Холгер Пукк - Юри
— Как вы собираетесь решить экономический вопрос? — продолжал спрашивать классный руководитель. Вдруг он улыбнулся и добавил: — Юри уже сойдёт за взрослого, особенно за столом!
— Как-нибудь справимся. — Тётя Эрна усмехнулась, выражение лица её при этом было такое, словно она хотела сказать: «О подобных пустяках можете не беспокоиться». — Обязательно разыщем отца нашего Юри. Пусть платит.
— Совершенно правильно! — одобрил учитель. — Это непременно надо сделать.
Тётя Эрна метнула в сторону Юри торжествующий взгляд.
Но тут мальчик произнёс, запинаясь от волнения:
— Этого мама… мама не хотела.
— Ха, ха, ха! — громко засмеялась Эрна Казук и махнула рукой в сторону племянника. — Я же сразу сказала тебе, что твоя мать в денежных вопросах вела себя неумно.
Юри словно бы стал даже выше ростом. Он хотел сказать что-то очень резкое и вызывающее, но спокойная рука учителя Роозма опустилась на его плечо и заставила проглотить горькие слова.
Все трое ещё некоторое время мирно беседовали. Учитель Роозма уговаривал Юри не стыдиться получать от отца деньги на жизнь, мол, это естественно и тётя совершенно права. Если мать решила отказаться от помощи отца, у неё на то были свои причины. Но у тёти этих причин нет. Да тётя и не обязана кормить и одевать Юри на свою зарплату.
Радость, с которой Юри встретил своего классного руководителя, постепенно угасла. И когда учитель Роозма, прощаясь, протянул Юри руку, мальчик ответил на её пожатие без всякой охоты.
Юри казалось, будто учитель поверил всему, что говорила тётя Эрна. Поверил, будто Юри готовит уроки за своим письменным столом. Поверил, будто Юри здесь хорошо. У мальчика создалось впечатление, словно Антон Роозма думает о его матери так же, как и тётя Эрна.
Неведомая до сих пор неприязнь к учителю закралась в сердце мальчика.
Он снял со стены ключ от подвала и поплёлся вниз по лестнице за брикетами.
5
— Нээме, покажи-и-и и нам! — визжали несколько мальчишек сразу. Их голоса были до того пронзительны, что казалось, вот-вот порвутся, как слишком сильно натянутая тетива лука.
— До-о-олго ты будешь разглядывать!
— Ай-ай, не влезайте на спину!
— Пусти-и-и по кругу!
Было ясно, такой галдёж поднялся из-за того, что в класс попал какой-то диковинный предмет, настолько диковинный, что все умирали от любопытства. Точнее говоря, умирали те, кто ещё не успел стать пионером. А пионеры во время вчерашнего похода уже не только разглядели во всех подробностях, но и подержали в руках эту невидаль — гигантский зуб доисторического чудовища!
Откуда же он взялся?
Во время очередного привала Нээме отправился на разведку в находившийся поблизости карьер — там добывали гравий. В самом глубоком месте лопаты рабочих обнажили слой чёрного торфа. Тут-то Нээме и попалась на глаза странная жёлтая кость. Расковыряв пальцем торф, мальчик в конце концов извлёк находку на поверхность.
Сегодня на первой переменке учитель Роозма весьма определённо заявил, что это зуб мамонта. А в таких вопросах Роозма не ошибается. Во-первых, он по специальности биолог, во-вторых, по его словам, он видел точно такой же зуб в ленинградском музее.
Толкотня вокруг находки не уменьшалась. Кто видел зуб один раз, у того вскоре возникало желание посмотреть на него вторично. По зубу старались определить, какой величины могла быть голова мамонта. А по голове пытались представить себе животное в целом.
Кто пробовал перочинным ножиком прочность эмали. Кто в обмен на любую вещь пытался выклянчить зуб у Нээме.
И Юри тоже разок взглянул на зуб и тоже постучал по нему черенком ножа, оценивая качество находки. Сделал он это первым, ведь Юри был соседом Нээме по парте.
А сейчас Юри сидел на краешке подоконника, так как его парта до последнего квадратного сантиметра была занята любознательными зрителями.
За окном частый дождик мыл проклюнувшуюся траву и ярко-зелёные листики; асфальт блестел. Автомобильные шины оставляли на нём зигзагообразные узоры; узоры спустя несколько мгновений вновь расплывались по мокрой поверхности асфальта. Мимо прошли девочки из соседней школы — три под одним зонтом. Не их ли звонкий смех выманил из-за туч солнышко?! Дождь прекратился внезапно, словно кто-то одним движением руки закрыл водопроводный кран.
Юри выковырял из подоконника кусочек замазки и кинул его на улицу. Сразу же перед окном школы опустилась целая стая голубей. Склоня головки набок, птицы убедились, что одурачены, и разочарованно отошли в сторону.
