Хольгер Пукк - Виллу-филателист
Надо сказать, что Хейно жил за счет нас, окрестных и даже дальних мальчишек, довольно сносно. Мелочь на курево и карточную игру доставалась ему без особого труда. Жаловаться мы не решались, потому что с Денжатником нам и дальше приходилось жить на одной улице и в одном дворе. Предостережением нам стала трепка, которая досталась первому жалобщику, и никто из нас не желал испытать ее на своей шкуре.
Я устроился на ящике около окна и стал дожидаться, когда можно будет выйти. Денжатник пока еще слонялся по двору.
На подоконнике валялся какой-то железный штырек. Он лежал там столько, сколько я себя помню. Еще с тех пор, когда в детстве приходилось искать убежище от бабушки, когда я задавал деру от соседской собаки, когда мальчишка из соседнего дома обещал свернуть мне шею.
Я рассеянно взял штырек и принялся ковырять пыльный песочный пол чердака под ногами. Ковырял, ковырял и проделал маленькую пещерку под потолочной балкой. Время от времени выглядывал в окно. Денжатник все еще слонялся возле сараев. Теперь уже в компании с Возчиком.
Денжатник и Возчик были два сапога пара. Единственное различие было в том, что если Денжатнику надо было что-нибудь перенести, это делал Ильмар, то есть Возчик. Отсюда он и получил свою кличку. Должность эта его не обижала, потому что в награду и ему перепадали от Денжатника копейки, а то и рубли.
От нечего делать я продолжал ковырять, подкапывать балку. Вдруг почувствовал, что штырь дальше не идет. Конец его уперся во что-то мягкое и твердое одновременно.
Потыкал вокруг. Штырь проходил свободно. Что же там такое?
Обычно я не стал бы ломать голову над таким пустым вопросом, но делать все равно было нечего, поэтому я опустился на колени и стал разгребать руками песок.
Вскоре я вытащил из-под балки какой-то тяжелый тряпичный сверток. Развернул его, и не совру, если скажу, что на минуту у меня сперло дыхание. В тряпке был завернут пистолет! Настоящий пистолет и совсем не ржавый! Понятно, разве он заржавеет на сухом чердаке!
Я вертел пистолет в руках, и глаза мои, наверное, сверкали куда сильнее, чем утром в день рождения, когда принимаешь подарки. Ничем более поразительным я раньше не обладал!
У пистолета был довольно длинный ствол. Посередине внушительное утолщение. Казалось, что там был какой-то барабан. Я понял, что туда вкладываются патроны. Рукоятка была черноватой, немного блестела, и ее было так удобно держать в руке. И еще спуск! У меня было страшное желание нажать на него. Но я не решился. В барабане вроде патронов не было, но один патрон мог быть в стволе. Проверить это я, конечно, не умел. Я направил пистолет в окно, произнес: «Бах!» — и был абсолютно уверен, что воробей на соседней крыше прощебетал в последний раз.
Интересно, как называется мое оружие? В голове пронеслось: браунинг, кольт, парабеллум.
Парабеллум! Мне хотелось, чтобы мое оружие именно так и называлось. Па-ра-бел-лум! Это звучало гордо и немного загадочно — «р» и «л» рокотали и звучали с таким мужеством!
Мой взгляд скользнул во двор. Денжатник и Возчик все еще стояли, прислонившись к сараю, и попыхивали сигаретами.
Меня обуяла неожиданная храбрость. Недолго думая я отшвырнул ногой доску от дверцы и сбежал с лестницы во двор. Пистолет я благоразумно сунул под курточку. Я шел через двор и, как мне казалось, смотрел на Денжатника.
Дуэль глазами продолжалась довольно долго. Я изо всех сил желал, чтобы Денжатник подошел ко мне и вытянул руку… Я уже предвкушал, как он в следующий миг побледнеет и, словно побитая собака, поджав хвост, поплетется прочь… А я буду твердой рукой держать пистолет и скажу коротко и многозначительно: «С сегодняшнего дня конец твоим штучкам!»
Денжатник выплюнул сигарету, придавил ее ногой и направился ко мне. Вытянул руку и сказал уже знакомым, нагоняющим страх тоном: «Выкладывай!»
Теперь настал мой великий миг.
Я выхватил пистолет и направил его в украшенный пряжкой живот Денжатника.
«Фью-ю!» — только и свистнул Денжатник, ничуть не изменившись в лице.
Сердце пронзила боль. Говоря высоким слогом, в этом было предчувствие взбучки и горечь несбывшейся надежды.
— Я нажму на курок! — выложил я свой последний козырь.
Надо сказать, что у Денжатника были крепкие нервы. А может, разница в два-три года давала ему преимущество в оценке положения? Наверное, подумал: мол, этот древний пистолетишко явно не заряжен, а если и заряжен, то я все равно не решусь выстрелить.
