Борис Лобков - Зачем нам чучела?
Котька не мог оторвать глаз от макета города. Он уже видел свой дом на высоком берегу, видел его свет в синей вечерней мгле и ещё видел, как на этот свет идут корабли.
— Это тебе, Костя, — сказал начальник Толя. Его голос как будто разбудил Котьку.
Начальник Толя протягивал Котьке большую фотографию города.
— Это мне? — удивился Котька.
— Ты читать умеешь?
Внизу на белом фоне было написано тушью:
«Косте, из которого может вырасти строитель новых городов».
А ещё ниже стояли число, месяц и год.
— А вы для Сашки ничего не допишете? — спросил счастливый Котька. — Мы же с ним вдвоём всё делали.
— Справедливое замечание, — сказал начальник Толя и дописал внизу: «Саше, из которого тоже может получиться настоящий человек».
— Спасибо, — сказал Котька. — Можно, я пойду уже?
— Будь здоров, Костя, — сказал добрый человек с усами. — Вырастешь — приезжай к нам.
Котька пообещал обязательно вырасти и приехать сюда вместе с братом.
А потом все засмеялись, потому что всем стало хорошо и весело. И Аннушка тоже весело смеялась, потому что ей было радостно, что всё хорошо кончилось и что сегодня Котьке и Сашке не стыдно будет посмотреть в папины глаза.
— А как ты домой доберёшься? — спросил усатый человек у Котьки.
— Я его довезу до парома, а там он сядет на катер или автобус, так будет быстрее, — сказал начальник Толя. — Деньги у тебя есть?
— Есть, — соврал Котька и тут же подумал, что таким людям, как начальник Толя, как Аннушка и этот усатый человек, можно было бы сказать правду.
— Ну, тогда поехали, — сказал начальник Толя.
Ветер свистел в Котькиных ушах, надувал пузырём рубашку на спине. Мотоцикл нёсся по шоссе, круто кренясь на поворотах. До переезда они добрались быстро. Въехали на причал, у которого стояли белые яхты. С другого берега подошёл катер. На нём даже не выключили двигатель, потому что из дырочки над ватерлинией, не переставая, шла струя горячей воды.
— Ну, будь здоров, строитель, — сказал начальник Толя и протянул Котьке руку.
Котька пожал руку начальника, потом сказал Анке:
— До свиданья, приезжай к нам в Одессу. Запомни: Гарибальди, семнадцать, квартира семь.
— Спасибо, — сказала Анка. — Я приеду.
— Пойдём на пляж, я тебе покажу скалы с эхом, — добавил Котька.
Катер отошёл от причала. Котька стоял на палубе, махал рукой, и у него было тепло на душе. Анка, в белом платье и кожаной куртке на плечах, махала ему загорелой рукой и улыбалась. Потом, когда катер прошёл половину лимана, Котька увидел, как они сели на мотоцикл. Анка ухватилась за спину начальника Толи, и они понеслись обратно. Котька долго смотрел им вслед и видел, как они, маленькие-маленькие, мелькали между деревьями, пока не скрылись за поворотом.
Катер ткнулся в причал Ильичёвска. И вдруг Котька увидел маму.
— Котя! Как ты здесь очутился? — очень удивилась мама и сразу начала волноваться.
Сначала Котька хотел притвориться Сашкой, но потом решил сказать правду. Тем более, что маму не проведёшь. Он подошёл к маме и, сбиваясь, всё рассказал. Мама смотрела на него, и Котька видел, как у неё начинают сверкать глаза.
— А где Саша? — спросила мама. — Я звонила, никто не подходил к телефону.
— Я не знаю, — сказал Котька.
— А кто же это знает? — У мамы дрогнул голос, и она сказала, что Котька немедленно пойдёт с ней на пароход, к отцу: пусть тот поговорит, в конце концов, со своим чудесным сыном.
И ещё сказала, что у неё уже нет сил, что пусть отец сходит на берег и сам имеет дело с прекрасными сыновьями.
— А что это за фотография?
— Обыкновенная. Это мне и Сашке. Наградили нас.
— Кто наградил вас? — спросила мама.
— Начальник Толя, — сказал Котька.
— Какой начальник Толя? — спросила мама.
— Тот, кто построил этот город, — объяснил Котька.
— Я ничего не понимаю… — прошептала мама.
На пароходе мама плакала, а папа смотрел на Котьку грустными глазами и даже не похлопал пальцем по тому месту, где между носом и лбом у Сашки и Котьки ровик. Так папа делал всегда при встрече с сыновьями.
— Ну, что ты молчишь? Будто тебя нет! — говорила мама сквозь слёзы папе.
А тот всё смотрел на Котьку, на его виноватые глаза, а Котька рассказывал о доме, об их плане, о Севке Петрине, из-за которого пришлось ехать в Ильичёвск, и о скучных чучелах.
