Лев Кассиль - Улица младшего сына
— Пионер… Браточек…
Сознание у него в такие минуты прояснялось.
— Ты из чьих будешь? — спрашивал он Володю. — А батько твой тоже тут, партизан?
— Нет, у меня папа, как вы, моряк, — спешил сообщить Володя. — Жив ли только, не знаю… На флот ушел. А мама в поселке наверху.
Раненый вдруг попросил:
— Слушай, милый, будь такой добрый… ну-ка, постучи мне по ноге… Ну, постучи, просил ведь, кажется! Да посильнее. Не слышу. Ведь прошу же!..
А Володя уже давно несколько раз кулаком ударил его сперва по колену, потом выше.
— Так я же стучу…
— Ничего не чую, — упавшим голосом проговорил Бондаренко. — Эх, браток, кончил я свое плавание… Выше колена уже на том свете. Скоро и с головой туда.
Он откинулся на подушки…
Весь следующий день Володя то и дело бегал наведываться о состоянии раненого. Он отпрашивался несколько раз с работы — в этот день возводили стенку в одной из верхних галерей, на угрожаемом участке, откуда, по сведениям, полученным у Ланкина, ждали вторжения немцев. И весь вечер провел Володя в санчасти. Он сидел на табуретке, качался от усталости и один раз, заснув, чуть но свалился на пол. Наконец Нина Ковалева уговорила его отдохнуть: сама села на табурет у койки, а Володя устроился на ее тюфячке в углу. Он ни за что не хотел уходить к себе. Лежа на жиденькой соломенной подстилке, Володя слышал сквозь дрему, как раненый говорил Нине:
— Хороший у вас народ, сестренка! С такими бы всю жизнь вместе… А пионер этот — ох, видать, боевой… Потом он после долгого молчания вдруг сказал:
— Эх, на звезды ясные хоть одним бы глазком взглянуть еще разок! И все… Ты-то еще наглядишься, сестренка… дружиночка…
Наутро ему стало совсем плохо. Он перестал узнавать Володю, метался на койке, разорвал на себе рубаху, выкрикивал слова команды и проклятия. А к вечеру затих, потом вдруг потянул на себя одеяло, подтащил его к самому подбородку, стал дышать все реже, реже и совсем перестал…
Марина наклонилась над ним со шприцем, взяла за руку и отложила шприц на белую тумбочку.
— Ну что же вы, тетя! Ну почему вы не делаете? — кинулся к ней Володя.
— Теперь уже не поможет, — сказала она…
И тогда Володя понял. Бросившись ничком на тюфячок в углу, он зарыдал так, как, может быть, никогда в своей жизни не плакал. Он вообще редко плакал — во всяком случае, никто не видел его уже много лет в слезах. А тут, как ни уговаривала его Нина Ковалева, как ни гладил по плечу пришедший Корнилов, он бился головой о соломенный тюфячок, который колол ему мокрое лицо. Ничего не чувствовал Володя, кроме страшного, яростного горя, которое рвало сердце и сотрясало все его маленькое напрягшееся тело.
Бондаренко отнесли в тот же подземный склеп, где лежало тело Зябрева, заложенное глыбами ракушечника.
А потом Володя нагнал в галерее Нину Ковалеву, к которой незаметно привязался за эти два трудных дня.
— Нина, — сказал он очень тихо, — хочешь на звезды поглядеть за него? Помнишь, как он тебе вчера сказал?
— О, Володенька, мне хоть бы одним глазочком…
— Ну, идем со мной, только тише. И Ваню возьмем. Он один шурф знает — оттуда видно.
И они втроем — Нина Ковалева, Ваня Гриценко и Володя — узким подземным ходом, который был известен одним мальчишкам, прошли в отдаленный уголок каменоломен.
Ваня велел обождать его у поворота, потушил лампочку, и слышно было, как он осторожно пробирается в темноте дальше. Потом до Нины и Володи донесся его шепот:
— Давайте сюда, только тихо чтоб…
Через минуту все трое, прижавшись друг к другу, затаились во мраке на дне глубокого полуобвалившегося колодца. Прямо над ними, на недосягаемо высоком небе, словно заглядывая в шурф с другого края мироздания, поблескивали крупные, отчетливые звезды. Все трое не отрываясь глядели на далекие миры, свет которых шел, может быть, несколько миллионов лет для того, чтоб, пройдя через бездонные пустыни Вселенной, попасть в полуобвалившийся колодец и порадовать три пары человеческих глаз, смертельно соскучившихся по солнцу, по свету, по звездам… Но вот наверху, у края колодца, раздался какой-то шорох; мальчики разом отпрянули в сторону и потянули Нину Ковалеву в боковой проход. Кто-то из них при этом задел камень, и он покатился в сторону с негромким тупым стуком. «Тихо ты!» — зашипел Володя. Но было поздно: не прошло и секунды, как за ними по стволу колодца, откуда они только что выскочили, пронеслось что-то, резко гремя о неровности камня, и оглушительный взрыв бросил слепящий отблеск на стены галереи, за поворотом которой успели укрыться мальчики и девушка. Воздух словно отвердел внезапно, вторгся в галерею и сбил всех троих с ног. Когда они бежали вереницей по галерее один за другим, держась за руки, их настигла взрывная волна второй бомбы. Но они были уже в поперечном коридоре и потому не испытали теперь сильного толчка.