— Чего ты здесь делаешь? — Вирве подпрыгнула и уселась на подоконник рядом с Юри. — Разрушаешь школьное здание?
Девочка махнула рукой на голубей:
— Кыш!
И когда птицы, тяжело взмахивая крыльями, вновь поднялись на крышу дома, стоящего напротив школы, Вирве наклонилась совсем близко к Юри и спросила:
— Ну, ходил на кладбище?
— Ходил.
О чём спросить, что сказать дальше, она уже не знала. Все слова казались неуместными и ненужными.
— Ну, как там… в порядке?.. — чуть слышно пробормотала Вирве. Девочка вряд ли сумела бы сейчас и сама объяснить, к чему именно относился её вопрос.
— Нет, не в порядке! — быстро ответил Юри и швырнул выковырнутый из подоконника кусочек замазки далеко на середину улицы. — Цветы завяли. Тётя говорит, что позже, может быть, приведём в порядок… И крест поставим. А к чему крест?!
— А ты сам разве не сможешь украсить?
Юри беспомощно пожал плечами.
— Я не умею. Не знаю, как этот дёрн и цветы, и…
Вдруг кто-то крикнул с порога класса:
— Юри! К Большому Тыллу! В учительскую!
Не дождавшись ответа Вирве, Юри соскочил с подоконника и побежал в коридор.
Антон Роозма сидел в учительской на диване и что-то записывал в блокнот.
— Садись сюда, рядом со мною, — пригласил он, хлопнув по красному клетчатому дивану и продолжая писать.
Юри осторожно сел, словно боялся, что диван не выдержит тяжести двух человек.
Наконец Роозма спрятал блокнот в нагрудный карман и снял очки. У него были очень светлые глаза. От них к вискам, словно лучики, бежали морщинки. На ровной переносице виднелось маленькое красное пятнышко. Небось от очков.
Взгляд учителя был дружелюбным, но испытующим.
— Скажи мне, Юри, отчего ты перед моим приходом к твоей тёте плакал? — спросил учитель без предисловий.
Юри вздрогнул, но промолчал.
— Ну хорошо. А что ты хотел сказать, когда зашёл разговор о письменном столе?
Юри опять промолчал. Ему казалось, что ответь он правду, это покажется жалобой. Жалобой на тётю Эрну, которая всё-таки взяла его в свой дом и кормит. К тому же вдруг учитель и теперь скажет, что тётя права.
— Ты что, Юри, не хочешь отвечать?
Мальчик помотал головой.
— Тебе нравится у тёти?
— Нравится.
— Вы ладите между собою?
— Да.
Воспитатель задал ещё несколько вопросов, но вызвать Юри на откровенный разговор ему так и не удалось.
После окончания уроков Юри немедля отправился домой — тётя велела ему поторопиться. Она хотела, прежде чем уйти на работу в вечернюю смену, кое о чём переговорить с мальчиком.
Когда Юри вошёл в прихожую, ему в нос ударил удушливый запах кухни. Это тётя варила гороховый суп, жарила свинину и, кажется, опять пекла блины.
Юри глотнул набежавшую слюну: сегодня в школе он ничего не ел.
Деньги у него кончились, а спросить у тёти Эрны ещё он не решался. Ведь только вчера был разговор о том, что денег мало.
— Ну! Мыть руки — и за стол! — весёлым голосом скомандовала тётя из кухни.
Обед показался Юри очень вкусным.
— Гляди-ка, полная тарелка супа исчезла моментально, словно её выплеснули на раскалённый камень, — пошутила тётя, наливая племяннику вторую порцию.
Когда ели блины, тётя Эрна, словно бы между прочим, сказала:
— У меня есть к тебе маленькая просьба.
Рот его был набит едой, и потому Юри в знак согласия молча кивнул.
— Ты знаешь, где находится молочный комбинат?
— Знаю.
— Вот и прекрасно. Сегодня вечером приходи туда точно в половине одиннадцатого. К задним воротам. Они напротив стадиона. Помнишь?
— Конечно, помню. Выкрашены красной краской.
— Правильно, красной. Прихвати с собою мою серую хозяйственную сумку. Я подам тебе из-под ворот пачку масла. Ты положишь её в сумку и отнесёшь домой.
Тётя отрезала новый кусочек блина с вареньем и сунула себе в рот. На её лице не было заметно ни малейшего волнения, словно она говорила о самой обыденной вещи. Ну, скажем, попросила Юри сходить в магазин.
— Ка-ак?! — воскликнул Юри и в испуге уставился на тётку. В этом восклицании был выражен весь охвативший его ужас. И тётя Эрна всё поняла, но спокойно дожевала блин и, лишь намазывая варенье на новый кусок, произнесла тоном, не терпящим никаких возражений:
