Владимир Свирский - Спрси у марки
Петр Игнатьевич спрашивает, почему мы срываем план, лектор давно ждет, все собрались, кроме первого отряда. А Юраня к нему с альбомчиком. Смотрю, там снова две марки: тот же Коперник, а вторая — другая, посвященная столетию метрической конвенции.
Я думал, начальник сейчас разбушуется, однако он сдержался и даже, в отличие от меня, сделал попытку разгадать ребус. Внимательно рассмотрел в лупу марку с Коперником, самонадеянно хмыкнул и твердо произнес:
— Солнечная система!
Ребята удовлетворенно замычали, но продолжали вопросительно смотреть на него, вроде бы даже подбадривая. «Ну, давай, давай, шевели мозгами! — говорили их взгляды. — Первый шаг ты сделал верный, делай следующий!»
Однако следующего не последовало. Может быть, потому, что Петра Игнатьевича начало раздражать всеобщее мычание, а вернее — он тоже понял, что задачка ему не по зубам! Ну и потребовал немедленно прекратить безобразие. И отправляться сейчас же в клуб на лекцию.
Первый отряд замычал еще выразительнее. Я даже испугался, может, они действительно онемели.
Видно, Петру Игнатьевичу тоже пришла мысль о болезни, потому что он приказал мне:
— Позовите срочно Аллу Семеновну!
— Угу! — ответил я, не замечая, что тоже перехожу на мычание.
Когда в палате появилась Алла Семеновна, наш врач, Слава сделал попытку вступить и с ней в бессловесный марочный контакт. Однако не тут-то было!
Алла Семеновна на марки не взглянула, достала стетоскоп и велела Славе раздеваться. То ли не терпящий возражений тон врача, то ли вид прибора сделал свое дело, но Бедриков стал послушно стягивать рубашку.
Алла Семеновна тщательно выслушала его, выстукала, ощупала живот, велела показать язык, семь раз присесть, сказать «а-а-а». Потом, с тревогой покачав головой и коротко бросив: «Немедленно в постель, кормить только манной кашей, шесть раз в день — микстуру», — приказала раздеваться следующему.
Через полчаса уже весь отряд лежал в постелях. Ребята несколько сникли, мычание их сделалось жалостнее, однако держались они стойко, во всяком случае начальник лагеря ушел, так и не дождавшись их капитуляции, но пригрозив мне педагогическим советом.
Трудно сказать, чем бы закончилось это единоборство, если бы в палате не появилась Света Круглова.
Если уж кому пристало имя «Светлана», так это ей: вся она светится! Вот скажет тебе утром: «Привет», улыбнется, кажется, чего особенного, а у тебя целый день хорошее настроение, и ты сам не знаешь почему. А ведь сколько людей, которых не поймешь: то ли он с тобой здоровается, то ли к черту посылает! Вы только не подумайте, будто я ее так расписываю, потому что влюблен и все такое. Совсем нет, просто Света — это Света! Учится в физкультурном. Ребята говорили, что в детстве она тяжелую болезнь перенесла, никто не верил, что вообще жить будет, а Света взяла и мастером спорта по гимнастике стала!
Да, заходит она, значит, в палату и с недоумением смотрит на лежащий под одеялами и мычащий первый отряд.
— Троглодитики, вы что, подъем проспали?
— Ы-ы-ы-ы! — гневно простонал первый отряд.
Как, мол, ты могла о нас такое подумать!'
— А, понимаю, вы репетируете, вас для телевидения снимать будут, как образцово-показательных мальчиков!
Получив в ответ еще одну порцию «ы-ы-ы-ы», Света потребовала:
— Да расскажите же, в чем дело! Вы ведь не хотите, чтобы я сгорела от любопытства?
Я не хотел, чтобы Света сгорела, и поспешил объяснить, что произошло с отрядом после тихого часа.
Ребята тоже внимательно слушали мой рассказ. Когда я замолчал, Слава спросил у Юрани:
— Ы-ы!
— Ы-ы! — ответил тот.
Бедриков встал, протянул Свете тот же альбом, будь он неладен, и проделал уже знакомые мне манипуляции: ткнул пальцем в «Солнечную систему по Копернику», потом в себя и вопросительно поглядел на Свету.
— Любопытно… — протянула она. — А повторить разрешается?
Первый отряд утвердительно замычал; пожалуйста, мол, какой разговор!
— Зря стараешься! — предупредил я. — Они сами не знают, как этот ребус разгадывается.
Слава, не обращая внимания на мои слова, с удовольствием выполнил Светину просьбу.
Первый отряд затаил дыхание.
