Натан Полянский - Если хочешь быть волшебником
— Вот, как раз так и я умею, — говорит Лева, помогая ему подняться. — Гляди, как надо! — Он сел на машину, проехал несколько шагов, сделал поворот и вернулся к Николаю.
— Обманываешь? — улыбнулся Николай. — Вовсе не падаешь.
— Потому что свою норму падений перевыполнил — все тело в синяках, — невесело пошутил Лева, слезая с велосипеда. — Какой-то ученый подсчитал, что на теле у человека может поместиться не более двух сотен синяков. Так что надо оставить место на завтра.
— А если места не хватит, можно каждый синяк сделать двухэтажным, — подсказал Николай.
Из-за поворота на аэродром показался велосипедист. Он быстро приближался, и мальчики узнали Гену Князева. Вот он обогнал какой-то неуклюжий грузовик, исчез в небольшой рощице и вскоре вынырнул из нее. Гена мчался, не держась за руль, а распластав руки в стороны, слегка ритмично покачивая ими. Иногда он пригибался вперед или откидывался назад, и тогда его руки вздрагивали более резко. Чем-то он напоминал Николаю парящую птицу.
— Ох и чешет, ох и чешет! — с восхищением приговаривал Лева, не отрывая взгляда от велосипедиста.
— Здорово едет, — согласился Николай.
— Ну и молодец, Генка!.. Артист… классик!..
— Хорошо едет, драчун, — говорит Николай. — Позавчера Аркашу так избил, что тот в школу не пришел.
— Хорошему велосипедисту все простить можно, — беспечно отзывается Лева.
— Уж не метишь ли и ты в «хорошие велосипедисты»?
Лева не ответил. Он выбежал на середину дороги и стал делать руками какие-то знаки подъезжавшему Гене.
Но взгляд велосипедиста устремлен мимо всего, что есть на земле, в какую-то далекую-далекую точку у самого горизонта, куда, очевидно, ведет его дорога. Лева крикнул:
— Генка, попробуй мой велосипед!
На разгоряченном ветром лице Гены отразилось изумление: где он, в какое скучное место попал, что за странное существо прыгает перед ним, на каком оно лопочет языке?
— Велосипед мой попробуй — чей лучше?
— А-а-а… можно!
Гена спрыгнул со своей машины, прислонил ее к дереву, проехал на Левином велосипеде до поворота и вернулся.
— Ну как? — нетерпеливо заглядывает ему Лева в лицо.
Гена молча подвел его машину к дереву. Рядом с нею очень неказисто выглядит велосипед Гены: краска на раме местами пообтерлась, спицы и ободья густо забрызганы засохшей грязью, а вместо педалей торчат голые тонкие стержни.
— Чей лучше? — не унимается Лева.
— Конечно, мой! — услышал он неожиданный ответ. — Каждый велосипед должен пройти испытания, прежде чем скажешь, что он хорош. Мой-то уж испытан, да еще в каких переделках! А твой? Тяжел он на ходу, гнать на нем нельзя. Так что не очень на него надейся. Пока!
И Гена взялся за руль своей машины. Сейчас он умчится. А Леве так нужно хоть однажды прокатиться по улицам города в обществе Генки! Особенно в такое время, как сейчас, когда можно всюду встретить своих ребят.
— Давай, Гвидон, вместе кататься, — предлагает он неуверенно.
— С тобой? — усмехнулся Гена. — Впрочем хорошо, мне как раз нужен ведомый. Будешь ехать за мной в пяти шагах.
— Ладно, — не раздумывая, соглашается Лева.
— Если хочешь курс науки пройти, со мной не расставайся, — продолжает Гена, — я в школу — и ты туда же, я в клуб или магазин — и ты за мной.
— Согласен.
— Только условие: не пробуй никогда меня перегонять, не терплю ухарства.
— Как же, тебя перегонишь!..
Лесть подействовала. С самым добродушным видом Гена поставил последнее условие:
— За каждое нарушение наших правил ты мне должен пачку папирос. Будешь свидетелем, — ткнул он пальцем в сторону Николая.
— Не желаю, — резко возразил Николай и взял Леву за руку. — Охота тебе, Лева, связываться с ним?
— А тебя кто спрашивает? — грубо крикнул Гена. — Завидки берут?
— Не надо ссориться, — примирительно произнес Лева. Ему очень хотелось поехать с Геной, но неловко было оставлять Николая.
— Трогаем! — тоном приказа обратился Гена к Леве. — По главной улице промчимся, как…
— …наездники, — подсказал Лева.
— Вот именно!.. И ты за нами скачи, — кивнул Гена Николаю, — верхом на палочке, ха-ха-ха!
Если до сих пор Николай кое-как сдерживал себя, то смех Гены привел его в ярость.
— Барсук! — бросил он отрывисто. — Задавака!
— Что-что? Повтори!
Опешивший сперва, Гена присвистнул, заложил руки за спину, выпятил грудь и стал медленно приближаться к Николаю.
— В зубы хочешь?
— Гляди, как бы сам не получил.
— Только попробуй!
— Нет, ты попробуй!
Этот спор мог продолжаться и час, и два, и до самой зари, если бы не вмешательство Левы. Он понимал, что Коля прав, но в то же время так важно сохранить расположение Гены, столь еще непрочное. Поэтому он сказал как можно сочувственнее:
— Гвидон, не надо обижаться на Колю, он нечаянно сказал…
Лева пытается удержать Гену, но тот силен, легко отталкивает его и начинает медленно закатывать рукава. Тогда Лева хватает за руку Николая, оттаскивает его в сторону, с укором говорит:
— И ты тоже хорош! Шутки не понимаешь, сразу ругаться!
Этим спор разрешился. Большинство приняло сторону Гены, и он был вполне удовлетворен. Отпала необходимость в аргументе силы.
— Понятно тебе? — внушительно сказал он Николаю. — В другой раз гляди.
6. Единственный ученик
Урок физики. Марфа Тимофеевна обводит учеников внимательным взглядом, проверяя, опрятно ли они одеты, причесаны ли, умыты… Возможно, она хочет выведать таким образом, кто из учеников не приготовил урока, а вместо этого провозился весь вечер с велосипедом. На всякий случай Лева отводит глаза в сторону.
— Ракитин, к доске!
«Догадалась-таки!» Протестуя в душе против очевидной несправедливости — по алфавитному списку не его очередь отвечать, — Лева долго собирался, зачем-то вынул из ранца и втиснул обратно все свои книги, стал перелистывать тетради, сам не зная, что в них ищет.
Марфа Тимофеевна нетерпеливо подгоняла Леву взглядом, и он в конце концов должен был выйти к доске.
— Расскажи, каковы свойства пара?
— Пар образуется из воды, — бодро начал Лева и запнулся. — Если воду кипятить, она превращается в пар, — попробовал он продолжать и снова запнулся.
— Что такое скрытая теплота парообразования, чему она равна?
Лева взял в руки мелок. Рука дрожала, будто поднять мелок ей было не под силу. Усилием воли Леве удалось заставить руку всползти к верхнему краю доски, чем он, несомненно, доказал свою добрую волю. Там рука и застыла.
Лева неожиданно убедился, что ничего не запомнил с прошлого урока, и должен был в этом признаться.
— К следующему уроку я выучу.
— К следующему уроку я новое задам… Самохин, — неожиданно уперся взгляд Марфы Тимофеевны в глаза Николая.
Николай с готовностью поднялся. На прошлом уроке он все отлично усвоил, дома повторил задание и теперь готов отвечать. Мысленно он уже видел новую «пятерку» в своем дневнике.
— Поможешь Ракитину выучить и этот урок, и следующий, — произнесла Марфа Тимофеевна таким тоном, будто именно он виновен в нерадивости Левы. — Ведь вы живете по соседству.
— Ну так что? — вырвалось у Николая.
Марфа Тимофеевна удивленно поглядела на него:
— Я не понимаю тебя.
Николай молчал. Не мог же он сказать, что подружился со Старым мастером и охотнее пойдет к нему, чем будет заниматься с этим Левой, что ему еще надо сколотить калитку для палисадника, да и других важных дел хватает.
— Где я время возьму? — произнес он наконец.
Учительница положила ручку, захлопнула классный журнал.
— Много ли времени на это потребуется?.. А если и так?..
— Всем помогай… Бабке помогай, Леночке помогай… и этому тоже, — проворчал Николай.
— Не бабке, а бабушке, — спокойно поправила Марфа Тимофеевна и поднялась. — Так ты полагаешь, что милость ей оказываешь?.. А чем ты своей бабушке обязан, подумай-ка!
Она словно забыла, что перед нею ребенок, и спорила с ним, как со взрослым, резко, запальчиво:
— Что ты делаешь за бабушку?.. За больными ходишь?.. Палаты в больнице убираешь?.. Ах, дома огород польешь, иногда дров наколешь! Бабушка, видишь ли, помидоры любит… А кому она за обедом лучший кусок кладет — тебе или себе? Кому чаще обновки справляет? Пять лет я ее в одной и той же кофте помню, а тебе каждый год — то новую рубашку, то ботинки… — Она умолкла как-то внезапно, улыбнулась вдруг и совсем иным тоном заключила: — Но ты ведь и сам это знаешь, понимаешь, что не так выразился?
— Понимаю, — согласился Николай.
— Ну, а если тебе некогда помогать товарищу, мы кого-нибудь другого попросим. Садись!
— Скупой барон, — шепнул кто-то Николаю в самое ухо.