Целестина Клячко - На поиски исчезнувшего племени
Павел принёс свою гитару и потихоньку наигрывал на ней какую-то незнакомую мелодию. Мультик тщетно пытался отыскать хоть одну таинственную цикаду, потом устал и растянулся возле меня.
Мы сидели молча, очарованные этим необыкновенным вечером.
— Ну, Валентина Львовна, как вам нравится Молдавия и наша лагерная жизнь? — прервал молчание Георгий Борисович.
— Ужасно нравится! — искренне вырвалось у меня.
— Чисто женское выражение, — усмехнулся Ростислав, — но в данном случае оправданное.
Он снял свои очки, и при меняющемся свете костра его лицо стало совсем незнакомым.
— А тебе, Лёва? — спросил Георгий Борисович, закуривая папиросу.
Лёва оторвал взгляд от костра.
— Так нравится, так всё нравится, Георгий Борисович, даже слов нет!
Георгий Борисович ласково улыбнулся мальчику, несколько секунд помолчал, потом задумчиво произнёс:
— Кто знает, может, и ты станешь археологом или историком. Кстати, друзья, пусть первый день, не принесший нам находок, вас не смущает. Таких дней у нас ещё будет немало. Мы завтра снова заложим с разных сторон городища пробные шурфы и послезавтра с рассветом уедем дальше, по намеченному в Москве маршруту. Затем вернёмся сюда надолго.
— Гэбэ и я почти уверены, что это городище славянское, — добавил Ростислав и подбросил охапку хвороста в костёр.
Костёр снова жарко запылал, сучья затрещали, и в воздух полетели красные искры. Одна из них попала на лежавшего Мультика. Запахло палёной шерстью.
— Мультик горит! — закричал Лёва, вскочил на ноги и бросился к своему другу.
Искра тут же погасла, а Мультик, не понимая, почему к нему так стремительно бросился Лёва, тоже вскочил и звонко залаял на мальчика. Лёва засмеялся и, опустившись на корточки, почесал Мультика за ухом. Пёс сразу успокоился, протяжно зевнул и снова улёгся на траву. Павел и Юра, сидя рядом, о чём-то тихо разговаривали. Володя лежал на спине и не отрываясь смотрел на ночное высокое небо. Лицо его было задумчиво.
— Георгий Борисович, расскажите что-нибудь. Вы ведь столько интересных историй знаете…
— Расскажите, расскажите, пожалуйста! — закричали мы все.
— Поздно, в другой раз, — ответил, вставая с земли, Георгий Борисович.
На успевшую забраться повыше луну налезли вдруг тёмные облака, из леса потянуло сыростью, и цикады разом замолкли.
— Быть, видно, дождю, — сказал Александр Степанович и посмотрел на небо. — Раненая нога уже с полчаса как ноет.
— Хорошо, если дождю, а не ливню — днём здорово парило, — отозвался Павел, взяв последний аккорд на своей гитаре.
— А ливни здесь тропические, как из ведра, — добавил Юра и принялся заливать догорающий костёр.
— Да, надо проверить, хорошо ли натянуты и окопаны палатки, а то затечёт снизу, — забеспокоился Георгий Борисович.
— Как вы думаете, выйдет из меня археолог? — спросил меня Лёва, когда мы уже лежали в спальных мешках.
— Не знаю, Лёвушка, сейчас ещё трудно сказать. Спи.
— Валентина Львовна, почему Ростислав иногда называет нашего начальника Гэбэ?
— Он взял начальные буквы имени и отчества Георгия Борисовича и соединил их. И получилось «Гэбэ».
— Вот здо́рово! — засмеялся Лёва. — И Володя его за глаза так зовёт. Валентина Львовна, а какая профессия лучше: археолог или капитан?
— Завтра поговорим. Спи, ради бога! Дежурный нас не добудится утром!
Частые капли дождя забарабанили вдруг по брезенту палатки. И под этот необычный аккомпанемент мы крепко заснули…
Глава шестая. Ночное происшествие
Разбудило меня рычание Мультика. Я села и прислушалась. Дождь лил по-прежнему, и ветер шумел в лесу. И в этом шуме мне вдруг послышались чьи-то тяжёлые шаги. Сердце у меня забилось. Мультик зарычал ещё громче.
— Валентина Львовна, вы не спите? Почему Мультик рычит? — услышала я шёпот Лёвы.
Я вынула из-под подушки карманный фонарик и осмотрела палатку. Мультик рычал, стоя возле выхода, шерсть на спине поднялась дыбом.
— Сама не знаю, Лёва, — только успела ответить я, как у самой палатки послышались те же тяжёлые шаги.
Мультик не выдержал и громко залаял.
— Там кто-то ходит… — с ужасом прошептал Лёва, мгновенно вылезая из спального мешка.
Ближайшая палатка, где жили ребята, стояла метрах в пятнадцати от нашей.