Так кончилось свидание со звездами.
Глава XII Сражение под землей
Получив от разведчиков все нужные сведения, Лазарев решил действовать. Надо было всякими способами укрепить заблуждение гитлеровцев относительно численности партизан. Пусть враги думают, что под землей, на которой они тщетно хотят утвердиться, скопились несметные партизанские силы. Тогда немцы оттянут сюда с фронта немало своих войск.
Но что мог сделать отряд, насчитывающий лишь несколько десятков боеспособных людей и фактически запертый глубоко под землей?
Для начала был намечен разгром ремонтных мастерских, которые обнаружили юные разведчики.
Накануне Важенин, Шустов, Жученков и Корнилов провели длительную подземную разведку. Надо было найти ходы, ведущие к одной из отдаленных, заброшенных штолен, которая находилась по соседству с выемкой, где обосновались немецкие ремонтники. Даже Жученков, знавший в своем хозяйстве каждый уголок, каждый метр выработанного пространства, сомневался, можно ли под землей пройти к той забытой штольне. Не один километр исходили под землей в этот день разведчики. Долго бродили они в пересекающихся подземных коридорах, пока наконец не обнаружили узкий проход, который соединял основной узел каменоломен с давно заброшенной штольней. Оказалось, что проход этот действительно когда-то был заделан, но стенку почти всю разобрали жители, приходившие сюда за строительным камнем.
Вечером по этому ходу прошла к штольне ударная группа партизан во главе с Жученковым. Володя упросил взять его с собой, но ему не позволяли вылезать из штольни на поверхность. Он и еще двое оставленных в штольне партизан должны были прикрывать своим огнем отход ударной группы, если она будет обнаружена немцами.
Дождавшись темноты, партизаны незаметно вышли из штольни в котлован, где находились ремонтные мастерские. По условному свистку Важенина брошенные разом со всех сторон гранаты накрыли мастерские, стоявшие возле них машины и землянки, в которых жили немецкие солдаты. От разрывов гранат вспыхнуло сразу несколько машин. С грохотом лопнули бидоны с бензином, обдав жидким пламенем землянки, откуда всполошенно выскакивали фашисты, беспорядочно паля во всех направлениях.
Как было условлено, залегшие наверху по краю котлована ударники-партизаны метнули в гущу гитлеровцев вторую порцию гранат. Пронзительный треск их слился со стопами и воплями фашистов. Внезапно раздался взрыв такой силы, что через голову партизан полетели обломки дерева, камни, доски, комья земли. Должно быть, взлетело на воздух небольшое бензохранилище, находившееся в земле рядом с мастерскими.
От бушевавшего на дне котлована пламени стало так светло, что Жученков и Важенин, опасаясь, как бы немцы не разглядели партизан, дали знак к отходу. Гитлеровцы не могли сообразить, откуда на их головы посыпались гранаты. Метатели перед атакой расположились широким полукольцом, поэтому гранаты летели с разных сторон, сбивая с толку гитлеровцев. Когда они немного пришли в себя, все партизаны уже спрыгнули в штольню и быстро уходили к известному только им проходу. Володе очень хотелось пострелять из своего обреза, хотя бы и на глубине штольни, но Важенин удержал его:
— Ты что, парень, соображаешь? По твоим выстрелам они сразу обнаружат, куда мы ушли. А нам этот лаз беречь надо. Пусть себе поломают голову, откуда мы на них свалились. Пускай решают, что хоть с неба, — мне не жалко.
Так и не пришлось в этот раз пустить в дело обрез, пионерскую пушку…
Но через несколько дней она пригодилась.
После разгрома мастерских гитлеровцы стали упрямо лезть в каменоломни. Правда, эти попытки пока не носили серьезного характера. То была больше разведка боем: немцы, готовясь, должно быть, к общему штурму подземной крепости, заранее хотели нащупать основные узлы сопротивления, которые могли им встретиться.
Однажды, сопровождая Корнилова в обходе постов, Володя привел своего наставника в тот самый шурф, где они вместе с Ниной Ковалевой и Ваней Гриценко любовались звездами. Володе не хотелось признаваться политруку в том, что он, нарушив дисциплину, самовольно лазил в этот опасный колодец, но он понимал, что положение подземной крепости с каждым днем становится все более трудным. Было бы непростительно скрывать от командования опасный участок, до сих пор еще плохо огражденный. Корнилов, выслушав Володю, покачал головой:
