Радий Погодин - Лазоревый петух моего детства (сборник)
Обида — ах! — это трудное слово, но как оно легко произносится. Именно в этот момент Пестряков Валерий, чинивший рогатку, поёжился и попросил маму:
— Мам, закрой дверь, сильно дует.
Гришка споткнулся, коленку ушиб. А дядя Федя, высунувшись в окно, осмотрел ясное небо.
— Тучи, — сказал дядя Федя. — Сгущаются.
Лиза привязала Шарика на золотую ленточку, вплела себе в косу золотой бант, надела золотое платье и прошлась со щенком по берегу реки, там, где прохаживались и прогуливали своих собак посетители выставки. Лиза шла носик кверху, губы шнурочком шёлковым. Взрослые посетители, нужно им отдать справедливость, говорили с ласковыми улыбками:
— Ай, какая мордашка. Ах, какой жабик… — Это про Шарика.
— Ну, умница… — Это про Лизу.
Зато дети, как люди более искренние, именовали Шарика шавкой, сявкой, чучелом, муравьедом, даже помесью кошки с метлой. Про Лизу они говорили «дурочка», а также спрашивали: «Ты его для блох держишь?» Лиза не вынесла такого отношения, распечалилась, даже утопиться хотела или голодом себя уморить.
Тогда они притащили ольху— Позор, — сказал Гришка, выслушав Лизин печальный рассказ. — Я тут сижу, кричу на тот берег, а нужно совсем о другом кричать. Пойдём к моему дяде Феде. Он нам поможет. Он одиноко скучает без дела.
Гришка неправду сказал — был не в курсе. Пока он прогуливался по деревне, дядя Федя сбегал в правление колхоза, провозгласил себя бригадиром дачников на покосе и сейчас энергично действовал у кухонного стола.
— Будем жарить баранину, — сказал дядя Федя. — Мне для ударной работы мясом заправиться нужно. Баранину я помыл, уксусом сбрызнул, перцем и солью посыпал, луком проложил. Пусть пропитывается. Ты поди на берег в ольшаник, там я видел две ольхи сухие, кем-то срубленные. Ты со своей подружкой приволоки их сюда. Уголь у ольхи стойкий, жар ровный — царские дрова. Раньше ольхой Зимний дворец отапливали. Она аромат прибавляет.
— Дядя Федя, пожалуйста, дайте совет.
— Это потом, — сказал дядя Федя. — Я сегодня, не поев баранины, не способен к оригинальным мыслям.
— Пойдём, — сказал Гришка девочке Лизе.
Тогда они притащили ольху.
Дядя Федя развёл костёр. Поджарил баранину на шомполе от старинного ружья. Когда они поели и облизали пальцы, дядя Федя сказал:
— Выкладывайте.
Гришка изложил Лизин рассказ в сокращённом и усиленном виде.
— Разве это беда? — сказал дядя Федя и посмотрел на Лизу по-своему, как бы вбок, но всё же прямо в глаза. — Эх, беда-лебеда! А ты не пробовала перейти речку вброд?
— Это ещё зачем? — В Лизином вопросе, как распаренная каша, пыхтела обида. — Буду я ноги мочить в новом платье…
— Ладно. Придётся снасть делать… Как зовут твою жучку?
— Шариком, — сказала Лиза.
— Какой размер?
— Маленький. Ему, наверно, три месяца. Такой, если взять без хвоста. — Она показала размер, какой бывает коробка из-под вермишели.
А где у нас львы?Лиза пришла чуть свет. Гриша и дядя Федя спали. Дядя Федя — на широкой кровати, которую купил благодаря своему ревматизму; Гришка — на раскладушке, как сверчок в алюминиевой мыльнице. Лиза села с Шариком у окна в кухне. Шарик тихо сидел, наверное, чувствовал что-то особенное.
Гришка проснулся от дяди Фединого громкого голоса.
— Гришка! — кричал дядя Федя. — Хочешь, чтобы я на покос опоздал? Мне ещё бригаду нужно будить. Пока растолкаешь — умаешься. Вставай, Гришка, беги за водой. Ополоснёмся, позавтракаем — и вперёд, мальчик!
Гришка схватил ведро, за водой сбегал. А Лиза сидела с Шариком у окна и даже завтракать с Гришкой и дядей Федей не захотела.
— Да, — сказал дядя Федя. — Беда-лебеда!.. Снасть! Вот, бери снасть. — Он полез под кровать, достал оттуда ошейник в медных заклёпках и бляшках с неизвестными письменами и знаками и ремешок узкий с кисточками по всей длине. Возле петли, за которую поводок рукой держат, была надета большая стеклянная бусина старинного вида.
Дядя Федя обрядил Шарика в ошейник. Погладил и сказал:
— Идите теперь туда, где тех собак выгуливают. Я скоро.
Лиза понурая шла, ничего не говорила. Гришка её утешал — мол, дядя Федя не подведёт.
Детей с собаками на берегу прибавлялось мало-помалу. Известно, городские, утомлённые телевидением дети на летних каникулах любят поспать подольше. Гришка и Лиза прогуливались с Шариком, ни на кого не обращая внимания. Зато владельцы высокопородных собак то и дело поглядывали на Шариков ошейник и поводок. Один из них, Костя Гостев, владелец эрдельтерьера, предложил Лизе выменять ошейник и поводок на губную гармошку.
Лиза и Гришка разговаривать с ним не стали.
Вдруг послышался шум. На берегу появились дачники в шортах. Каждый нёс грабли. Впереди — дядя Федя без граблей. Ему, как бригадиру, некогда сено сгребать: всё своё время он решил распределить на показ приёмов труда и словесное обучение.
— Перед работой, — говорил дядя Федя, — хорошо перейти речку вброд. Холодная вода придаёт бодрость и ударное настроение. А это что?! — вдруг воскликнул дядя Федя таким голосом, словно споткнулся о небольшую Пизанскую башню. — Удивительно! Откуда у нас такое чудо?
Дачники с граблями стали смотреть по сторонам. Но дядя Федя привлёк их внимание туда, куда надо, присев перед Шариком на корточки.
— Сюда смотрите! Это же африканская вангва! Шарсимба! Охотник на львов. Перед вами, товарищи, прекрасный экземпляр щенка этой редкой, отважной собаки.
Один из дачников возразил.
— А вы, — сказал, — не заблуждаетесь? По-моему, это дворняжка.
— А кто, по-вашему, был моряком дальнего плавания, я или ещё кто-нибудь? — спросил дядя Федя.
— Я, во всяком случае, не был, — сконфузившись, признался дачник.
— Вот именно. — Дядя Федя поднял Шарика на руки, поглядел его зубы, когти, нашёл какие-то обязательные для африканской вангвы бородавки и пятно на хвосте. — Ошибки быть не может, — сказал он. — Вангва! Шарсимба! Чудо!.. Я, когда с завода ушёл — мы на заводе с Пашкой работали, он академик нынче, — куда я наладился? В торговый флот. Не могу на одном месте долго сидеть — характер движения просит… Вы знаете, какой раньше у нас был флот? Очень небольшой. Месяц в океане идёшь, два — своего флага не встретишь. Всё английские, голландские и прочий капитализм. А сейчас? Мне мои друзья-моряки рассказывают: приветственные гудки по всем широтам. Из-за мыса вырулишь — навстречу корабль с красным флагом. «Привет, братишки, куда путь держите?» Вот сейчас как! — Дядя Федя поцеловал Шарика, для чего стал на четвереньки. — Чучулуп мау лефу назия пык! приказал он.
Шарик принялся прыгать и рычать. В одну сторону рыкнёт, в другую… Перевернётся и снова рыкнёт.
— Африканская вангва, — повторил дядя Федя чуть ли не со слезами. Она таким образом львов ищет. По специальной команде. Это у них в крови. А уж как найдёт — не удержишь. Пойдёмте, товарищи, перейдём речку вброд. Дядя Федя предположил вслух, что, вероятнее всего, какой-нибудь неразумный моряк привёз вангву своим неразумным родственникам. — А где у нас львы? спросил он, вступая в воду реки.
Дачники с граблями пустились переходить речку. Они обсуждали событие с привлечением фактов из книги охотника Даррелла и других иностранных авторов. Тем временем на берегу собралось много юных владельцев собак, которые всё слышали и видели и теперь стояли понурясь. Окончательное уныние напало на них, когда на берегу появились парень Егор и девушка Таня. Они отстали от основной массы помогающих колхозу дачников, потому что парень развивал перед девушкой по пути различные интересные темы, сворачивал не в ту сторону и останавливался. Подойдя к берегу, парень Егор оглядел ребят и собак заинтересованными глазами.
— Странно. Африканская вангва. Шарсимба. Охотник на львов. — Лицо парня покрылось румянцем, глаза засверкали огнём интересных тем. — Кстати о львах и ошейниках древнеафриканской ручной работы! — воскликнул он и предложил Тане перейти речку вброд.
Может быть, он не хочетМальчишка Костя Гостев пнул ногой своего эрделя.
— Лизка, давай меняться. Я тебе Юшку отдам. Он цыпу умеет делать.
Костин эрдель Юшка сел на задние лапы, передние он держал на весу согнутыми, словно на каждой лапе висело по ридикюлю.
— Губную гармошку в придачу отдам и водяной пистолет, — продолжал Костя.
— А я тебе что?
— Вангву. Шарсимбу.
— Что ты, — прошептала Лиза. — Разве можно такое говорить? — Она погладила Костиного эрделя рукой изгибисто и не прикасаясь. — Пойдёмте, Григорий, обратно.
«Что-то вежливость на неё напала», — подумал Гришка с опаской.
Шарик бежал за ними, рычал и тявкал.
Гришка отметил: шла Лиза не так, как прежде, не просто, но как бы с умыслом, с какой-то настораживающей заботой, а когда пришла и села на брёвна возле нового дома, платье оправила, подбородок подняла величаво и опустила ресницы со вздохом.
