы и голова все время на что-то натыкается. Бобеш также заметил, что машинка у Якубца гораздо больше, чем у матери, а утюг, стоявший на длинной и широкой доске возле стены, совсем большой и наверняка тяжеленный. На доске из белого некрашеного дерева был аккуратно разложен раскроенный материал. Он издавал какой-то странный запах, который бывает почти у всех новых материалов. Такая же деревянная доска лежала и на спинке кровати, а под ней (это Бобеш уже знал) спал Гонзик. «Да, — думал Бобеш, — значит, Гонзик не может, как проснется, сразу вскочить с постели. Может разбить себе голову».
