Если ты, то я - Вун Ивонн
Мне, конечно, очень хотелось уехать, но было неприятно, что все строят планы на будущее без меня и что с моим отъездом жизнь продолжится как ни в чем не бывало. Да и Вустер был совсем не так плох, как казалось зимой: птички пели, деревья цвели. Наверное, я впервые начала обращать внимание на разные детали, которые раньше воспринимались как само собой разумеющееся. Я поняла, что буду скучать по нашей квартире, по рукоятке душа, которую надо повернуть на сантиметр влево, а потом на два миллиметра вправо, чтобы пошла вода идеальной температуры. Буду скучать по трещинам на потолке, глядя на которые я засыпала каждую ночь, мысленно вычерчивая силуэты собственных созвездий. Я буду скучать по нашей улице, по хозяйке, которая смотрит телевизор в гостиной, по Джине, с которой так хорошо сидеть вместе на крыльце, пока ее не позовут ужинать. Я буду скучать по маминым шагам, по утрам на кухне, где уже готовится завтрак, по звукам ее машины, подъезжающей к дому в конце дня. Буду скучать по чувству уверенности, что она рядом, даже когда я сплю, и что, стоит мне только позвать, мама тут же появится в дверях моей комнаты. И хотя она никогда не скажет, что любит меня, я все равно пойму это по ее лицу.
За неделю до отъезда Джина и ее семья устроили у себя в заведении небольшой праздник в мою честь. Это был уютный итальянский ресторанчик с клетчатыми скатертями, винными бутылками на стенах и официантами в белых рубашках и длинных черных фартуках. Они подавали пасту на огромных тарелках, салат, пропитанный заправкой, и теплый хлеб в корзиночках, накрытых ткаными салфетками. Мама собиралась в гости с самым безразличным видом, но тем не менее оделась нарядно, и это значило, что праздник для нее очень важен. Она сидела за столом рядом со мной, болтала с соседями, ела спагетти, улыбалась и даже иногда смеялась. Мама Джины произнесла тост – сказала, что гордится мной и будет по мне скучать, а Джина с братьями радостно кричали и аплодировали ей. У моей мамы заблестели глаза. Не поворачивая головы, она взяла меня за руку. Вечером, после праздника мама вручила мне коробку, обернутую в подарочную бумагу с надписью «С днем рождения!». Внутри оказался новенький ноутбук последней модели. Я с восторгом уставилась на него.
– Он тебе понадобится в Калифорнии, – сказала мама.
Я сглотнула и сжала ее руку. Это был мамин способ сказать, что она в меня верит.
глава_4
Калифорния возникла полосой света на горизонте. Я следила за тем, как она постепенно обретает очертания, через иллюминатор самолета. Сначала появились золотистые горы, тянущие к облакам каменистые вершины. Потом прорезанные в склонах гор дороги, бегущие к серебряной кромке океана. Башни, пробивающиеся сквозь туман. И белое, словно выцветшее, солнце Сан-Франциско.
Фабрика взяла на себя все хлопоты по моему переезду, включая водителя, ожидавшего на обочине в черном внедорожнике. На ветровом стекле висела табличка с моим именем. Это была самая классная машина из тех, на которых я ездила: шесть кожаных сидений – все для меня, плоский телевизор и мини-холодильник, набитый энергетическими напитками. Я смотрела сквозь тонированные окна, как город постепенно сменяют расползающиеся ленивые пригороды, обсаженные деревьями. Они раскачивались на ветру, и вся эта картина из-за темных стекол напоминала кадры старого черно-белого кино.
Мне было радостно и в то же время тревожно, я то и дело проверяла телефон – единственный привычный предмет, который у меня остался. Отправила сообщение маме о том, что долетела нормально, потом открыла «БитБоп». Накануне вечером я все же написала ПостоянствоОбъекта, что уезжаю, хотя это событие ничего не меняло в нашей дружбе, поскольку она существовала за пределами географии.
