Анатолий Голубев - Никто не любит Крокодила
Вскоре дорога нырнула в расщелину и завиляла так, что видимость не превышала и тридцати метров. А скорость, Роже прикинул на глазок, составляла на спусках почти шестьдесят миль в час. Да еще при таком количестве поворотов. Опыт и техника сделали свое дело. Отсепарировалось сразу три четверти новичков. Группа в двадцать человек, зацепившись за троих французов, начала уходить. Роже крикнул:
— Поднажали!
Мишель понял с полуслова: оставшаяся сзади защита отсечет погоню на равнине. Только у бельгийцев и швейцарцев еще по два гонщика. Остальные начали было тормозить, но тройка французов, наладив смену, повела в высоком темпе.
Роже подолгу шел первым.
Так же внезапно, как после старта вырвалось солнце, хлынул дождь. Роже гнал сквозь косые струи дождя, подставляя им разгоряченное лицо, совсем не думая об опасности, которую таит мокрый асфальт. Впереди между туч светился разрыв, и каждый понимал, что дождь ненадолго. И тот действительно оборвался, как старый фильм в дешевом загородном кинотеатре. Лихорадка отрыва немножко улеглась, дав возможность оглядеться.
Домашние хозяйки, свалив покупки прямо под колеса своих автомобилей, смотрели на гонку. Дети, прыгая на капотах машин, радостно визжали и махали руками. Многие бежали по лужам к шоссе из боковых проездов, от домов, скрытых в глубине зеленых массивов. Из остановленного полицией автобуса высыпали пассажиры. Один маляр, сидя на высоком кресле и бросив кисть в банку, кричал гонщикам: «Давай, парни, давай!…» Точнее и бессмысленнее этого указания трудно было придумать.
Дорога шла по долине! Время от времени над головами повисал вертолет телевизионной компании и обдавал гонщиков потоками холодного сильного ветра. Но, словно испугавшись поднятых к небу кулаков и громких проклятий, улетал прочь. Упругий бриз дул в спину, помогая держать высокую скорость.
Роже был свеж и видел, что оба его партнера готовы поддержать новую атаку. Он прикинул возможности.
«Вряд ли больше троих удержится за мной. Если только этот молодой итальянец с хорошим ходом… Потом и егo надо стряхнуть — на финише хлопот не оберешься».
Достоинством Роже — это отмечали все журналисты — считалось умение никогда не терять нить руководства. Он предпочитал править гонкой сам. Даже когда ею правили другие, не уступавшие ему по силе гонщики.
Роже атаковал зло. И действительно, только Мишель, молодой итальянец да швейцарец смогли удержаться у него на колесе. Оставшиеся было сделали попытку догнать беглецов. Но Роже удачно выбрал время — перед самым крутым подъемом. Сразу же за подъемом Роже повторил атаку. Но безуспешно.
«Смотри-ка, с этим народом, пожалуй, можно идти дальше», — удовлетворенно подумал Роже. Он оглянулся. «Техничка» под номером 13 напрашивалась на встречу. Получив разрешение комиссара, Оскар подъехал вплотную.
— Как самочувствие?
Роже молча кивнул и отвалился назад. Мишель повел тандем.
— Какой запас?
— Первые — на минуту, а «поезд» — на три. Не перенапрягись! Полегче. Гонка только начинается. Знаете, что получится, если скрестить курицу с орлом, — осторожный гонщик!
Больше говорить было не о чем, Оскар, дав газу, пулей ушел вперед. Проскочив миль пять, он остановил машину у обочины, поджидая гонщиков.
Первыми показались полицейские на мотоциклах. Затем директорская машина и четверка во главе с Роже, второй отрыв, и, наконец, уныло катящийся «поезд». Оскар прохронометрировал время.
— Что-то без энтузиазма начинают, — сказал Жаки, глядя на «поезд».
— Еще не вкатились. К третьему этапу все станет на свои места.
Теперь «техничка» французской команды шла непосредственно за лидерами, не считая машины комиссара гонки Самуэля Ивса. Оскар сам сделал молчаливый выбор, оставшись позади отрыва. Они бросили трех французов в «поезде», поскольку весь ударный кулак команды был здесь, впереди. Но если Гастон, или Жан-Клод, или Нестор прокалывались в «поезде», им грозили неприятности — по мощь можно было ждать только от общей «технички». Худой, а все-таки выход. Прокол впереди означал прямые убытки.
Жаки согласился с решением Оскара, но все же спросил:
— Может, стоит наведаться и посмотреть, что происходит сзади? Оскар кивнул:
— Чуть подождем и рискнем на пару минут…
Оскар догнал лидеров и, высунувшись из окна, крикнул Роже:
— Мы посмотрим, что сзади!
Роже с удивлением взглянул на него и пожал плечами. Оскар ушел вперед метров на триста и резко затормозил. Через минуту вновь показались гонщики.
— Засеки время, Макака…
— Уже сделал, — ответил Жаки.
Он ходил по земле, приседая и разминая затекшие ноги.