Денжатник многозначительно потер указательным и большим пальцем перед дулом моего парабеллума и сказал:
— Выкладывай! А уж потом нажимай… И не на курок, а на спуск! Спуск! Запомнил?
Я уже собирался повернуться и бежать в свою надежную крепость и свое убежище, как заметил, что за моей спиной стоит Возчик. Это была их старая уловка, когда они действовали вдвоем.
«Сейчас… сейчас они отберут мой парабеллум!» — от болезненного страха у меня дрогнули колени. Возможность лишиться двадцати копеек не пришла мне в голову.
Но ничего такого не случилось.
Денжатник опустил руку и по-свойски полюбопытствовал:
— Откуда у тебя эта пушка?
— Не твое дело! — ответил я более робко, чем молено было бы из этих слов заключить.
— Ладно. Чего ты фыркаешь! — пожал плечами Денжатник. Кивнул на мой пистолет и добавил: — Продай!
«С ума сошел! — мелькнуло у меня в голове. — Продать такую вещь! Как он вообще может про меня такое подумать!»
Но внутренне я уже чувствовал, что так оно и будет. Что мне остается!
Я хотел, чтобы они набросились на меня, пытались силой отобрать парабеллум. Вот тогда бы я поборолся! Ох, как бы я боролся! И, если бы даже они взяли верх, то это было бы в отчаянной борьбе.
Но они не набрасывались.
Денжатник спокойно повторил:
— Продай!
Через некоторое время многозначительно добавил:
— Все равно у тебя его отберут!
И еще через миг:
— Ну, трояк!
Три рубля! Боже мой, какие деньги! Я был полностью подавлен и растерян.
Но во мне снова загорелся дух борьбы. Я повернулся и… сделал решительный шажок. Возчик схватил меня за свободную руку и больно вывернул ее. Я чуть не опустился на колени. Пистолет униженно пропахал дулом землю.
— Не суетись! — снова спокойно сказал Денжатник. — Мы же честные люди. Это же не копеечное дело!
Я не понимал его. Что им стоило отобрать у меня пистолет! Почему же они не отбирали?
Наверное, разница лет не позволила мне тогда понять о недобром желании Денжатника унизить меня. Наверное, он думал, что если заставить продать дорогую для меня вещь, то этим он в пух и прах развеет мою гордость. Одно дело взять силой, совсем другое дело, если жертва с комком в горле сама продает. Хоть и продает под угрозой и силой, но все же продает сам. Продает то, что и в мыслях не было продать.
А может, Денжатник думал, что пистолет принадлежит, например, моему отцу? Отобрав, напоролся бы на неприятности. Но если сыночек добровольно продает, то и попадет только ему.
Я был побит и жалостливо начал поднимать цену. Хотя и три рубля, по моим понятиям, были настоящим богатством.
— Пять… — сказал я, уставившись в ноги Денжатника.
— Три! — повторил он и добавил: — А будешь торговаться, получишь только рупь.
Я испугался, что и правда будет так, и молча протянул пистолет.
Денжатник сразу же сунул его за пазуху. Затем достал кошелек. Копался в нем, бренча мелочью. Наконец высыпал мне на ладонь кучку монет.
— Два восемьдесят! — уточнил Денжатник. — До этого ты не отдал мне двадцать копеек. Я их вычел.
Это был последний удар. Я сник и побрел через двор. Я не жалел о двадцати копейках. Мне было жалко, до слез жалко, что я не смог сохранить их, даже с помощью пистолета. Я был шутом, который продал пистолет и предал свою недавнюю победу.
Моя надежная крепость и убежище снова приняли меня. Я опустился на ящик перед окошком и глянул во двор. Денжатник и Возчик исчезли. Да и что им было здесь околачиваться!
Штырек валялся на полу, там, куда я его и бросил. Я поднял его и вновь стал рассеянно ковырять песок. Появилась глупая мысль: «А вдруг под балкой лежит еще один пистолет?»
И хотя я знал, что у другого пистолета никогда не будет той ценности, что у первого, я продолжал старательно копаться.
И действительно из-под балки показалось что-то. Это была длинная жестяная округлая коробка. Я открыл крышку. В коробке были свернуты трубкой какие-то бумаги. Пожелтевшие и в пятнах, но все же читаемые.
В углу первого листа было напечатано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» И ниже, чуточку более крупными буквами, — «Воззвание».
Дальше я не стал читать. Засунул бумаги обратно в коробку, взял ее под мышку и побрел по лесенке вниз. Отец как раз пришел с работы. Я положил находку на стол и сказал, что нашел ее на чердаке в песке. Сказал и пошел в другую комнату учить уроки. Прежде чем раскрыть учебник, я выскреб из кармана два рубля восемьдесят копеек и положил их в коробочку из-под кнопок. Почему-то не хотелось, чтобы эти деньги позванивали у меня в кармане.