Отправленное сообщение от ЛучСвета:
Я пишу, чтобы попрощаться. Ну, не совсем. Забавно, но только с тобой мне не надо прощаться, поскольку ты живешь у меня в кармане. Я переезжаю и перехожу в новую школу. Это школа-интернат, но не в традиционном смысле. Я мечтала поступить в нее много лет, однако теперь, когда надо ехать, мне вдруг стало страшно. Придется начинать жизнь заново, заводить новых друзей и самостоятельно привыкать к новому месту. Но больше всего я боюсь, что им не подойду. В эту школу очень трудно попасть, там будут одни сплошные умники. Может, меня приняли туда по ошибке? А что, если я не справлюсь? Я считаю себя умной, но, когда смотрю на настоящих компьютерных гениев этого мира, понимаю, что мне до них очень далеко. Наверное, я хочу, чтобы ты пожелал мне удачи.
Новое сообщение от ПостоянствоОбъекта:
Не забывай, что компьютерные гении начали заниматься всем этим лет на двадцать раньше, чем ты (ну только если тебе на самом деле не сорок). Серьезно, каждый до того, как стать кем-то, был никем. И еще думаю, что любой на твоем месте переживал бы.
Я и сам в этом году перехожу в другую школу, поэтому отлично тебя понимаю. Правда, она всего лишь на другом конце моего города, так что мне не придется расставаться с семьей и друзьями. Но я все равно волнуюсь, только ни с кем не могу поделиться своей тревогой. Я должен делать вид, что ни капли не боюсь, не показывать свои чувства, чтобы их не приняли за слабость. Может быть, каждый из нас прикидывается тем, кем хочет быть. Ну а если мы все постоянно притворяемся, то какая разница? Одним словом, желаю удачи, хотя уверен, что ты справишься и без нее.
ПыСы – а у тебя в кармане очень уютно!
Я вспыхнула. «Я и сам в этом году перехожу в другую школу». Неужели такое возможно? Заново перечитала его сообщение, ища между строк намеки на Фабрику, потом остановила себя. Куча людей меняет школу. Это не значит, что все они переходят в мою. И, кроме того, он не сказал, что будет учиться в интернате – просто в школе на другом конце города. Возможно, он живет в Кремниевой долине и действительно поступил на Фабрику, но, скорее всего, просто сменил учебное заведение в своем городке.
За окном мелькнула растяжка с надписью «Добро пожаловать в Пало-Альто». Я опустила стекло и попыталась перестать думать о ПостоянствоОбъекта.
Пало-Альто оказался именно таким, как я представляла: очень зеленым, овеваемым ветрами, раскрашенным в необычайно яркие тона. Гирлянды цветов обвивали дома и беседки. На лужайках вертелись разбрызгиватели, образуя сияющие ореолы из света и воды. Машины на подъездных дорожках блестели, в их ветровых стеклах отражалось небо.
Мы подъехали к воротам, оплетенным лианами с крупными алыми цветами. Среди вьющихся стеблей угнездилась стеклянная табличка: «ФАБРИКА».
Миновав ворота, мы оказались на ухоженной территории, засаженной апельсиновыми и лимонными деревьями. В конце подъездной дороги возвышалось украшенное лепниной здание с черепичной крышей и крытыми переходами. Оно было похоже не столько на школу-интернат, сколько на дорогой курортный отель, и я снова занервничала. Представила, как вокруг ходят богатые люди в белых халатах и пляжных сандалиях, как они принимают процедуры, лежа с кружками огурцов на глазах, как едят экзотические фрукты, накалывая их на шпажки. Будь моя мама здесь, точно бы не испугалась – она ничего не боялась. Как бы я хотела, чтобы она поделилась со мной секретом своего бесстрашия.
– Умница, – сказала я, разблокировав телефон, – думаю, мне тут не место.
– Принадлежность – это социальный конструкт, – ответила она.
Я нахмурилась, не совсем понимая, что она имеет в виду:
– Но ведь некоторые действительно чувствуют себя на своем месте среди этой роскоши.
– Нам только так кажется.
Жизнерадостный мужчина в серой футболке с логотипом Фабрики встречал прибывающих. Он заглянул в машину, улыбнулся мне и показал, куда ехать:
– Добро пожаловать.
Два корпуса – для мальчиков и для девочек – стояли через лужайку друг напротив друга. Они были построены в том же стиле, что и главное здание, и тоже увиты лианами. Возле корпусов толпились родственники новых учеников – доставали из машин сумки, заносили их внутрь.