— А не пожевать ли нам? — спросил Жаки, разворачивая целлофановый пакет с вашоновскими пирожными.
Оскар не ответил. Он расстегнул куртку и пошел навстречу «поезду», показавшемуся из-за поворота. Жаки привстал на цыпочки, до ряби в глазах высматривая сине-белые с красными полосами майки французов. Они маячили где-то в хвосте «поезда».
«Сейчас он им задаст, — вздохнул Жаки, глядя, как Оскар всплеснул руками. — Отсиживаетесь сзади, субчики, вместо того чтобы работать впереди и тормозить… А-а-а! Заметили!»
Тройка французских гонщиков стала быстро пробираться в головку «поезда», и, когда поравнялась с Оскаром, все трое чинно работали впереди. Платнер только погрозил кулаком. К машине вернулся злой.
— И это в начале гонки! Нет, Макака, ты видел что-нибудь подобное?! Дрыхли, обжирались… Первый день — и не хотят работать! Невероятные лентяи! Такая бесцветная конюшня! Дали лидерам уйти и устроили себе ночлежку. Где бы ни работать, лишь бы не работать! Такое отношение молодых убьет велосипедный спорт. В наши годы мы относились к своему долгу честнее.
— Знаешь, Оскар, — Жаки видел, что тот начинает заводиться и вечером не миновать скандала, — а Роже подумывает о мировом рекорде в часовой гонке…
— Пусть сначала до финиша этой доберется. — Оскар штопором начал ввинчиваться в длинный караван машин сопровождения, коротко, но требовательно сигналя, принялся обгонять всех на большой скорости. Только у «поезда» чуть задержался. А потом погнал вперед, вслед за отрывом. Красный язык индекса спидометра лизнул отметку сто двадцать миль в час.
— Да, я знаю о его планах. — Оскар внимательно следил за дорогой, аккуратно вписывая тяжелую машину в плавные повороты. — Уже прикинул для него график. Правда, не уверен, что он ему под силу. Годика бы два назад…
— Но и Ривьера был не мальчиком, когда показал сорок семь шестьсот. Крокодил говорил, что жажда рекорда терзает его…
— Просто не знает, что с собой поделать. Впрочем, затея не безнадежная. У Крокодила хорошая техника, и если как следует отдохнет перед гонкой… Кто знает, может присоединить к своей коллекции еще один титул. Думаю, что это нужно ему скорее для себя самого… Чтобы поверить в былую силу…
Жаки грыз пирожное, другое протянул Оскару. Тот поставил «додж» за комиссарской машиной и, не глядя, сунул пирожное целиком в рот.
— Идут ничего, — то ли о пирожных, то ли о лидерах сказал Жаки. Потом пояснил: — Так, пожалуй, Крокодил на финишной прямой и задавит всех…
— Тихо, тихо: о больном ни слова…
Они одновременно поднесли пальцы к губам и рассмеялись. Гонка текла медленно и спокойно. Делать было нечего, и Оскар вдруг спросил:
— Может, соку глотнем?
Жаки ударом ножа вскрыл еще одну банку.
— А знаешь, Жаки, — вдруг сказал Оскар, — пожалуй, сейчас нет шоссейника, который был бы так же хорош на треке, как Крокодил. Я помню свою первую попытку побить рекорд. — Оскар развалился на сиденье, поставил постоянный газ и держал руль указательным пальцем левой руки. — Это было в Цюрихе. Самой страшной оказалась третья четверть часа. Болели глаза. Слезы стыли, ослепляя ресницы. От холодного ветра сводило скулы. После неудачи я три дня провалялся в постели. В том числе и день своего рождения. Мне исполнился тогда двадцать один год…
Когда Оскар говорил о молодости, его голос всегда звучал мечтательно, будто что-то недоделал в те годы, и вот если бы они вернулись…
— Брось, Оскар, с твоим здоровьем и в твоем положении жалеть о прошлом…
— Та попытка меня ничему не научила. Я был слишком молодым и горячим идиотом, чтобы научиться чему-нибудь с одного захода…
— У тебя была передача, как у Ривьеры?
— Но я загнал слишком длинные шатуны. Они-то меня и сожрали.
Еще с полчаса говорили о прошлом, вспоминая такие детали, о которых могут помнить только люди, прожившие в велосипедном мире всю жизнь, целиком, без остатка.
Гонка тем временем шла со скоростью двадцати двух миль в час. Роже чувствовал себя отлично. Он прикинул, что отрываться в одиночку не имеет смысла. Вряд ли легко отпустят, да и долго одному не проработать — начался неприятный лобовой ветер.
«Коль такой задул, лучше я останусь и посижу за спиной. В спринте вряд ли мне найдется равный. Надо лишь удачно выбрать место для атаки. Мишель работает сегодня на редкость исправно. Оскар едет молча — значит, у нас сзади тоже все в порядке. Напрасно боялся, что салажата будут плохо помогать. Хотя, пока есть силы, они могут все. Надолго ли хватит? Важно, чтобы ребята поняли: от того, как пройдем сегодняшний этап, зависит, как трудно придется завтра».