Света еще раз глянула на «Солнечную систему» и стала медленно переворачивать листы альбома, того самого, который дал ей Слава. Наконец, нашла то, что искала, и, не глядя на Бедрикова, протянула к нему руку. Он, моментально поняв ее, вложил в эту руку пинцет — так обычно подают оперирующему врачу необходимый инструмент.
Теперь лицо Светы сделалось серьезно-торжественным. Она выхватила из альбома марку и совершила какой-то немыслимый обряд: дотронулась до своего левого уха, потом до правого уха Бедрикова и трижды топнула ногой.
«А может, они не притворяются, — со страхом подумал я. — Может, это правда эпидемия неизвестной болезни?»
Слава взглянул на марку, и лицо его расплылось в радостной улыбке. Он взял у Светы пинцет с зажатым в нем бумажным четырехугольничком и, подняв над головой, показал стонущему от нетерпения первому отряду. На марке был какой-то фантастический сюжет: первые люди на неизвестной планете.
— Ура! — прошептал Слава.
— Ура! — взревел обретший наконец дар речи отряд и поскакал с кроватей.
Со всех сторон к Свете потянулись руки с марками. Тут был и Лаокоон, и биохимический конгресс, и марка со схемой атома, и много других.
— Что в конце концов здесь происходит? Объясните же! — взмолился я.
Вместо ответа Круглова вскочила на стул, подняла руку и в наступившей тишине торжественно произнесла:
— Товарищи! Господа! Леди и джентльмены! И ты, недогадливый, именующий себя вожатым! Вы оказались свидетелями исторического события: контакта двух цивилизаций — разумных существ планеты Земля, входящей в Солнечную систему, и моей планеты Красного Диска из системы ЗЮК-четыре! Благодарное межпланетное, а вернее — межсистемное человечество никогда не забудет научного подвига пионеров первого отряда лагеря «Текстильщик», предложивших такой оригинальный, доступный способ передачи информации! Мне, ничего не знающей о том, из какого вещества состоит живая клетка на вашей замечательной планете, показывают марку, и я многое понимаю! Марки рассказали мне о вашей метрической системе, химических элементах, флоре и фауне, о вашей истории, азбуке, о вашем искусстве, спорте… Я сожалею лишь о том, что, отправляясь к вам, не знала о таком простом и удобном способе информации, а то обязательно взяла бы с собой марки планеты Красного Диска… Спасибо за внимание, уважаемые земляне! Клянусь, что никогда больше не буду называть вас троглодитиками!
Света легко спрыгнула со стула. Последние ее слова были покрыты радостными криками землян из первого отряда пионерского лагеря «Текстильщик».
— А ты в марках сечешь! — выкрикнул Оспищев. — Я точно знаю. Другая бы пальцами полезла, а ты без пинцета не можешь, это сразу видно!
— Секу! — засмеялась Света и, как мне показалось, подмигнула Юране. И он вроде бы ей в ответ: понимаю, мол, все в порядке.
«Вот оно что! — подумал я. — Они сговорились! Специально для меня спектакль разыграли! Занялись моим образованием!» Но виду не подал. Не хватало еще, чтобы в присутствии пионеров обвинять Свету в антипедагогическом поступке!
Однако на следующий день, улучив момент, когда мы оказались одни, я не сдержался и выложил ей все, И долго потом жалел об этом. Нет, она не накричала на меня. Только с сожалением поглядела и тихо сказала:
— Как только тебя, Борька, земляне терпят, ума не приложу! Я бы со своей планеты тебя в два счета столкнула!
ДОБРЫЙ ВЫДУМЩИК ИЗ СТАВКРАСТОВ
Я долго думал, кому бы поручить рассказать эту историю. Вначале мне казалось, что лучше Светы Кругловой никто не справится: ведь она — главная участница событий! Но у нее все выходило как-то кособоко, о чем-то она говорила скороговоркой, кое-что, наоборот, растягивала. Получалось вроде флюса. Тогда я попробовал дать слово Юране — он тоже имел к этой истории самое прямое отношение. Флюс переместился на другую сторону.
Что мне оставалось делать? Верно, взяться самому, благо Света и Юраня предоставили в мое распоряжение все письма.
Вожатый Борис тогда зря заподозрил Свету, будто она подговорила ребят заняться его филателистическим просвещением. А вот то, что они с Юраней взглядами обменялись, это ему не показалось. Потому что Света и Юраня к тому времени были знакомы уже три с половиной года, четверть всей Юраниной жизни.
В детском саду Юраня Юрасов ничем не отличался от других мужчин своего возраста: гонял по двору шайбу, играл в войну и космонавтов, приходил домой с «фонарями» и другим их на память оставлял.