— А может, Саша уже здоров? — спросил папа.
— Ну конечно, — согласился с ним Котька.
И только мама тихо плакала и говорила, что не знает, что ей делать.
— Может быть, сойти с парохода? Заявить в милицию?
Потом они сидели молча, и Котька не знал, куда девать свои глаза и руки.
По радио серьёзным голосом сказали:
— Палубной команде занять места по швартовому расписанию.
Папа надел фуражку, потрогал Котькину голову, легонько постучал пальцем по ровику и вышел из каюты. У мамы перестали сверкать глаза.
Потом Котька услышал, как в носу корабля загрохотала якорная цепь. Сначала одна, потом другая. «Юрий Гагарин» уходил на догрузку в Одессу.
— Мам, я пойду на мостик?
— Сиди тут, чтобы звука твоего не было слышно, — сказала мама, и у неё в последний раз сверкнули глаза. Но не очень сильно.
— Будет жив и здоров твой Саша, — сказал Котька и почему-то добавил «ей-богу», как обычно говорила их бабушка, мамина мама.
Глава последняя
Привоз — Одесский базар, откуда ходил трамвай до курортного села Черноморка, за которым уже стоит Ильичёвск. От Одессы до Черноморки час езды, дальше нужно добираться катером минут двадцать или в объезд автобусом.
На причале была огромная очередь. За час не управиться. И тут Сашка нашёл выход. Невдалеке стояла тяжёлая лодка с подвесным мотором. В ней возился мальчишка в красной чемпионской майке. Сашка подошёл поближе. «Гонщик» сделал вид, что не замечает его.
И тут Сашка сделал вывод, что все люди, имеющие дело с моторами, страшные зазнайки.
— Слушай, — сказал ему Сашка, — мне надо срочно в Ильичёвск. Подвези меня, пожалуйста. А?
— Я никого на борт не беру! — сказал «гонщик». — Каждый человек — лишний груз.
— Но мне надо срочно, — сказал Сашка. — Это же недалеко. Я очень прошу тебя. Чего тебе стоит? У тебя же мотор…
«Гонщик» подумал, потом сказал:
— Ладно. Давай садись на нос. Чтобы центр тяжести не переместился.
Они столкнули лодку в воду. Красный «гонщик» дёрнул шнур, мотор затарахтел, и лодка медленно заскользила по воде. «Гонщик» вынул из-под банки белый гоночный шлем, натянул его на голову, крепко застегнул у подбородка и сильно накренился вперёд, не спуская глаз с носа лодки. Он сидел так, будто лодка неслась со скоростью скуттера. Сашка с удивлением смотрел на «гонщика».
Они уже шли полчаса, а берег почти не удалялся. Как будто стояли на одном месте. Потом мотор чихнул и остановился.
«Гонщик» начал копаться в моторе. Он копался долго, нажимая все кнопки и даже на что-то дул. Всё было безрезультатно. Мотор молчал.
Сашка видел, как из-под шлема «гонщика» вытекли две струйки пота и скатились по щекам на его вспотевшую шею.
— Ты бы шлем снял, — сказал Сашка «гонщику», — всё равно стоим на месте.
Тот подумал и снял шлем. Мокрые рыжие вихры прилипли к его голове. Он снова стал нажимать все кнопки, поворачивать краники и на что-то сердито дуть.
— Скажи честно, — спросил, глядя на это, Сашка, — ты мотор знаешь? — Он это спросил потому, что сам мотор не знал, но видел, как ведут себя люди, знающие мотор.
— Да тут надо только… это… сделать… — сказал «гонщик», но что «это», он сам не знал.
— Я тебя спрашиваю, знаешь мотор или не знаешь? — строго спросил «гонщика» Сашка, потому что тот уже копался минут двадцать, а лодку относило всё дальше и дальше в море.
— Не очень хорошо, — сознался «гонщик».
Солнце, как большой оранжевый мяч, закатилось за горизонт. Мотор не заводился.
С берега уже еле-еле долетали крики и смех купальщиков.
Быстро темнело.
Сашке стало страшно — кругом была вода.
— А вёсла есть? — спросил он, хотя сам видел, что вёсел нет.
Гонщик растерянно смотрел на Сашку.
Тогда Сашка снял две доски с банок, одну протянул «гонщику» и приказал грести.
Грести досками было неудобно.
Доска выворачивала руки. Но ребята гребли изо всех сил. Пот застилал им глаза. Огоньки на берегу расплылись и стали пушистыми.
— По-моему, стоим на месте, — сказал, тяжело дыша, «гонщик».
— Ничего подобного, — крикнул Сашка, — греби!
И они ещё долго отбрасывали тяжёлую воду за корму, толкая свою лодку всё ближе и ближе к берегу. Вдруг Котька услышал, что его зовут.