Если мы закричим, шум дождя и ветра помешает им услышать, но зато наш крик услышит тот, кто ходит вокруг палатки, и ему это вряд ли понравится… Что же делать?
Мои мысли прервал такой сильный толчок, что я вместе с матрацем, на котором сидела, вылетела на середину палатки. Мультик бросился ко мне. Лёва, забыв про опасность, закричал:
— Да что же это такое?
Я вскочила на ноги, путаясь в халате, в котором спала, и зажгла свечу, стоящую в бутылке на чемодане. При её желтоватом свете Лёва был белее бумаги, да и я, вероятно, была «хороша».
Снова приближаются шаги, и снова сильный толчок в палатку уже со стороны, где стоят наши сдвинутые чемоданы. С них сваливаются свеча, кружка с водой и бутылка одеколона. Стало темно.
— Ещё немного, и он обрушит на нас палатку, — еле слышно шепчет Лёва.
Я принимаю решение. Привязываю рычащего Мультика за поводок к ручке чемодана, зажигаю фонарик и беру металлический штатив от фотоаппарата.
— Лёва, ты оставайся с Мультиком здесь. Я выясню, кто это безобразничает, и вернусь, — обращаюсь я к Лёве, стараясь говорить, как будто ничего не происходит.
— Я с вами, я вас одну не отпущу! — решительно возражает мальчик, надевая зачем-то кепку.
— Слушай, Лёвка, — сказала я строго, — ты должен слушаться старших. Ты останешься здесь!
— Нет, я пойду с вами! — категорически заявил Лёва, вынимая из-под подушки свой фонарик и перочинный ножик. — Он вас может убить! Я всё равно пойду!
Я поняла, что сейчас он меня не послушает.
— Ну, тогда иди за мной и не шуми, — сказала я, направляясь к выходу.
Раздвинула брезент нашей палатки и высунула голову наружу. Потоки, к счастью, тёплого дождя мгновенно обрушились на меня и потекли за шиворот.
В сплошной тьме никого и ничего не было видно. Враг, видимо, притаился. Мы, не зажигая фонариков, ёжась от заливающего нас дождя, несколько секунд постояли, прислушались. Но, кроме шума дождя и стука отчаянно бившихся сердец, ничего не было слышно.
— Поползём по-пластунски вокруг палатки, — предложил шёпотом Лёва.
— Не поползём, а поплывём, — попыталась я ещё шутить. — Ты же видишь, что делается!
Наши босые ноги по щиколотку утопали в теплой воде.
«Может, побежать в палатку к ребятам? — мелькнуло у меня в голове, но я тут же подумала: — А что, если он рядом и, увидев, что мы бежим за помощью, накинется на нас?!»
Из нашей палатки вдруг раздался жалобный вой. Заплакал, оставшись один, Мультик.
— Этого ещё не хватало! — прошептал Лёва.
— Иди за мной, только не отставай…
Я зажгла фонарик и, сжимая в другой руке штатив, пригнувшись, стала обходить палатку. Услыхав за собой какие-то странные звуки, я обернулась. Лёва, держа в одной руке фонарик и сжимая в зубах раскрытый перочинный ножик, полз за мной, хлюпая по лужам. Хотя мне было очень страшно, я невольно улыбнулась.
Так никого и не обнаружив, мы обошли почти вокруг всей палатки, как вдруг справа, под большим деревом, сквозь косые полосы дождя я увидела темнеющую огромную фигуру.
Увидел её и Лёва и мгновенно вскочил на ноги, забрызгав меня с ног до головы.
— Не ходи дальше! — прошептала я ему.
Подняв высоко штатив и почти умирая от страха, я пошла прямо на тёмную фигуру. Лёва, у которого зубы отбивали дробь, сжимая перочинный ножик, всё же мужественно шёл рядом со мной.
Подойдя поближе, мы одновременно направили свет своих фонариков под дерево. Сквозь частую сетку дождя на нас смотрели большие печальные глаза огромной тёмно-рыжей коровы. Она, по-видимому, отбилась от стада и заблудилась в темноте. Пытаясь укрыться от проливного дождя, корова то становилась под дерево, то подходила к нашей палатке и, прижимаясь к ней, старалась проникнуть внутрь.
Мы громко расхохотались.
Корова подняла большую голову с искривлёнными рогами и с удивлением таращила на нас кроткие чёрные глаза.
— Давай отгоним её в лес, а то она обрушит нашу палатку. В лесу ей будет посуше, — сказала я.
— Давайте, если она нас не забодает, — не переставая хохотать, ответил Лёва.
Размахивая штативом и фонариками, мы отвели испуганную мокрую корову в лес и вернулись в палатку. Я отвязала завизжавшего от радости Мультика, подняла при свете фонарика одеколон и дала его Лёве.
— Немедленно оботрись и насухо вытрись, не то получишь воспаление лёгких! И немедленно спать, — завтра нас дежурный не добудится.
